Степи Евразии в эпоху средневековья
Шрифт:
Памятники культуры чаатас относятся ко времени от начала VI и до середины IX в. Такие хронологические рамки определяются концом предшествующей таштыкской эпохи (камешковский этап IV–V вв.), и весьма своеобразными курганами тюхтятской культуры, относящейся к середине IX–X в.
Памятники культуры чаатас подразделяются нами на два этапа: утинский (VI–VII вв.) и копёнский (VIII — первая половина IX вв.). Ранние чаатасы утинского этапа расположены непременно на местах старых таштыкских могильников. Очевидно, люди, их сооружавшие, прекрасно осознавали свое кровное родство с населением предшествующей эпохи.
Устройство курганов ранних чаатасов свидетельствует о сохранении черт погребальной обрядности позднеташтыкского времени. Особенно сходны между собой рядовые курганы. И те и другие имеют кубические ямы с трупосожжениями и квадратные
В инвентаре ранних чаатасов также заметны пережиточные таштыкские черты. Сохраняются, например, сходные амулеты в виде лошадок или парных конских головок, вырезанные из бронзовых или серебряных пластинок (рис. 28, 48–51). Коленчатые кинжалы (рис. 28, 27, 28) восходят к железным таштыкским коленчатым ножам [Кызласов Л.Р., 1960а, рис. 31, 6, 7; 32; 48; 51; 7; 52]. К таштыкским же восходят и формы некоторых глиняных лепных сосудов: кубковидных на полых поддонах (рис. 28, 24), острореберных, округлодонных, баночных с налепами по венчику, «закрытых» банок и сосудов с прямой шейкой (рис. 28, 15–17, 20, 24, 26). Изредка на лепных сосудах встречается точковый орнамент, сохранивший таштыкские черты и в технике нанесения, и в композиции свисающих лопастных узоров (рис. 28, 4, 6). От таштыкско-шурмакских местных серпов, мотыжек и сошников [Кызласов Л.Р., 1958, табл. III, 131; 1960а, рис. 62] происходят некоторые типы тесел, серпов и сошников VI–VII вв. (рис. 28, 35, 42, 43). В кладке одного из курганов Сырского чаатаса обнаружена заготовка жернова (рис. 28, 45) (см. Кызласов Л.Р., 1955, рис. 38, 13), а на Тепсейском чаатасе под одной насыпью найдены серп и сошник.
Остальные формы сосудов и предметов специфичны уже для ранних чаатасов. В могилах VI в. появляются характерные, сделанные ленточным способом на гончарном круге так называемые кыргызские вазы. Это узкогорлые сосуды, предназначенные для хранения легко испаряющихся, очевидно опьяняющих, напитков. Изготовлялись они из серой аморфной тонкоотмученной глины, приготовленной особым способом, вероятно с примесью железистых илов. Черепок их крепок, звонок и похож по тесту на черепицу. Вазы имеют на дне квадратный отпечаток шипа гончарного круга, а на отогнутом венчике — нередко кольцевой желобок для плотного закрытия крышкой. Часто это стройные яйцевидные сосуды, но некоторые из них — низкие, шаровидные, иногда кругло- или уплощеннодонные (рис. 28, 8, 10–13).
Все вазы украшены различными ленточными, спиральными или листовидными узорами, нанесенными прокаткой цилиндрического штампа, в свою очередь покрытого ленточками, оставляющими елочный или пунктирный узор. На плечиках ваз и некоторых других сосудов встречаются тамги владельцев, оттиснутые мастером по сырой глине до обжига (рис. 28, 9)[Евтюхова Л.А., 1948, с. 92–94]. Часть сосудов сделана на ручном гончарном круге. Есть и лепные подражания вазам (рис. 28, 3–5).
