Степи Евразии в эпоху средневековья

Плетнева Светлана Александровна

Оградки сооружались из каменных плит, установленных на ребро, в неглубоких канавках. Размеры оградок варьируются от 0,8x0,8 до 5x5 м. В единичных случаях размеры оградок достигают 9,55x8,5 м., но наиболее часто величина их 2x2 или 3x3 м. при высоте плит 0,1–0,3 м. до 0,5 м. Внутри квадрата или прямоугольника из плит находится плоская насыпь из мелких обломков скальных пород, плитняка, иногда гальки и речных валунов. Для укрепления стенок оградок плиты с наружных сторон часто присыпаны камнями и землей. Как правило, оградки ориентированы сторонами, реже — углами по странам света (в Туве соотношение первых и вторых 81 и 19 %) [Кызласов Л.Р., 1969, с. 26]. Оградки располагаются одиночно или рядами по линии север-юг или северо-восток — юго-запад на синхронных могильниках (Кудыргэ, Яконур, Кокэль) или отдельными группами, не связанными с одновременными курганами и выкладками (Кызыл-Джар). Как указано выше, с восточной стороны оградок иногда стоят скульптурные фигуры людей или ряды каменных столбиков-балбалов. Как свидетельствуют летописи, количество поставленных каменных балбалов соответствует числу врагов, убитых умершими при жизни [Бичурин Н.Я., 1950, с. 230]. Учитывая наличие или отсутствие этих дополнительных сооружений, а также их разновидности, Л.Р. Кызласов выделяет пять видов оградок [Кызласов Л.Р., 1969, с. 26]: 1) оградки без всяких дополнительных устройств; 2) оградки, у которых с восточной стороны вертикально стоит простая

плита или валун («главная плита»); 3) оградки, главная плита которых оформлена в виде схематичной фигуры человека или на восточной ее грани выбито примитивное лицо человека; 4) оградки, с восточной стороны которых установлены целые фигуры людей; 5) оградки, у которых вместе стоят «главная плита» и фигура человека. Количественно преобладают оградки без фигур человека [Кызласов Л.Р., 1969, с. 26]. Каменные изваяния людей устанавливались, как и «главные плиты» без обработки, с восточной стороны оградок, лицом на восток или на юго-восток (в случае ориентации оградки углами по странам света). На Алтае и в Туве эти фигуры всегда изображают мужчин. Помимо каменного изваяния, у оградок с восточной стороны ставили ряды каменных столбиков-балбалов высотой 0,1–0,7 м. В Туве у 56 оградок, кроме каменных изваяний, стояли балбалы числом от 3 до 157, которые отходили от оградки на восток с интервалами 0,5–1,2-4-5 м. на расстояние от 3 до 350 м. [Кызласов Л.Р., 1969, с. 26].

Часто оградки сопровождаются одним или двумя балбалами или они отсутствуют совсем (Кудыргэ). В редких случаях изваяния или балбалы стоят у западной или северной стенки оградки. Такое их расположение отмечено в отдельных случаях на Алтае (могильник в урочище Корки-Чу на Чуйском тракте) и в Киргизии, в Иссык-Кульской котловине [Винник Д.Ф., 1975, с. 170].

