Степи Евразии в эпоху средневековья
Шрифт:
Турбаслинская культура появилась внезапно, не имея почти никаких преемственных связей с культурой местного населения предшествующего времени. Первоначальная область расселения ее носителей до прихода сюда пока спорна. Есть основания предполагать, что в формировании турбаслинской культуры активное участие принимали потомки кочевых племен более раннего времени, обитавших в южноуральских степях и известных нам под собирательным именем сармат. Например, круглодонная посуда из турбаслинских памятников типологически очень близка сарматской [Мажитов Н.А., 1964б, с. 105, 106; 1968, с. 70]. Сходен физический тип сравниваемых групп населения: турбаслинские племена в основном отличались ярко выраженной европеоидностью [Акимов М.С., 1968, с. 84–74].
С другим слагающим турбаслинской культуры связано происхождение ее плоскодонной керамики. Эти сосуды почти не отличаются от керамики именьковских племен Среднего Поволжья, что дало основание ряду археологов относить памятники Западного Приуралья с плоскодонной керамикой к именьковской
Бахмутинская культура.
Бахмутинская культура выделена А.В. Шмидтом в 1929 г. и названа по могильнику, где впервые проводились стационарные раскопки [Шмидт А.В., 1929, с. 25]. Принадлежала она оседлому населению, которое сплошным массивом расселилось в междуречье Камы, Белой и Уфы (рис. 11). По сравнению с другими культурами Западного Приуралья середины I тысячелетия н. э. культура исследована хорошо. Большим раскопкам подверглись многие могильники (Бирск, Старо-Кабаново, Каратамак, Югомашево и др.), где вскрыты многие сотни погребений. Менее изучены поселения, в большом количестве зарегистрированные археологическими разведками.
Несмотря на относительную изученность культуры, периодизация ее во многом остается спорной. Первоначально дата ее была определена в пределах V–VII вв. [Шмидт А.В., 1929, с. 20–23], затем удревнена на столетие [Смирнов А.П., 1957, с. 54]. Н.А. Мажитов снизил нижнюю дату до II–III вв. [Мажитов Н.А. 1968, с. 9] и выделил в существовании бахмутинской культуры два этапа. Если на раннем этапе (II–V вв.), согласно его мнению, эта культура тесно связана с культурой местных пьяноборских племен предшествующего времени, то поздний этан (V–VII вв.) отражает смешение бахмутинцев с пришлым населением из южных степей — с носителями турбаслинской культуры [там же, с. 49–73]. В.Ф. Генинг принял указанную двухступенчатую периодизацию, но датирует бахмутинскую культуру в пределах III–VI вв. [Генинг В.Ф., 1972, с. 224–228, 242–247]. Ее ранний этап он относит к III–V вв., а поздний — к V–VI вв. [там же, с. 228, 234, 263]. В исследованиях А.К. Амброза [Амброз А.К., 1971б, с. 107, 110–112] и В.Б. Ковалевской [Ковалевская В.Б., 1972, с. 106, 107] бахмутинские памятники были датированы IV–VII вв. В настоящее время, частично изменив первоначальные свои высказывания, Н.А. Мажитов датирует бахмутинские древности V–VIII вв., допуская возможность существования самых поздних из них до IX–X вв. [Археологическая карта, 1976, с. 30].
Ранний этап бахмутинской культуры представлен бронзовыми и железными круглыми пряжками с небольшими пластинчатыми щитками (рис. 13, 21), проволочными браслетами, фибулами с подвязанным приемником, ожерельями из мелких рубленых стеклянных бусин красного, желтого, белого и синего, цветов. В прежних исследованиях все эти предметы использовались как датирующий материал для II–V вв. [Мажитов Н.А., 1968, с. 17–25]. Однако, встречаясь на раннем этапе, многие из этих предметов имели более длительный период бытования, как показывают сопровождающие их находки.
