Степи Евразии в эпоху средневековья
Шрифт:
Иногда вплотную около стенок «мавзолеев» или между вертикальными менгирами, в ямах, укрытых плитами, хоронили маленьких детей. Появляются дополнительные погребения взрослых, сжигавшихся на стороне. Их кости вместе с сопровождающим инвентарем ссыпались в небольшие и неглубокие ямки, вырытые в полах больших курганов, и покрывались плитками. Появились и ямки-тайники, в которые укладывались только вещи. Это своеобразные ритуальные «клады».
В VIII–IX вв. по краям чаатасов и между цепочками основных курганов сооружались сопутствующие погребения под округлыми каменными насыпями. Здесь в ямах обнаруживают погребения взрослых по обряду трупоположения или трупоположения с конем. Это захоронения слуг, союзников или клиентов, относящихся к другим, не древнехакасским этническим группам (рис. 28, Ж).
В основных древнехакасских курганах в кубических или подпрямоугольных могильных ямах, стенки которых по-прежнему обставлялись вертикальными столбиками, вместе с кучками пережженных костей человека, укладывалась мясная пища. Питье, жидкая или полужидкая пища размещались
К этому же времени относятся находки разнообразных земледельческих орудий и их частей: чугунных втульчатых лемехов и отвальных досок плугов (привозных или же изготовлявшихся на месте — рис. 28, 14, 28), сошников и оковок лопат, серпов и кос-горбуш (рис. 28, 25, 27), а также парных жерновов ручных мельниц (рис. 28, 26; Евтюхова Л.А., 1948, с. 80–85).
В могилах находят многочисленные детали конского снаряжения, оставшиеся от седел и уздечек, обычно возлагавшихся на костер при сожжении умершего. Это разнообразной формы железные стремена с петлей на шейке (рис. 28, 2–4), а также с восьмеркообразным завершением (рис. 28, 5). Некоторые из них имели прорезное подножие. Среди стремян встречаются высокохудожественные местные изделия, украшенные инкрустациями или аппликациями из меди и серебра, воспроизводящими цветы, растительные побеги (рис. 28, 4) или порхающих птиц. Такой же инкрустацией украшались удила и псалии из могил знати [Евтюхова Л.А., 1948, рис. 23; 102; Левашева В.П., 1952, рис. 1, 8, 9, 40; Heikel А.О., 1912]. Удила выковывались двусоставные с двойными перевитыми кольцами и третьим подвижным кольцом для повода (рис. 28, 19). Псалии их были S-овидными. Концы их нередко заканчивались внизу «сапожком» и вверху — «шишечками» или даже скульптурными головками баранов и оленей. Все они имеют петли различной формы (рис. 28, 19–22). Появились удила с перекрученными грызлами (рис. 28, 17). Некоторые стремена и удила с псалиями отливались из бронзы. Седла были высокими, с передними луками арочной формы, правильно реконструированные исследователями Копёнского чаатаса. Это удалось сделать благодаря находкам двух наборов бронзовых скульптурных рельефов, воспроизводящих сцены охоты всадников на различных диких животных. Сцены дополнены бронзовыми стилизованными воспроизведениями гор, поросших лесом, и летящих облаков [Евтюхова Л.А., Киселев С.В., 1940, рис. 54; Евтюхова Л.А., 1948, рис. 80; 87; 88; Киселев С.В., 1951, табл. LVIII, 1, 2]. От седел в могилах еще сохранились железные подпружные пряжки (рис. 28, 34).
К украшениям конской сбруи относятся подвесные бронзовые шлейные бляхи (рис. 28, 29, 32), среди которых имеются фигурные подвески с изображениями зверей (рис. 28, 30, 31), а также бронзовые пряжки, бубенчики, ворворки для кистей (рис. 28, 18, 33, 37) и др. Впервые появляются бронзовые бляхи-тройчатки, закрепляющие перекрестия ремней (рис. 28, 59). Разнообразные пряжки и бляшки украшали уздечные наборы (рис. 28, 35, 43, 45, 47, 49, 51, 53).
Из-за обряда трупосожжений от одежд людей сохраняются лишь золотые и серебряные бляшки, наконечники и пряжки наборных поясов (рис. 28, 36, 42, 44, 46, 48, 50, 52, 54–58, 60–67), среди которых многие являются образцами тонкой высокохудожественной ювелирной работы. Они нередко украшены не только растительными узорами, но и изображениями фениксов, уток, рыб, петухов, фантастических драконов, а в одном случае изображен лев, терзающий барана (рис. 28, 48, 52, 55, 57, 63). Подвесками таких поясов являлись фигурные «лировидные» бляхи (рис. 28, 67).
В могилах знати находят золотые браслеты, пуговицы, серьги с подвесками (рис. 28, 38–40), а также серебряные воспроизведения цветов — аппликаций по металлу.