По вопросу о назначении оградок существуют две основные точки зрения. Одни исследователи [Руденко С.И., 1930, с. 139; Евтюхова Л.А., 1941, с. 132; Вайнштейн С.И., 1966б, с. 61; Кызласов Л.Р., 1969, с. 30; Грач А.Д., 1968б, с. 207; Шер Я.А., 1966, с. 20] рассматривают их как поминальные памятники, аналогичные по назначению храмам, строившимся при погребениях каганов и других представителей тюркской знати; другие [Грязнов М.П., 1940, с. 20; Потапов Л.П., 1953, с. 18; Гумилев Л.Н., 1967, с. 260, прим. 9] считают оградки местами погребения тюрок-тугю по обряду трупосожжения. Раскопки оградок опровергают вторую точку зрения. Сейчас раскопано уже свыше 100 оградок: около 60 — на Алтае, свыше 40 — в Туве и небольшое число — в Казахстане и Средней Азии. При этом кости человека в оградках не обнаружены, кроме одной оградки — Арагол (Мешейлык) на Алтае. Однако, по мнению А.А. Гавриловой [1965, с. 99], кости человека в этой оградке могут относиться к разрушенному таштыкскому погребению. Обычно же под камнями оградок находится чистый материк. Иногда в материке прослеживается неглубокое углубление, в котором сохраняется основание деревянного столба или лежат камни, угли и зола, представляющие остатки жертвенного алтаря. В подавляющем большинстве оградок среди камней обнаружены разрозненные кости животных (барана и лошади), являющиеся следами тризны, и изредка попадают бывшие в употреблении предметы обихода — железные ножи, удила, наконечники стрел, тесла и пр. Все эти предметы, а также аксессуары стоящих около оградок каменных скульптур датируют оградки VI–VIII вв. В последующий период оградки как культовые сооружения не строились, а часть старых оградок в IX–X и XI–XII вв. была использована для совершения погребений [Кызласов Л.Р., 1969, с. 32; Уманский А.П., 1964, с. 36].

Иную конструкцию имели поминальные сооружения тюркской знати, которые исследованы в Монголии и Туве. Вместо оградки сооружался храм, в котором помещалась статуя умершего и жертвенник. Конструктивно поминальники знати имеют отличия [Кызласов Л.Р., 1969, с. 33–35] (рис. 17, 2, 8), обусловленные, очевидно, степенью знатности и родовой принадлежностью покойника. В Семиречье, которое было центром Западно-Тюркского, а затем Тюргешского каганатов, местным каганам, вероятно, устраивались сооружения, подобные храмам тюркских каганов на Орхоне [Радлов В.В., Мелиоранский П.М., 1897; Yisl L., 1960]. Об этом свидетельствует находка в Чуйской долине каменного изображения черепахи с пазом и гнездом на спине для шипа от стелы с эпитафией [Шер Я.А., 1966, с. 71], подобного черепахам, обнаруженным в памятниках в честь тюркской знати в Монголии [Радлов В.В., Мелиоранский П.М., 1897, с. 4; Yisl L., 1960]. В Туве, в Сырыг-Булуне, раскопан поминальный храм в форме восьмигранной юрты [Кызласов Л.Р., 1969, с. 33–35] и открыты святилища другого устройства (рис. 17, 8). Для поминальных сооружений знати характерна тщательно сделанная круглая скульптура, изображавшая погребенного, а также попарное изображение мужской и женской фигур. Парные мужская и женская скульптуры открыты на памятнике Кюль-тегина в Монголии, у поминальников знати в Сарыг-Булуне и Кызыл-Мажалыке в Туве [Кызласов Л.Р., 1969, рис. 5, 6]. К востоку от поминальников знати также идут ряды каменных столбиков-балбалов. У сооружения в Суглуг-Шоль (рис. 17, 8) отмечено 12 балбалов, в Ак-Тале — 66 балбалов на протяжении 400 м. У храмов Бильге-кагану и Кюль-тегину вереницы камней тянулись на расстояние около 3 км. и более [Радлов В.В., Мелиоранский П.М., 1897, с. 11–12].

