Степи Евразии в эпоху средневековья
Шрифт:
Кто были эти народы этнически? Источники, сообщив о присоединении к гуннам части алан, после этого больше не называют их среди населения. Аланы остались на Кавказе и в конце IV–V вв. упоминаются также на западе. Кавказские аланы, усвоившие культуру I группы, по своим обычаям сильно отличались и от степняков, и от группы Унтерзибенбрунна (Рутха, Вольный Аул, Брут, Гилячская могила 5 из раскопок Т.М. Минаевой в 1965 г.). На западе пока не удается внутри I группы разделить могилы готов, алан, потисских сармат, гепидов, ругов и других живших там народов. Об участии алан в создании культуры I группы говорит появление в ней зеркал и некоторых форм сосудов [Кузнецов В.А., Пудовин В.К., 1961]. Украшения из Северной Африки, приписанные аланам М.И. Ростовцевым, оказались местными и притом датируются временем на 100 лет позднее. В восточноевропейской степи на смену могильникам сармат пришли одиночные могилы с совсем новыми обычаями и традициями. Вероятно, правы источники, относя степное население V–VIII вв. к гуннам. Правда, неясно, кто были сами гунны конца IV в. Культура I группы появилась внезапно, без прямых предшественников. Археологи и историки до сих пор не выяснили, где жили европейские гунны перед вторжением в Бостонную Европу: в восточных степях не выделяется пока особой локальной группы. Вполне вероятно, что после поражения азиатских хунну (гуннов) в 155 г. на запад ушла лишь кучка воинов, принесшая название народа, язык, военные обычаи, но усвоившая в новых местах другую материальную культуру [Гумилев Л.Н., 1960].
Отношения кочевников с покоренным населением варьировались от рабства до союзничества и совместных походов. Кочевники нуждались в продуктах земледелия, в ремесленных изделиях. Война с оседлыми соседями сменялась дружественными отношениями, экономическими связями, заключались браки между представителями знати. Гунны вытеснили из степи алан, привели к исчезновению Черняховской культуры, ограбили многие античные поселения на Боспоре, вероятно оказавшие им сопротивление. Но, судя по некрополю столицы Боспора, местная знать в период зависимости от гуннов сохранила свои богатства, оставив великолепные наборы украшений в стиле I группы. Лежавший более 100 лет в развалинах Танаис при гуннах был вновь заселен на всей площади и лишь позднее угас окончательно [Шелов Д.Б., 1972, с. 307–335]. Известно, что на Дунае гунны, а позднее авары уводили к себе и поселяли в своих владениях население целых византийских городов. В пределах Аварского каганата отдельные группы оседлого населения достигали в VII в. большого благосостояния (Кёрнье и памятники кестхейской культуры вокруг Балатона).
Спорен вопрос о роли Боспора в жизни кочевников V–VII вв. Считается, что он и в эпоху переселения народов был законодателем моды для огромных пространств Европы и Азии и снабжал их своими ювелирными изделиями. На самом деле у кочевников нет специфически боспорских предметов. Боспорское влияние на степи прослеживалось до середины III в., после чего быстро исчезло из-за варварских нашествий и натурализации боспорского хозяйства. Во владениях кочевников VI–VII вв. только изредка встречаются настоящие боспорские вещи: таковы две пальчатые фибулы и серьги с многогранником из женской могилы в г. Жданове, детский антропоморфный амулет с Белосарайской косы, обломки двух двупластинчатых фибул с золотыми накладками в Волобуевке [Сибилев Н.В., 1926, табл. XXXI, 8, 11). Эти чуждые кочевникам находки отражают пли брачные союзы, или плен, или обмен подарками (что менее вероятно, учитывая чуждость этих вещей кочевникам). Возможно, на окраинах степи имелись и отдельные небольшие оседлые поселения выходцев с юга. Кочевническое же влияние на соседей проявилось в появлении псевдопряжек у антов и в Приуралье, а также кочевнической керамики на поселениях типа Пеньковки.
