Степи Евразии в эпоху средневековья

Плетнева Светлана Александровна

В погребениях, как правило, отсутствуют характерные коленчатые ножи уйбатского типа [Евтюхова Л.А., 1948, рис. 30]. Однако наличие изображений таких ножей на каменной скульптуре (рис. 23, 3, 4) [Евтюхова Л.А., 1952, рис. 12, 19; Грач А.Д., 1961, табл. 1, 5, 19] позволяет предполагать их широкое распространение у тюрок Тувы и Минусинской котловины. На Алтае этих ножей нет ни в погребениях, ни на скульптуре. Примечательно также незначительное количество в могилах Саяно-Алтая сабель и мечей [Гаврилова А.А., 1965, с. 29], которые часто изображались па древнетюркских каменных изваяниях и в живописи с фигурами тюрок (рис. 23, 1, 2, 4, 9, 16, 17; 22, 1, 3, 4, 6, 8-10). Прямые палаши и мечи известны в комплексах этого времени с территории Казахстана (рис. 20, 29, 30) [Семенов Л.Ф., 1930, с. 82; Арсланова Ф.X., 1963а, табл. II, 6].

Предметы конского снаряжения, принадлежащие к

наиболее частым находкам, демонстрируют развитие форм предшествующего периода. В наиболее ранних комплексах VII–VIII вв. представлены однокольчатые удила со стержневыми прямыми роговыми и железными псалиями с отогнутым концом (рис. 19, 69, 70), напоминающие удила VI–VII вв. (рис. 19, 16, 17). В отличие от последних для прикрепления ремней оголовья у них приделаны железные скобы, вставленные в отверстия псалий. В поздних комплексах VII–VIII вв. и особенно в VIII–IX вв. распространяются удила с S-овидными псалиями (рис. 19, 101) и двукольчатые удила с разделенными кольцами — большого внутреннего для стержневого псалия и малого внешнего для кольца от ремня повода (рис. 19, 99). Удила двукольчатые с S-овидными псалиями были особенно широко распространены в IX–X вв. В VIII–IX вв. появляются удила с кольчатыми псалиями, по терминологии А.А. Гавриловой, курайского типа [Гаврилова А.А., 1965, с. 80–81, рис. 15, 2, 3], у которых для повода выкованы дополнительные кольца или 8-видные петли (рис. 19, 100). В VIII–IX вв. удила этого типа распространяются по широкой территории и известны на Алтае, в Минусинской котловине [Левашова В.П., 1952, рис. 5, 44], в Туве [Гаврилова А.А., 1965, рис. 15, 2], в лесостепи Приобья, в Средней Азии (рис. 20, 43). Они являются как бы исходной формой удил с кольцевыми псалиями позднесросткинского типа IX–X вв. (рис. 27, 21), без дополнительных колец или петель для крепления повода.

В VII–VIII и в VIII–IX вв. продолжали использовать костяные пряжечки с неподвижным язычком для чумбура (рис. 19, 105).

Стремена VII–VIII вв. близки кудыргинским — они 8-видные и с прямоугольной петлей на шейке (рис. 19, 71, 72).

В VIII–IX вв. распространяются стремена с высокой лопатковидной пластиной для ушка, а петля у восьмерковидных стремян становится более низкой, приближающейся по форме к приплюснутой сверху петле стремян IX–X вв. (рис. 19, 72, 102). Седельные луки иногда украшались орнаментированными костяными накладками и кантами (рис. 19, 80).

Подпружные пряжки были костяные и железные. Роговые подпружные пряжки VII–VIII вв. близки кудыргинским, имеют округлую головку и отличаются массивностью (рис. 19, 73, 74). В VII–VIII вв. появляются железные пряжки с язычком на вертлюге (рис. 19, 75), которые продолжали широко использоваться в VIII–X вв.