Инвентарь погребений второй половины VI–VII в. составляют в основном оружие и конское снаряжение, в меньшей мере остатки одежды, украшения и орудия труда. Последние представлены железными ножами, теслами, оселками, костяными орудиями для развязывания узлов, приборами (деревянными досками) для добывания огня. Железные ножи — с прямой спинкой и двумя уступами при переходе от лезвия к черешку (рис. 19, 6). На черешках имеются следы от деревянных рукояток. Ножи находились в мужских и женских могилах, обычно несколько ниже области пояса, у бедра, с левой или правой стороны. В Кудыргэ два железных ножа были найдены в кенотафе с захоронением коня и жеребенка. Один из ножей имел железную кольчатую рукоятку с продетым в нее вторым кольцом для подвешивания к поясу [Гаврилова А.А., 1965, табл. XXIV, 10]. Иногда ножам сопутствуют оселки (рис. 19, 5), которые делали с отверстием для подвешивания к поясу или без него. К поясам подвешивали сумочки с мелкими предметами, украшенные металлическими бляшками и застегивавшиеся на костыльки (рис. 19, 31). Для обработки дерева служили железные тесла с несомкнутой втулкой для деревянной рукояти (рис. 19, 57). Огонь добывали с помощью деревянного прибора, состоящего из лучкового сверла и дощечки с высверленными лунками, к которым подходили желобки, предназначенные, вероятно, для подсыпания горючего вещества [Гаврилова А.А., 1965, табл. XII, 6; Вайнштейн С.И., 1966а, рис. 38, табл. VII, 11]. Эти приборы напоминают аналогичные предметы хунну. Для развязывания узлов служили заостренные с одного конца костяные стержни, украшенные орнаментом [Гаврилова А.А., 1965, рис. 6, 3].

Предметы вооружения представлены мечом, кинжалами, железными и (редко) костяными наконечниками стрел, остатками луков и колчанов, пластинчатых и кольчужных доспехов.

Меч двулезвийный, с крестовидным перекрестием и заклепками на рукояти (рис. 19, 1), обнаружен только в одном из погребений Кудыргэ (курган 9), слева от ног погребенного. Очевидно, он подвешивался к поясу на ремнях с двумя бронзовыми пряжками (рис. 19, 48). В этом же погребении находилось два железных кинжала. Один из них лежал острием к острию меча, а второй — у пояса. Первый кинжал — прямоугольный в сечении, с острым концом и заклепками на рукояти, второй — обоюдоострый клинок с закругленным концом [Гаврилова А.А., 1965, табл. XVII, 1, 11]. Единичность находок меча и кинжалов указывает или на редкость и большую ценность этого вида оружия у тюрок VI–VII вв., пли скорее на запрет класть его в могилы, поскольку на каменных скульптурах часто изображены меч или сабля.

Наиболее распространенным оружием были лук и стрелы. Луки сложные, снабжены концевыми и срединными костяными накладками. Длина сохранившихся луков около 1, 1 м. По конструкции выделяются луки трех типов. Для первого характерны луки с сильно изогнутыми длинными концевыми накладками (рис. 19, 3), так называемого кудыргинского типа. Эти луки имели две концевые накладки с одного конца и три срединные, две широкие и одну узкую. По наблюдению А.А. Гавриловой, луки с сильно изогнутыми концевыми накладками представлены в подбойных погребениях первой половины I тысячелетия н. э. на Тянь-Шане [Кибиров А.К., 1959, рис. 19, 5; 26, 28] и в памятниках аварского времени в Венгрии [Sebesty'en K.G., 1930, рис. 2–5; Гаврилова А.А., 1965, с. 31]. Второй тип представлен луками со слабо изогнутыми длинными концевыми накладками, приближающимися по типу к накладкам луков хунну (рис. 19, 2) и отличающимися от последних изборожденной нижней поверхностью накладок. Такие луки имели семь накладок, по две на концах и три в середине [Кызласов Л.Р., 1969, рис. 21, 1–8]. Эти луки употреблялись уйгурами и генетически непосредственно связаны с луками хунну. Третий тип — луки с двумя массивными срединными накладками (третья, возможно, не сохранилась) трапециевидной формы (рис. 20, 26) [Кибиров А.К., 1957, рис. 5]. Концевые накладки отсутствуют. Луки этого типа появились в VI–VII вв. и получили широкое распространение в среде тюрок в VII–VIII и VIII–IX вв., вытеснив из обихода луки кудыргинского типа. Параллельно в VIII–IX вв. уйгуры продолжали пользоваться луками второго типа. В IX–X вв. распространяются луки сросткинского типа, отличавшиеся меньшими размерами накладок и объединившие конструктивные особенности луков второго и третьего типов. Существование нескольких типов луков в VI–VII и VIII–IX вв. отражает традиции их изготовления у различных этнических групп, входивших в состав объединений тюрок.