В нескольких могилах встречены деревянные статуэтки стоящих баранов, головы и шеи которых обложены листовым золотом, а туловища — серебряными или медными обкладками, сохраняющими форму самой скульптуры (рис. 28, 41). Фигурки баранов созданы весьма реалистично, в древней традиции, восходящей к таштыкской эпохе. В таштыкских склепах обнаружено много деревянных фигурок баранов, оклеенных плющеным золотом. Описанные фигурки являются свидетельством того, что малая пластика имела место как в быту, так и в погребальном обряде древних хакасов в эпоху чаатасов. К сожалению, из-за ограбления мавзолеев знати до нас дошли далеко не полные, отрывочные данные о действительном богатстве тех высокохудожественных памятников скульптурного, ювелирного и прикладного искусства, которые изготовлялись на Енисее в VIII–IX вв. [Евтюхова Л.А., 1948, рис. 28; 104; 105; Левашева В.П., 1952, рис. 1, 3, 4].
На рубеже IX в. в средневековой Хакасии появляются монументальные архитектурные сооружения, которые открыты в самые последние годы (Кызласов Л.Р., 1972; 1974; 1975; Кызласов Л.Р., Кызласов И.Л., 1973). В котловине Copra, на р. Пююрсух, на станции Ербинская, обнаружены остатки деревянного городка, посредине которого возвышался внушительный храм-дворец (рис. 28, Г). Массивные сырцовые стены были сооружены на огромном прямоугольном каменном стилобате (41x32,5 м.). Эта платформа, вытянутая с востока на запад, имела высоту около 1,7 м. Она была воздвигнута из пяти-шести слоев больших гранитных валунов, уложенных в глиняный раствор, и обмазана жидкой глиной, смешанной со щебнем. Стены здания (толщиной 2–2,4 м.) возведены в 1,6–2,4 м. от краев платформы. Они сохранились на высоту около 2 м. и первоначально достигали 3 м. Стены образовывали прямоугольник (37,5x28,5 м.), ориентированный по странам света. Сооружены они в основном из кирпича размером 48x24x10 см. Внутренняя площадь здания (33x24 м.) составляет около 800 м2. От перекрытых плоской кровлей внутренних помещений типа галерей остались обгоревшие бревна, балки, резные деревянные колонны с овальными капителями. Изнутри стены, доски потолков и колонны были оштукатурены и побелены. Северная и южная стены имели низкие алтарные пьедесталы, сложенные из сырца. От декора сохранились цветы-аппликации, вырезанные из коры. Над центральным залом в потолке находился световой люк. В восточной стене расчищен вход, к которому поднимался пологий пандус, сооруженный из валунов. Он также обмазан глиной со щебнем. Широкий дверной проем (2,45 м.) имел два порога и две двустворчатые двери. Одна из них открывалась наружу, а другая внутрь помещения. Очевидно, парадный вход предназначался для одновременного прохождения многих людей. Другой, малый вход (его проем 1,9 м. вверху и 1,28 м. внизу), предназначенный для избранных, находился в северной стене, вблизи северо-восточного угла. Он также имел две двери, разделенные тамбуром.
Строительные материалы и архитектурные приемы позволяют заключить, что ербинское монументальное здание воздвигнуто строителями, принадлежавшими к школе западного среднеазиатского и центральноазиатского, а не дальневосточного зодчества. Планировка здания подтверждает, что оно предназначено для торжественных общественных сборов, вероятно, как светского, так и духовного характера. Особенности планировки храма-дворца позволяют предполагать его манихейскую принадлежность. Это согласуется с письменными данными (рис. 28, Г).
Таким образом, в котловине Copra обнаружен, скорее всего, древнехакасский храмовый город. Храм-дворец содержался в большой чистоте, в нем, кроме железных костылей, скоб и вышеотмеченного декора, обнаружены немногочисленные остатки последнего периода обитания людей в здании. Это обломки двух костяных свистулек от стрел и черепки глиняных сосудов. Среди последних — боковинка «кыргызской» вазы с характерным пунктирным орнаментом и сквозным отверстием, а также обломки баночных сосудов с насеченным венчиком и слабо прочерченным орнаментом в виде свисающих треугольников и отверстий на шейке. Подобная посуда характерна для самого конца культуры чаатас и для последующего времени. Вероятно, ербинский храм-дворец еще какое-то время существовал и во второй половине IX–X в.
Из других монументальных архитектурных сооружений к этому периоду относится прямоугольная крепость-город в с. Шушенском, на правом берегу Енисея. Она имела глинобитные стены и глубокие рвы вокруг них. Периметр стен — около 800 м. Стены были ориентированы по странам света, а ворота, ведущие в крепость, находились близ северо-западного угла. Всеми этими особенностями укрепление напоминает прежде всего города-крепости VIII–IX вв., сооруженные уйгурами в Туве [Кызласов Л.Р., 1969, с. 59–63]. Можно предположить, что в начале войны с последними древние хакасы, чтобы обезопасить свои южные границы, построили крепость. Для ее сооружения они, скорее всего, использовали взятых в плен уйгур. К сожалению, этот интереснейший памятник, зафиксированный П.С. Палласом в 1772 г. [Паллас П.С., 1788, с. 546], в настоящее время застроен селом и погиб для изучения.