На ручном гончарном круге изготовлялись и некоторые другие категории крупных тарных сосудов, типа горшков и высоких широкогорлых макитр (рис. 28, 6, 7). Более мелкие сосудики — лепные, нередко наспех сформованные из грубого теста, очевидно специально для погребального обряда. Среди них особенно характерны так называемые баночные сосуды «типа чаатас» (мелкие или средние по размерам; рис. 28, 18, 19, 22). Некоторые из них имеют на венчиках по три-четыре налепа (рис. 28, 1, 21). Редкой формой является горшок с квадратным горлом (рис. 28, 2). Встречаются и берестяные туески (рис. 28, 14), иногда украшенные рисунками.
К орудиям труда этого времени, кроме вышеуказанных черешковых серпов и жерновов, относятся втульчатые серпы и косы-горбуши, сошники от деревянных местных плугов (рис. 28, 40–45), а также части весьма совершенных импортных плугов с чугунными лемехами и отвалами, на одном из которых написано, что он изготовлен в V в. (рис. 28, 38, 39) [см.: Киселев С.В., 1951, с. 570].
Среди предметов конского снаряжения изредка встречаются двусоставные кольчатые удила и стремена (рис. 28, 36, 37, 46, 47). Среди последних два типа (с петлей на шейке и с восьмеркообразным завершением — рис. 28, 36, 37) получили широкое распространение в VI–X вв. Третий тип, с узким подножьем и пластинчатой дужкой для путлища (рис. 28, 47), восходит к ранним формам стремян IV–V вв., но в Южной Сибири существовал и в VI–VII вв.
Из предметов вооружения, кроме черешковых ножей, встречаются коленчатые кинжалы (рис. 28, 27, 28), аналогичные изображенным на древнетюркских каменных изваяниях VI — начала VIII в. [Евтюхова Л.А., 1952, рис. 12; 68]. В одном случае в могиле обнаружен небольшой берестяной колчан с расширяющимся вверх карманом и обугленными древками стрел (рис. 28, 30), с которых были удалены железные наконечники [Кызласов Л.Р., 1955, рис. 38, 7). Последние выделяются типологически из числа случайных находок. Это трехлопастные упоровые наконечники, иногда с круглыми отверстиями в лопастях (рис. 28, 31, 32).
Золотой наконечник ремня с перегородчатой инкрустацией (Перещепинский клад. Полтавская область).
Золотой браслет VII в. с изумрудом (Перещепинский клад, Полтавская область).
Печенежский глиняный сосуд X в. с ручкой в виде изогнутых бараньих рогов (городище Саркел — Белая Вежа, Ростовская область).
Серебряные с чернью бляхи конского оголовья из кочевнического погребения X в., раскопанного в 1971 г. А.И. Куйбышевым в Херсонской области.
При трупосожжениях встречены пряжки: бронзовые с подвижным щитком и железные рамчатые (рис. 28, 33, 34). К сожалению, из-за разграбленности и небольшого числа раскопанных могил материальная культура ранних чаатасов еще мало известна.
Памятники копёнского этапа культуры чаатас (VIII — первая половина IX в.) изучены значительно лучше. В особенности многочисленны материалы, полученные при раскопках Ташебинского, Копёнского и Уйбатского чаатасов, а также 1-го Капчальского могильника [Евтюхова Л.А., Киселев С.В., 1940; Евтюхова Л.А., 1948; Левашева В.П., 1952; Heikel А.О., 1912]. Над могилами продолжали воздвигать наземные подквадратные в плане сооружения, огражденные вокруг вертикально вкопанными плитами и рядовые без менгиров (рис. 28, Д, Е). Около мавзолеев знати с юго-восточной стороны ставили стелы с эпитафиями, вырезанными знаками енисейской тюркоязычной письменности (рис. 28, 1) [Heikel А.О., 1912; Кызласов Л.Р., 1960в]. К сожалению, большинство стел с эпитафиями были свезены в конце XIX — начале XX в. в Минусинский музей. Курганы, у которых они стояли, остались не исследованными [Малов С.Е., 1952; Ядринцев Н.М., 1885].