Степи Евразии в эпоху средневековья
Шрифт:
Для всех могильников характерно трупоположение в вытянутой позе, на спине, головой к северу с некоторыми отклонениями на восток или запад. Преобладающее большинство могил содержит индивидуальные захоронения. Наряду с ними есть случаи коллективных неглубоких погребений с двумя-тремя скелетами и более. Почвенные условия во многих памятниках не способствуют сохранению костей, поэтому такие важные детали погребального обряда, как кости животных, не всегда оказывались зафиксированными. Б Бирском могильнике в почвенных слоях между могилами обнаружено 10 ритуальных захоронений конечностей лошади, положенных, вероятно, вместе со шкурой [Мажитов Н.А., 1968, с 29, 112, рис. 6] (рис. 13, 9).
Как в мужских, так и в женских могилах украшения (ожерелья, серьги, подвески, браслеты и т. п.) часто располагаются кучкой, сбоку или, чаще, в изголовье костяков. Иногда удается проследить, что они ставились в берестяных коробках. Происхождение этих так называемых жертвенных комплексов, видимо, следует связать с общей системой религиозных представлений населения. Предполагалась этнографическая параллель с языческими воршудными коробками удмуртов [Генинг В.Ф., 1967б, с. 16, 17]. Однако в воршудные коробки попадали лишь отдельные предметы украшения вместе с другими пожертвованиями божеству. В жертвенных же комплексах лежат целые наборы украшений, частью входившие, вероятно, в убор покойного, частью бывшие подарком от близких ему людей. Обычай дарить покойнику вещи зафиксирован у многих народов этого времени (мужчинам, например, положены второй меч и кинжал или кучка женских украшений — дары друзей и жены). Поэтому вопрос о жертвенных комплексах бахмутинской культуры требует дальнейшего изучения.
Специфической чертой погребального обряда бахмутинских племен является обычай класть в могилу расстегнутый пояс вдоль или поперек погребенного [Генинг В.Ф., 1967б, с. 14; Мажитов Н.А., 1968, с. 60, рис. 17, 1, 2, 5–7]. Редко встречается в могилах глиняная посуда. Только в Бирском могильнике, в той его части, где сосредоточены необычные для бахмутинской культуры могилы с подбоями, много глиняных сосудов, в том числе турбаслинского типа. Прямая связь сосудов с несвойственным для остальных могильников типом могил в данном случае служит дополнительным подтверждением влияния или, скорее всего, участия иных этнических групп в формировании бахмутинской культуры.
Важным признаком бахмутинской культуры является керамика, обнаруженная на поселениях. Основную ее часть (около 85–90 %) составляют круглодонные широкогорлые сосуды, сплошь орнаментированные по наружной поверхности беспорядочно расположенными мелкими ямками (рис. 13, 61–64). В примеси к глине имеется песок, дресва. Меньшая часть сосудов представлена небольшими открытыми чашами без орнамента или с редкими ямочными углублениями и длинными насечками (рис. 13, 65–67).
Бахмутинским памятникам Башкирии очень близки могильники и поселения на средней Каме (Мазунино, Юрмашево и др.). В науке долго дебатировался вопрос об их соотношении, а также о том, назвать ли всю эту культуру в целом бахмутинской или мазунинской [Мажитов Н.А., 1968, с. 26–28; Васюткин С.М., 1968, с. 61; Матвеева Г.И., 1969, с. 8, 12; Генинг В.Ф., 1972, с. 240, 243]. В итоге дискуссии выяснилось, что при большом сходстве этих памятников они все же не тождественны. Следует говорить о двух локальных вариантах большой этнокультурной общности. В отличие от бахмутинских, на среднекамских поселениях преобладают круглодонные сосуды с орнаментом из редких ямок по горлу или вообще без них [Генинг В.Ф., 1967б, с. 32]. Есть отличия и в украшениях. Для мазунинского варианта характерны различные «бабочковидные» фибулы, нередко для прочности наклеенные на бересту. В могилах бахмутинского варианта они встречаются в основном на пограничье с мазунинским (раскопки С.М. Васюткина). На средней Каме нет обычных для Бирского и многих других могильников Башкирии поясов с двумя длинными подвесками, спускавшихся спереди на бедра (рис. 13, 19), зато там много широких поясов с поперечными пластинками, часто со свисающими от них мелкими колечками (Генинг В.Ф., 1967а, с. 127, 128, рис. 2, 1, 2; табл. III, 1-15).
Мнение о том, что бахмутинская культура сложилась главным образом на основе культуры местных оседлых племен пьяноборской культуры предшествующих веков [Мажитов Н.А., 1968, с. 49–64; Генинг В.Ф., 1972, с. 235–240], подтверждается перерастанием в бахмутинские ряда важных черт пьяноборской культуры. Совпадает территория распространения, близок антропологический тип, преемствен обычай захоронения в мелких могилах, преимущественно без керамики, с поясами, положенными вдоль или поверх погребенных. Близки височные подвески и основные формы посуды. Вместе с тем, как уже отмечалось, в бахмутинской культуре есть ряд важных новых черт, возникновение которых трудно объяснить развитием местных традиций. Сюда можно отнести глубокие могилы с подбоями или ступеньками, обычай украшать сосуды сплошь мелкими ямками, подвески-фигурки медведей, лошадей и др. Некоторые из отмеченных особенностей находят близкие параллели в памятниках за пределами данной культуры. Только активными контактами со степными племенами можно объяснить присутствие в Бирском могильнике ритуальных захоронений конечностей лошади — признака, характерного для погребального обряда кочевников-степняков. То обстоятельство, что круглоямочная керамика бахмутинских памятников имеет близкие аналогии в Южной Сибири, позволило сделать вполне вероятное предположение о приходе в Западное Приуралье части южносибирского населения и участии его в формировании бахмутинской культуры [Генинг В.Ф., 1972, с. 265–266].