В VIII–IX вв. распространяются подвесные и накладные сердцевидные бляхи [Савинов Д.Г., 1973б, табл. 1, 21–23], тройники для перекрестия ремней (рис. 19, 111), прямоугольные, сердцевидные и овальные декоративные бляшки с рельефным краем (рис. 19, 108, 110, 112). Применялись также костяные застежки для пут и сбруи (рис. 19, 66, 67), известные в памятниках VI–VII вв.

В конце VII–VIII вв. начинают употребляться пояса с бляхами-оправами для подвесных ремней (рис. 19, 77, 81, 83; 22, 11–15, 18–21). Прорезы в ремне окантовывались бляхами, которые для более прочного соединения с ремнем имели на оборотной стороне иногда пластины. Подвесные ремешки продергивались в отверстие в ремне и бляхе концом с узким наконечником и закреплялись от выпадания обоймой (рис. 23, 15, 21). Пояс застегивался пряжкой, находящейся справа или слева (рис. 19, 114; 22). Помимо блях-оправ, пояса отделывались декоративными бляхами, среди которых для VIII–IX вв. характерны бляхи типа лунниц (рис. 19, 82), подпрямоугольные, сердцевидные и овальные с фигурным краем (рис. 19, 108, 110, 112). Верхний край блях-оправ имел прямоугольную или округлую форму (рис. 19, 77, 81, 83). Как и в VI–VII вв., в VII–VIII вв. в поясных наборах преобладают гладкие (без орнамента) бляхи. В VIII–IX вв. широко распространяются пояса с бляхами, украшенными растительным узором (рис. 19, 113, 114; 22, 21), получившим максимальное развитие в IX–X вв. В VIII–IX вв. пояса украшаются также подвесными лировидными бляхами с округлыми и сердцевидными прорезями (рис. 19, 115; 22, 13, 15, 21, 23). Поздние образцы этих блях продолжали использоваться до IX–X вв. [Кызласов Л.Р., 1969, табл. III, 32).

В погребениях находятся обычно фрагменты поясов в виде отдельных бляшек и пряжек. Только в богатых могилах встречаются целые пояса,

с полным набором блях, обоймочек и пряжкой. Пояса встречаются, как правило, в мужских погребениях и только редко — в женских. Пояс был непременной принадлежностью воина, знаком его воинской славы. Наконечник пояса из кургана 1 могильника Курай IV имел на обороте орхонскую надпись, гласящую: «Хозяина [господина] Ак-Кюна… кушак» [Киселев С.В., 1951, с. 536] (рис. 23, 21). На подвесных ремешках к поясам подвешивались палаши, сабли, ножи, а также мешочки или маленькие сумочки с мелкими предметами — огнивом, оселком, оберегами (нередко в виде зубов человека) и пр. Изображение этих аксессуаров дано на каменных скульптурах, ставившихся в VII–VIII вв. около поминальных оградок. В VIII–IX вв. оградки перестали сооружать, статуи начали воздвигать отдельно (без оградок и балбалов). Изображение оружия на этих поздних одиноких изваяниях обычно отсутствует [Кызласов Л.Р., 1969, с. 82].

В женских и детских погребениях изредка встречаются грубые лепные плоскодонные горшки, украшенные ямками по шейке и резными линиями по тулову (рис. 19, 85). Богатые мужские погребения VIII–IX вв. сопровождаются характерными серебряными высокими кубками с зауженными горлами, на поддонах и с небольшой круглой боковой ручкой (рис. 19, 118). В быту использовалась деревянная посуда. Деревянные блюда и сосуды найдены при мужских захоронениях в Туве и Киргизии (рис. 20, 53) [Вайнштейн С.И., 1966а, табл. I, 1, 6; IV, 8; V, 1; Зяблин Л.П., 1959, рис. 3, 1], где дерево хорошо сохраняется. Для приготовления пищи использовали железные котлы, изредка находимые в могилах (рис. 19, 119).