Основным типом наконечников стрел VI–VIII вв. являются железные трехлопастные черешковые с треугольными и трапециевидными широкими лопастями (рис. 19, 7, 8, 10). Иногда в лопастях имеются круглые отверстия. Встреченные в Кудыргэ железный трехгранный (рис. 19, 9) и деревянные (рис. 19, 11) наконечники стрел для памятников этого времени нетипичны. Часть стрел снабжена шаровидными костяными свистунками с просверленными в них круглыми отверстиями (рис. 19, 10; 20, 8) [Гаврилова А.А., 1965, табл. XI, 8]. Стрелы хранились наконечниками вверх в берестяных колчанах со срезанными верхами (рис. 19, 4). Для прочности нижнюю и верхнюю части колчана оклеивали берестяными кольцами, а сверху, вероятно, обшивали тканью и украшали бронзовыми бляшками (рис. 19, 13, 46). Дном и крышкой колчана служили овальные деревянные дощечки. Колчан из могильника Кудыргэ был несколько расширен внизу (рис. 19, 4), а в Кокэле колчаны внизу были немного заужены [Вайнштейн С.И., 1966а, рис. 12], что отражает этническое своеобразие материальной культуры различных групп. Для подвешивания колчанов служили крюки или пряжки (рис. 19, 12). В могилах колчаны лежали справа от погребенного, были приторочены к седлу или уложены на плахи, перекрывавшие погребенного.

Защитные металлические доспехи очень слабо представлены в памятниках тюрок VI–VII вв. Изображения их отсутствуют также на каменных скульптурах тюрок VII–VIII вв. В какой-то мере, вероятно, пользовались панцирями, пластины от которых обнаружены в оградках (рис. 17, 21). Воин в пластинчатом доспехе и шлеме изображен на Кудыргинском валуне (рис. 21, 2) [Гаврилова А.А., 1965, табл. VI, 2]. Кольчуги также почти не известны в памятниках того времени. Найден только один обрывок кольчуги в Кудыргэ (курган 22) [Гаврилова А.А., 1965, табл. XXIV, 1], где он был привязан к подножке стремени, очевидно, для того, чтобы не скользила нога. Возможно, защитные доспехи не клали в могилы из-за их большой ценности или культовых запретов. На использование их в войске тюрок указывают летописи, рисующие воинов тугю одетыми в кольчуги и шлемы [Liu Mau-Tsai 1958, s. 130].

Конское снаряжение вместе с лошадьми находят в мужских и женских погребениях. Сбруя состояла из удил, блях для украшения ремней, стремян, подпружных пряжек, костяных обкладок седельных лук, кантов, застежек от пут, блоков от аркана (рис. 19, 19) и др.

Удила VI–VII вв. железные, двусоставные, однокольчатые (рис. 19, 14, 16, 17; 20, 14) распространены на Саяно-Алтае с пазырыкского времени. Они рассчитаны на помещение в кольца двудырчатых псалий, которые имели по два больших отверстия для продергивания концов ремней оголовья (рис. 19, 16, 17). Псалии — костяные и железные, прямые, слегка изогнутые в форме рога или с отогнутым в сторону концом (рис. 19, 16, 17). Железные псалии иногда снабжены лопатковидным расширением (рис. 19, 16) с одного конца. Такие псалии продолжали использовать и в VII–VIII вв., но в это время в отличие от VI–VII вв. они были снабжены железной скобой (рис. 19, 69, 70) [Вайнштейн С.И., 1966а, табл. IV, 3, 4].

В Кудыргэ сохранились изображения узды на седельной накладке и на валуне (рис. 21, 2, 11, 13). Виден ремень переносья и оголовья, и нет налобного ремня. На рисунке валуна показан повод. В качестве блоков на чумбуре могли использоваться маленькие роговые пряжечки без язычка (рис. 19, 18; 20, 16). Узду шили из сложенных вдвое ремней, скрепленных бронзовыми круглыми, розетковидными и геральдическими бляшками, украшавшими ремни переносья и оголовья (рис. 19, 20, 21, 29, 32, 34, 35, 38–43, 49; 20, 20, 22, 23).