Стихотворения и поэмы

Саянов Виссарион Михайлович

177. ДОМОЙ

Над Эльбою, в землянке обветшалой, В тот час, когда мы кончили войну, Впервые въявь услышав тишину, Сказал мне тихо офицер бывалый: «Как хорошо, что есть на свете дом Вдали от мест печальных и суровых, — Там наклонилась ива над прудом, И ждут меня в краю лесов сосновых. Теперь мы научилися ценить, Что есть места, где так чисты криницы, Где можно воду без опаски пить И без нагана ночью спать ложиться. Как хорошо, что есть одна душа, Которой слово дорого простое, Как встретимся мы с нею, не спеша Ей расскажу в боях пережитое. Но если годы болью старых ран Об этом дне нежданно мне напомнят И на заре предутренней в туман Я выйду с ней из тихих-тихих комнат, Вдруг тишина мне станет нелегка, Покажется трудней того раската, Что вот недавно шел издалека И умирал при отблеске заката. Нас чище сердцем сделала война! Огонь! Огонь! А как мы шли спокойно. И надо жизнь продумать, чтоб она Всегда была прошедших дней достойна». 1945

178. СВЕРШЕНИЕ

Помню улицы города хмурые, Злое небо

десятых годов, Всхлипы вальса «На сопках Маньчжурии» В духоте постоялых дворов. И рассказ, как заря над «Варягом» Догорала в безвестном краю, На корме, под простреленным флагом, Умирали матросы в бою. Не сдаваясь, открывши кингстоны, В грозный час «Стерегущий» тонул, С порт-артурских высот опаленных Сквозь года к нам доносится гул. Умирая, вы знали: потомство Отомстит за Цусиму врагам, И взошло беззакатное солнце, Озаряя наш путь по волнам. Так свершаются времени сроки, И выходит наш флот молодой На простор океанский, широкий За туманной Курильской грядой. 1945

179–180. ИЗ ЦИКЛА «НЮРНБЕРГСКИЙ ДНЕВНИК»

1. СМЕНА КАРАУЛА У ЗДАНИЯ МЕЖДУНАРОДНОГО ТРИБУНАЛА

Среди сотен разбитых домов Уцелел старый дом в Нюрнберге, Он угрюм, неказист и суров, Только люстры сверкают, как серьги. Ветер узкую дверь распахнул, За углом опрокинулись будки. Четырех государств караул Здесь сменяется каждые сутки. По утрам — караула развод. Еще улицы тонут в тумане, А уже разводящий идет, И дежурство сдают англичане. Капитан — командиром у них, Постучав по камням каблуками, Он солдат заставляет своих Для чего-то подрыгать ногами. Очень странен подобный обряд… Покричали они по старинке, И повел их унылый солдат Под неспешное пенье волынки. Погляди на него, погляди… Высоченнейший, в юбочке странной И с цепочкой свистка на груди, Он идет по дорожке туманной. Ветер треплет флажки на столбах, И сержант, коренастый, кудрявый, С автоматом и с орденом Славы Неподвижно стоит на часах. Он родился в селе за Окой, Издалече он шел, издалече, И грустит на сторонке чужой По покинутом милом заречье. Как дороги войны далеки… Как трудны отошедшие годы… Он пешком сюда шел от Оки И пришел под угрюмые своды. Лишь воздвигнет рассвет города Над плывущими вдаль облаками, Нюрнбержцы приходят сюда И глядят на сержанта часами. И стоят, с него глаз не сводя, Словно с витязя дедовской сказки… Лиловатые струи дождя Торопливо стекают по каске. Мы легендою станем в веках, Мы в былины войдем, в поговорки, И простреленные гимнастерки Разместятся в музейных шкафах! 1946