Для второго этапа бахмутинской культуры характерны упомянутые выше бронзовые пряжки с золоченой фольгой и стеклянной вставкой на щитках (рис. 12, 8, 10) и штампованные накладки-лунницы (рис. 13, 39), в большом количестве найденные в Бирском могильнике. А.К. Амброз считает, что они существовали сравнительно короткий период (в VII в.) [Амброз А.К., 1971б, с. 110, 111, табл. III, 52; с. 114, рис. 10, 11, 12, 17–19]. Вместе с ними в комплексах встречаются серебряные пластинчатые фибулы (рис. 13, 51), большие янтарные бусы и подвески в виде фигурок лошадей (рис. 13, 40, 41). Кроме коротких одно- или двулезвийных мечей (рис. 13, 18), железных наконечников стрел (трехлопастных, ромбических и плоских в сечении (рис. 13, 14–17), в могилах попадаются проушные и втульчатые топоры, скобели, ложкари, серпы, долота (рис. 13, 56–60). Конское снаряжение представлено удилами с обычно несомкнутыми восьмеркообразными кольцами, часто с подвешенными к ним трапециевидными петлями (рис. 13, 11–12). Реже
В женских погребениях много украшений, среди которых выделяются височные подвески в виде прямого стержня длиной 5–6 см., заканчивающегося гольцом (рис. 13, 31, 35). Стержень весь обмотан тонкой бронзовой проволокой, и иногда на него насажена стеклянная бусина. Эти подвески, чаще всего попарно, носились у виска и прикреплялись, очевидно, к головному убору. Из других украшений ко II этапу относятся серьги с литым многогранником, серьги харинского типа, нагрудные подвески в виде колец с выступающими шишечками (рис. 13, 45, 54), литые кольцевидные застежки с выступами (рис. 13, 43, 52), лапчатые подвески (рис. 13, 50). Имеются также фигурки коней (рис. 13, 40, 41), литые зеркала с рельефным орнаментом (рис. 13, 47, 48), браслеты с изображением змеиных голов на концах (рис. 13, 49). Очень часто эти украшения находят вместе с другими предметами в мужских погребениях, что говорит об их синхронности.
Возраст бахмутинских древностей уточняется по деталям геральдических поясов: В-образным пряжкам «вычурного» стиля, Т-образным и другой формы накладкам, встреченным в большом числе в Бахмутинском и Бирском могильниках [Смирнов А.П., 1957, с. 51, табл. VI, 10] (рис. 13, 24–30). Все они относятся к VII в., что подтверждается и новыми находками [Амброз А.К., 1971а, с. 54, 61]. Таким образом, преобладающее большинство комплексов Бирского и Бахмутинского могильников датируется VII в., а весь период существования этих могильников можно предварительно определить двумя столетиями — VI–VII вв. Однако тот факт, что бахмутинская культура генетически тесно связана с культурой местных караабызских и пьяноборских племен предшествующего времени, заставляет предполагать, что со временем будут найдены выразительные комплексы V–VI вв. Все остальные могильники (Старо-Кабаново, Каратамак и др.) с инвентарем специфически местных форм, видимо, следует также датировать в пределах V–VII вв.
Бахмутинская культура продолжала существовать и после VII в. Так, в погребении 2 из раскопа IV Бирского могильника, найденном в стороне от остальных могил, вместе с характерным бахмутинским глиняным сосудом оказались бронзовый колокольчик и розетковидная подвеска, не имеющие аналогии в комплексах VI–VII вв., но зато они обычны в памятниках, датируемых не ранее VIII в. (см. рис. 15, 78, 83).
По планировке поселения бахмутинских племен очень напоминают турбаслинские. На упомянутом выше поселении Новотурбаслинское II почти половина керамики состояла из обломков сосудов бахмутинской культуры, поэтому данный памятник можно рассматривать как общий для обеих культур. В отличие от турбаслинцев у бахмутинцев городищ значительно больше. Обычно они характеризуются тонким культурным слоем (мощность 20–40 см.), что говорит о временном характере их использования (в основном в опасные периоды жизни). Большинство городищ расположено на мысах, на берегах рек, но есть много примеров устройства их на горных вершинах, вдали от воды. По внешним признакам городища могут быть подразделены на два типа. В первый тип объединены небольшие городища с одним-тремя короткими (40–60 м.) валами высотой 1–1,5 м. и рвами (рис. 13, 4). Разновидностью их являются городища с округлым или полукруглым валом (рис. 13, 3, 5). Городища второго типа отличаются большой площадью и сложной системой оборонительных сооружений, особо подчеркивающих центральную часть — цитадель (рис. 13, 1, 2). Общая длина основных валов достигает 200–300 м. при высоте 3–4 м. и ширине у основания 12–15 м.
На основании разведочных данных можно утверждать, что валы на городищах строились из глины и чернозема. В ряде случаев для прочности глину на валах обжигали; изредка при сооружении вала использовали валуны. Не установлено, были ли над валами и по краям площадки деревянные укрепления. Со стороны скатов производилось эскарпирование, т. е. края площадок искусственно срезались на высоту 3–4 м.
Могильники грунтовые, занимают большую площадь, густо заполненную могилами. Средний размер могил — 2–1,80x0,80-1 м., глубина — 50–80 см. Последняя по отдельным могильникам имеет незначительные отклонения. Гораздо чаще, чем в турбаслинской культуре, встречаются неглубокие захоронения, совершенные либо в почвенном слое, либо у самой поверхности материка, на глубине 20–45 см. Часть могил Бирского могильника (46 случаев из 218) в северных узких стенках имела глубокие подбои или ступеньки для размещения сосудов с пищей и кусков мяса (рис. 13, 6). Во вскрытой части памятника эти могилы располагались компактной группой и, очевидно, отражают воздействие турбаслинских племен на религиозные воззрения местного населения [Мажитов Н.А., 1968, с. 71] (рис. 13, 10).