Детали одежды представлены остатками шелковых, шерстяных тканей и войлока, а также кожи от обуви. Тюрки носили халаты и кафтаны, застегивающиеся на левую сторону. В Бобровском могильнике в Восточном Казахстане сохранились остатки короткополого кафтана с кожаными нагрудниками и длиннополого халата из импортной шелковой ткани [Арсланова Ф.X., 1968, рис. 166].

Из украшений наиболее характерными являются серьги, находимые при погребенных обоего пола, и немногочисленные бусы. В VII–VIII вв. были распространены кольчатые серьги с полым шариком на шпеньке вверху и с раструбом на стержне внизу (рис. 19, 86, 87), существовавшие до середины IX в. и имеющие аналогии в памятниках салтовской культуры [Плетнева С.А., 1967, рис. 36]. Серьги этого типа изображены на каменных изваяниях Тувы [Евтюхова Л.А., 1952, рис. 18; 62; с. 105, 106]. В VIII–IX вв. бытовал усложненный вариант кольчатых серег этого типа с подвеской из спаянных колечек и шариков (Черби, Джаргаланты) [Вайнштейн С.И., 1958, табл. IV, 134; Евтюхова Л.А., 1957, рис. 4, 2]. Тогда же были распространены серьги в виде простого несомкнутого кольца из золота, серебра и бронзы (рис. 19, 117), которые продолжали использоваться в IX–X вв. К предметам туалета относятся костяные гребни, встречающиеся иногда в погребениях, а также китайские зеркала и их фрагменты, которые, как и шелк, тюрки получали в виде дани и торгового обмена [Евтюхова Л.А., Киселев С.В., 1941, рис. 34; Евтюхова Л.А., 1957, рис. 3; 4, 1]. К предметам, полученным в результате торговли или военной добычи, относились и бусы, изготовленные из цветного стекла, сердолика, а также раковин каури [Евтюхова Л.А., Киселев С.В., 1941, рис. 29; 31; Евтюхова Л.А., 1957, рис. 4, 5-10].

Основу хозяйства тюрок составляло кочевое скотоводство. В небольших размерах существовало земледелие. В могильнике Кокэль обнаружены зерна проса [Вайнштейн С.И., 1966а, с. 302]. В Туве и на Алтае открыты каналы оросительных систем для орошения посевов в засушливых участках степи [Киселев С.В., 1951, с. 495, 496]. Помол зерна производился на ручных жерновах (рис. 19, 97). Тюрки-тугю были известны как искусные металлурги. В Туве и на Алтае открыты остатки металлургических горнов для выплавки металла. В Туве также обнаружены дороги по перевозке руды от рудников до мест выплавки. Большое развитие получила металлургия в Центральном Казахстане [Маргулан А.X., 1973, с. 33]. Высокого совершенства достигли производства по обработке продуктов животноводства — шкур, кож, шерсти, изготовление войлока и пр. Развитие производства и торговли вело к появлению денежного обращения.

Монеты в тюркских курганах VII–VIII и VIII–IX вв. встречаются редко. Монета с девизом Кай-Юань (713–741 гг.) встречена в кургане, датирующемся по инвентарю VIII–IX вв. [Грач А.Д., 1966, с. 96, рис. 22]. Этого же девиза монета найдена в кургане-кенотафе, наиболее вероятная дата которого около IX в. [Грач А.Д., 19606, рис. 7, 8]. Семь танских монет находилось в погребении Джаргаланты в Монголии [Евтюхова Л.А., 1957, с. 212, рис. 8]. В этом же кургане найдена китайская лаковая чашечка. Малочисленность находок монет говорит, вероятно, о начальном этапе денежного обращения у тюрок в это время с использованием привозной иностранной монеты. Возникновением денежного обращения обусловлено, очевидно, появление на монетах тюркских рунических надписей, содержание которых связано с денежным номиналом данной монеты [Щербак А.М., 1960, с. 139–141]. В то же время часть монет использовалась не по прямому назначению, а в качестве амулетов владельца, на что указывают благожелательные рунические надписи на них [Кляшторный С.Г., 1973б, с. 334–338].