В раннем средневековье сохранилось характерное для многих эпох близкое соседство оседлого и кочевого населения в Южном Приуралье, обусловленное природными условиями и географическим положением этого района. Здесь возник ряд новых археологических культур, созданных, по-видимому, при участии групп населения, пришедших из степей юго-востока (Сибири) и юга. Поселения с мощным культурным слоем, многочисленные городища, большие могильники, следы земледелия, черты преемственности с более древними местными земледельческими культурами — все это отличает рассматриваемые памятники от тех, что оставили кочевники в степи. Но обилие южных степных элементов в костюме, посуде, обычаях населения говорит о большой, подчас решающей роли кочевников в сложении этих культур [Мажитов Н.А., 1977].
Турбаслинская культура.
Турбаслинская культура занимает бассейн среднего течения р. Белой с устьем р. Уфы в центре (рис. 11). Наиболее полно исследован могильник у д. Новотурбаслы, по которому культура получила название. Кроме этого могильника, раскапывались Дежневские, Салиховские курганы, Уфимские погребения, Кушнаренковский и Шареевский могильники, а также поселения Новотурбаслинское II и Романовна.
Первоначально турбаслинская культура была датирована V–VII вв. (Мажитов Н.А., 1968, с. 68), а согласно мнению Г.И. Матвеевой, она существовала в VI–IX вв. (А.К. Амброз основные захоронения из новотурбаслинских курганов отнес к VII в., а самое позднее из них — к VIII в. [Амброз А.К., 1971б, с. 107]. Последняя поправка сейчас может быть принята как вероятная основная дата всей культуры — VII–VIII вв. Важными датирующими признаками здесь являются остатки поясных наборов с накладками геральдических форм, встреченные почти во всех могильниках (рис. 12, 25–29, 31–44, 46, 48, 49, 51–56, 60, 61, 63). В этот набор входят пряжки с литыми щитками, чаще всего с В-образной передней частью, а также бляшки сердцевидные, ланцетовидные, Т-образные, узловые, трехлепестковые, квадратные и другие с вырезом или без него на плоской поверхности. Время их наибольшего распространения, судя по аналогиям [Амброз А.К., 1973б, с. 288, 298], приходится на VII и начало VIII в. В комплексах встречаются еще бронзовые пряжки с гладкими пластинчатыми щитками (рис. 12, 15) и бронзовые пряжки, обтянутые тонкой золоченой штампованной фольгой, иногда со стеклянными вставками на щитках (рис. 12, 8, 10, 14, 30). Период бытования пряжек с золоченой фольгой и накладок ремня из такого же материала А.К. Амброз определяет VII в. [Амброз А.К., 1971б, с. 107, 110–111, табл. III, 52]. Вместе с ними встречаются также серьги с многогранником (рис. 12, 62), с грузиком в виде пирамидки из спаянных шариков (рис. 12, 50), серьги так называемого харинского типа (рис. 12, 16), а также единичные экземпляры серег с грузиком в виде трех выпуклых лепестков из пластины (рис. 12, 67). Среди турбаслинских памятников одним из долговременных (VII–VIII вв.) является Шареевский могильник [Матвеева Г.И., 1968б]. В нем, например, наряду с пряжками с литыми щитками представлены колокольчики, кольцевые подвески с боковыми отростками или без них, с длинным перехватом у основания ушка. Подобных предметов нет в памятниках Южного Урала VII в., но зато они есть среди материалов Манякского могильника, датируемого VIII в. (рис. 15, 25). Ко времени не раньше VII–VIII вв., по-видимому, относится и часть Салиховских курганов, которые оказались сильно ограбленными и дали очень мало датирующего материала.
На основании намечаемых хронологических различий между памятниками сейчас можно говорить о существовании двух этапов в турбаслинской культуре. Так, например, если в материалах Дежневских и Новотурбаслинских курганов VII в. отражена культура ее носителей периода прихода и ранней поры их расселения по Южному Приуралью, то поздние погребения Шареевского и Салиховского могильников можно рассматривать как памятники времени их окончательного оседания здесь. Черты преемственности между этапами в культуре позволяют говорить о сохранении здесь той же группы населения.