2. ГОЛУБАЯ ЛУНА

Начинается вечер — и джаз голосит монотонно, Это — в сердце Баварии — американская зона, И гавайской гитары поет, изловчившись, струна Залихватский фокстрот: «Как смешно — голубая луна». А луна в самом деле в разбитое смотрит окно, Лейтенанты шумят в небольшом офицерском кино, Хоть война отошла, но войны они въявь не видали, Без боев, как в прогулке, примчались в баварские дали И теперь по ночам за столами горланят и пьют, И гавайской гитары пронзительно струны поют, Как и пели тогда, когда мы по пылавшим долинам Лунной ночью в огне наступленье вели под Берлином. Да и что говорить — не подскажет солдату война Этих слов никогда: «Как смешно — голубая луна». 1946

181. ПАМЯТИ СКАЗИТЕЛЯ

Низко клонится осинник, И струятся родники, Жил сказитель, жил былинник В тесном доме у реки. Говорливый, бородатый, По прославленным лесам Он ходил как соглядатай, Где пройдет — не вспомнит сам. От него зверью не скрыться. Чутко ловит каждый звук, Знает он, где лось таится, Где живет язвец-барсук, Где шипят лесные гады, Где колдуют валуны, И приманки, и привады, И приметы старины. Каждый день недаром прожит, По-особому хорош. То, что видит, в сказку вложит, В сказке правда, а не ложь. Про корабль, в пути текущий С озорной командой пьющей, Про укрытую в холстинку Свинку — золоту щетинку, Про скатерку-хлебосолку И про раненую елку, Из которой хлещет кровь, Про Кащееву любовь. Умер он, а сказка бродит, Умер он, а нам не счесть, Сколько россказней в народе О его скитаньях есть… Многим в жизни я обязан Озорным его рассказам, Побасёнкам и старинным Богатырщинам былинным. 1946

182. В ПУТИ

Тишина здесь… леса да леса… Ветер листья метет к перевозам… Золотая бежит полоса По молоденьким, тонким березам. Синеватый дымок на земле, Облака над березовой чащей, И мальчишеский голос во мгле, К вдохновенному счастью манящий… Слышишь, песня несется с полей… Чье же слово плывет над лугами? Кто пускает в полет лебедей, Осторожно взмахнув рукавами? Я родные стихи узнаю, Песни те, что давно прозвучали. Как в далекую юность свою, Я гляжу в эти светлые дали. Разве могут стихи умереть? Будет жить самобытное слово. Только станут негаданно петь — И поймешь свою молодость снова. С молодою порою своей Мы

встречаемся снова под старость… Что ж, во всем мы честны перед ней, Сколько б лет еще жить ни осталось. Всё равно наша кровь молода, С каждым годом наш труд полновесней, Нам родны, как в былые года, Наши первые думы и песни. Раскрывалися наши сердца Для пленительной, радостной были. Подмастерьями века-творца Рано в жизнь мы с тобою вступили. А дорога бежит вдоль реки… Вновь разъезды в пути… перекрестки… Серебрит незаметно виски Опыт лет, вдохновенный и жесткий. Вспомнят нас за чертой вековой, Будет труд наш и подвиг наш признан,— Ведь мы оба, товарищ, с тобой — Люди первых годов коммунизма. 1948