Караякуповская культура.
Одновременно с турбаслинцами и бахмутинцами на Южном Урале в VII–VIII вв. жила большая группа, по-видимому, кочевых племен, оставившая после себя курганные могильники и поселения со своеобразной керамикой так называемых кушнаренковского и караякуповского типов (рис. 11, 15). Эти памятники еще мало изучены, и в их интерпретации много спорного. Одними исследователями комплексы с указанными двумя типами сосудов противопоставлялись друг другу и выделялись в самостоятельные типы памятников и даже в культуры [Васюткин С.М., 1968, с. 69–71; Археологическая карта, 1976, с. 31, 32]. Другие памятники с кушнаренковской керамикой считались разновидностью турбаслинской культуры [Мажитов Н.А., 1964б, с. 104–108; 1968, с. 69, 70]. Новые материалы свидетельствуют, что между памятниками с обоими типами керамики существует тесное культурное единство и на этом основании их следует, с некоторыми оговорками, объединить в особую культуру, названную караякуповской — по первому полно изученному городищу [Матвеева Г.И., 1968а, 1975; Мажитов Н.А., 1977, с. 60–74].
Носители караякуповской культуры, как и турбаслинцы, появляются в Западном Приуралье внезапно где-то на рубеже VII–VIII вв. Их ранние памятники представлены единичными курганами (Ново-Биккино, Булгар) или малочисленными группами (II Красногор, Сынташево). К их числу относится Манякский могильник, где раскопано около 40 погребений без каких-либо следов насыпи. Поскольку территория данного памятника много лет распахивается, а могилы расположены на значительном удалении друг от друга, можно предполагать, что над манякскими могилами в свое время тоже имелись невысокие земляные насыпи.
Ранние караякуповские памятники найдены преимущественно в лесостепной части Приуралья, но они известны в горно-лесной части Южного Урала и на его восточных склонах, примером чего может служить самая ранняя группа лагеревских курганов. Небольшие размеры могильников, вероятно, объясняются подвижным образом жизни населения, связанным с кочевым и полукочевым хозяйством. Отдельные погребения с кушнаренковской керамикой выявлены в памятниках как турбаслинской [Мажитов Н.А., 1959, с. 125, рис. 3; Матвеева Г.И., 1968б, рис. 19], так и бахмутинской [Мажитов Н.А., 1968, табл. 26] культур. Почти во всех турбаслинских и многих бахмутинских поселениях (II Новотурбаслинское, Калмашевское, Бирское и др.) в большом количестве найдены фрагменты сосудов кушнаренковского и караякуповского типов [Мажитов Н.А., 1977, с. 63, 73, 74, табл. XXI, XXII]. Доказывая синхронность памятников трех культур, последнее обстоятельство показывает, что караякуповские племена фактически занимали весь Южный Урал, т. е. территория их расселения покрывала районы распространения одновременных турбаслинской и бахмутинской культур. Отсюда можно предположить, что караякуповцам принадлежала важная роль в этнической истории края в VII–VIII вв.
Определение возраста памятников облегчается тем, что многие находимые в них предметы имеют хорошо датированные аналогии и в условиях Южного Урала могут служить критерием для выделения комплексов конца VII–VIII вв. [Амброз А.К., 1973, с. 293–295, 297–298, рис. 1, 7, 24, 38, 55, 56, 79, 83; Мажитов Н.А., 1977, с. 17, 19, рис. 1, табл. 1, 87-128]. Таковы остатки геральдических поясных наборов (рис. 15, 22–32, 38–75), редкие экземпляры стремян — самые ранние на Южном Урале (рис. 15, 15–17), подвески в виде фигур уточек, двуглавых коней, трубочек, колокольчиков (рис. 15, 76–89), круглые подвески с ушками на длинных отростках, серьги-подвески и ряд других (рис. 15, 33–36). Оружие представлено длинным двулезвийным мечом, вложенным в ножны с Р-образными петлями (рис. 15, 9), наконечниками стрел типа срезень (рис. 15, 91, 92), треугольными в сечении бронебойными и с упором в основании черешка, а также полным набором костяных накладок от сложного лука (рис. 15, 10–13). Наиболее целостным памятником, где все эти предметы найдены вместе, является Манякский могильник, который датируется временем около VIII в. Это принципиально не противоречит мнению А.К. Амброза и В.Б. Ковалевской, отнесших его к концу VII — первой половине VIII в. [Ковалевская В.Б., Краснов Ю.А., 1973, с. 287; Амброз А.К., 1973б, с. 297).