Турбаслинские племена жили в открытых поселениях, расположенных на низких берегах озер и рек. Жилищем им служили прямоугольные полуземлянки размером в среднем 6x5 м., углубленные в землю до 1–1,20 м. (рис. 12, 1). Они отапливались печами типа чувал, построенными на деревянных подставках на высоте 60–80 см. от пола [Мажитов Н.А., 1962, с. 154, рис. 4]. Остатки пяти таких жилищ, построенных в ряд по краю берега, выявлены на поселении Новотурбаслинское II, известны они также на поселении Кушнаренковское (раскопки В.Ф. Генинга) и на Имендяшевском городище, расположенном на высоком мысу и укрепленном валом и рвом [Матвеева Г.И., 1973, с. 250, рис. 3]. Тем же племенам принадлежало городище Уфа II — один из уникальных памятников Южного Урала раннего средневековья. Как показали пробные раскопки, мощность культурных отложений, содержащих главным образом керамику турбаслинской культуры, достигает местами 3 м.
Это свидетельствует об особенно интенсивной и продолжительной жизни на памятнике [Ищериков П.Ф., Мажитов Н.А., 1962].
Своеобразна керамика турбаслинской культуры. Это большие круглодонные и плоскодонные сосуды с сильно раздутым туловом и высоким горлом, а также горшки с невысоким широким горлом и плоским дном. Типы сосудов в могильниках все представлены примерно одинаково. На поселениях круглодонной посуды очень мало; в основном она найдена в погребениях. Кувшины — редкая форма посуды на памятниках этой культуры (рис. 12, 73, 78). Среди них на поселениях встречаются экземпляры, изготовленные на гончарном круге (рис. 12, 74, 88). Последние исследователями не без оснований сопоставляются с кувшинами из древностей Поволжья болгарского времени и рассматриваются как важный датирующий признак конца I — начала II тысячелетия.
Почти все раскопанные погребения ограблены в древности, поэтому набор вещей турбаслинской культуры очень фрагментарен. В могилах (Дежнево, Уфа, Новотурбаслы) часто встречаются маленькие розетковидные накладки из серебра с золоченой выпуклой поверхностью и ложнозерненым орнаментом (рис. 12, 15), очевидно украшавшие одежду из тонкой ткани. Нередко попадаются в погребениях серебряные пластинчатые фибулы (рис. 12, 66), коньковые подвески с ушками (рис. 12, 57), иногда подвески-амулеты в виде человеческих фигур (рис. 12, 59). В уфимских погребениях найдены обрывки кольчуги и костяные накладки сложного лука [Ахмеров Р.Б., 1970, с. 172–173].
Погребальный обряд турбаслинской культуры характеризуется подкурганными захоронениями в глубоких могилах. Насыпи земляные, диаметром в среднем 9-14 м. (рис. 12, 2–7). В некоторых Салиховских курганах над могилами на уровне погребенной почвы прослежены остатки каменных площадок [Сальников К.В., 1958, с. 25, рис. 2]. Насыпи не выявлены в Кушнаренковском и Шареевском могильниках, но редкое расположение могил позволяет предположить, что таковые были и там. Наиболее распространены могилы простой формы средним размером 2x1 м. и глубиной около 1 м., ориентированные по линии север-юг. В узкой северной стенке могил часто устраивали глубокий подбой, куда помещали большой глиняный сосуд с пищей и куски мяса (предплечевая часть туши лошади). Нередко вдоль длинных стенок могил оставлены широкие заплечики или же под одной из стенок сооружен глубокий подбой (Салиховский могильник) [Сальников К.В., 1958, с. 27]. Иногда попадаются захоронения, совершенные в почвенном слое, на глубине 20–40 см. Основным видом захоронения является трупоположение в вытянутой позе, на спине, головой преимущественно на север или (реже) на юг и восток. Исключением из общего правила являются четыре трупосожжения, встреченные в Уфе и в Кушнаренковском могильнике. Труп сжигался на стороне, и в могилу помещались мелкие жженые кости. Наряду с упомянутой выше ритуальной пищей в виде кусков мяса и глиняных сосудов с напитками в изголовье в турбаслинских могилах иногда находят лошадиные конечности, вероятно положенные туда вместе со шкурой. В насыпях курганов (Новотурбаслы) часто находят лошадиные зубы — остатки поминальных тризн в честь умерших. Вскрыты следы мощных кострищ рядом с могилами или над ними на уровне погребенной почвы. В частности, от долгого горения костра почти весь слой заполнения могилы 1 в Новотурбаслинском кургане 18 оказался пережженным и имел красно-розовый цвет [Мажитов Н.А., 1959, с. 132].