183. ПРАЗДНИК

«Над Невою резво вьются Флаги пестрые судов; Звучно с лодок раздаются Песни дружные гребцов». Белой ночью светел город, На проспектах — тишина, Ширь могучего простора Вся в реке отражена, И не меркнут над зализом, Над свинцовою волной, Голубые переливы Этой ночи огневой, — Не забыть ее сиянье У гранитных берегов, Словно легкое дыханье Чистых пушкинских стихов. Как светло в небесной шири… Не шелохнется волна… В старой пушкинской квартире Книжных полок белизна. Перед этими томами Мы в волнении стоим: Не состариться с веками Песням вечно молодым. Гениальные сказанья… Их мечту, любовь и грусть, Их высокое звучанье Помним с детства наизусть. И сроднились мы навеки, Как с землей своей родной, С гордым гимном Человеку — С каждой пушкинской строкой. Ведь поэт-языкотворец, Несгибаемый борец, С нами был всегда как совесть, Спутник наш и наш отец. Сколько лет его рассказам Мир восторженно внимал! Это он прославил разум, Свет и солнце воспевал. Он воспел предначертанье Нашей русской стороны, Словно северным сияньем Им века озарены… Сколько в нем, с народом слитой Сердцем всем и всей душой, Русской силы самобытной, Русской мудрости большой. И хранят его портреты, И твердят его стихи Лесорубы и поэты, Моряки и пастухи. Белой ночью над Невою Проплывают облака, И за дымкой голубою Тихо катится река, Лодка выплывет на стрежень, Как певучая стрела, Словно нож, волну разрежет Взмах широкого весла. Полной грудью город дышит, Льется с туч веселый звон, Ветер медленно колышет Сотни флагов и знамен. Выплывают из простора Корабли, а за мостом День и ночь стоит «Аврора», Как в дозоре боевом,— Ведь на вечную стоянку Здесь поставлена она… Всходят зори спозаранку, Даль огнем озарена, И живет очарованье Светлых невских берегов В легком, радостном дыханье Гордых пушкинских стихов. «Над Невою резво вьются Флаги пестрые судов; Звучно с лодок раздаются Песни дружные гребцов». 1949

184. СУВОРОВ

Зима сорок первого… Враг под Москвой, Он яростно рвется к столице, И ночью и днем не стихающий бой На северных подступах длится. Мы помним ту зиму, орудий раскат, Снега подмосковных просторов. С плаката глядел на советских солдат Скакавший по полю Суворов. Когда-то на запад, в чужой стороне, Где буря давно бушевала, Спешил он — и Альпы дымились в огне, И золото Рейна пылало. В поля, где метель, не стихая, метет, К нам голос его доносило Былое столетье с кремнистых высот, С пылающих стен Измаила. И в мирные годы дороги страны Уводят в бескрайние шири, У скольких героев великой войны Сияет на старом мундире Суворова орден, врученный в те дни, Когда, наводя переправы, С родными полками шагали они Путями суворовской славы! 1950

185–218. ИЗ КНИГИ «ГОЛОС МОЛОДОСТИ»

1. ПОКОЛЕНИЕ

Мы себя, пожалуй, не жалели, Сил своих совсем не берегли… Второпях свои мы песни спели, А в чужих напевах не нашли Силы той, что двигала громами, Силы той, что управляла нами В ежедневных будничных заботах И в больших деяниях земных. Мы на всех житейских поворотах Верили лишь в правду дел своих… Что сказать? Мы очень трудно жили, Сил своих совсем не берегли, Мы порой без спросу в дом входили, Кой-где двери кулаком открыли, Кой-где, может, невзначай прошли Мимо счастья тихого и мимо Ждавшей нас сердечной теплоты… Но скажи, далекий правнук, ты: Разве мы не правы, и неужто Можно было по-другому жить В наше время, время грозовое? К берегам грядущего доплыть Можно, лишь забывши о покое. Молодость свою я славлю вновь, Громкую, как выстрел, славлю дружбу, Чистую, как снег в горах, любовь! <1957>

2. КРАЙ ЛЮБИМЫЙ

Край любимый, слава дедич, отчич, За кормой тяжелой уходя, Ты встаешь навстречу дымной ночи В чешуе последнего дождя. Жаворонка песню не услышу, Но услышу средь чужих морей: Теплый дождик падает на крыши В тихом крае родины моей. Пахнет он смолою и грибами, Пахнет он весеннею листвой, За такими дальними морями Хорошо почуять воздух твой. Родина, ведь ты всегда со мною, Нет числа всем чудесам твоим, Потому-то с быстрою волною Мы сейчас в бессмертие летим! <1957>