Стихотворения. Рассказы. Малостранские повести
Шрифт:
– Бедная барышня-собачница, а ведь она получала пенсию всего восемьдесять гульденов в год! Мой сын писал для нее квартальные расписки,- удивилась старая Баворова.
Было ясно, что «собачницей» покойную называли не в насмешку, а просто по привычке.
– Пособие на погребение составит пятьдесят гульденов; кроме того, она получит хорошую могилку и освященную позолоченную дощечку с надписью,- заметила трактирщица.
– А что там еще за бумаги? – полюбопытствовал вернувшийся Вацлав.
– Ничего ценного. Личные письма многолетней давности,- ответил холостяк, рассматривая бумаги.
– Дайте мне их почитать! Воспоминания старой девы –
– Только смотрите не потеряйте ни одного листка, принесите потом все назад.
– А кто позаботится о погребении и всех формальностях? – спросил домохозяин.- Возьмитесь за это вы, пан доктор. Denn diese Leute kennen’s nicht [17]
– Кабы мой сын не служил с тобой вместе, показала бы я тебе за это «кенэнс-нихт»,- проворчала про себя Баворова.
– Придется взяться мне,- добродушно сказал холостяк.- Я схожу в церковь, к нотариусу и в приходское управление, но раньше вы, пан Бавор, сходите-ка за врачом. Когда он напишет справку, принесите ее мне на службу.
17
Ведь эти люди не разбираются в таких делах! (нем.)
Вацлав охотно принял поручение и не медля отправился за врачом.
– А мы с трактирщицей обмоем и уберем покойницу. Окажем ей последнюю услугу,- сказала Баворова.
– Вы очень добры,- подхватил холостяк.- Однако же мне пора.
– Мне тоже,- сказал домохозяин.
И мужчины ушли.
– Что поделываете, соседка?
– Да вот рассуждаю о житье-бытье.
– А что за сон вам приснился? – продолжала трактирщица.- Вы хотели рассказать.
– Ах да, прекрасный сон. Мне приснилось, что ко мне пришел мой покойный отец, дай ему, господи, царствие небесное, он скончался двадцать с лишним лет тому назад. Мать умерла раньше него, и он совсем потерял покой, все ходил на кладбище, пока сам не помер. Легкая была смерть. Они любили друг друга, как дети. Помню, как они убивались из-за того, что во время войны с французами им нечем было кормить пас, ребятишек…
– А как звали папашу?
– Яном, поэтому в соннике номер шестнадцать… И вот вижу я во сне, что стоит отец передо мной у нас в лавке. Только я хотела сказать: «Откуда вы взялись, папенька?» – а он подает мне целую груду пирожков – их было двадцать три, счастливое число! – и говорит: «Берут меня в солдаты, надо идти». Увидеть рекрута во сне – это к веселью… номер восьмой. Повернулся он и ушел…
– Повернулся? Номер шестьдесят один!
– Смотрите-ка, я и не подумала об этом. Так, значит, шестьдесят один, двадцать три и восемь.
– Поставим на эти номера целых пятьдесят крейцеров, раз это такой: ясный сон, а?
– Почему бы и не поставить?
– Выиграем много денег, и… ведь ваш Вацлав и моя Маринки правятся друг другу.
III. В СЕМЬЕ ДОМОВЛАДЕЛЬЦА
Пора, однако, более определенно обрисовать и место действия, и моих героев. Герои, правда, сами в ходе событий будут выдвигаться на передний план. О месте же действия можно сразу оказать, что это один из самых тихих домов тихой Малой Страны. Дом этот своеобразной архитектуры, которая, однако, далеко не редкость на крутом косогоре Оструговой улицы. Здание вытянуто в глубину и фасадом выходит на Остругову улицу, а задней частью в глухую, словно вымершую Сватоянскую уличку. Из-за этого косогора получается, что задний трехэтажный флигель дома ниже, чем двухэтажный передний. Главное здание и флигель не связаны между собой строениями, между ними высятся слепые степы соседних, домоп.
В фасадном корпусе налево видна с улицы мелочная лавка, направо трактир. Чтобы попасть во второй этаж, надо подняться по лестнице, ведущей во двор, оттуда пройти направо по короткой галерейке к винтовой лестнице, подняться по ней на следующую галерейку и оттуда – в короткий коридор второго этажа. Весь этаж занимает одна квартира, окна которой выходят на улицу и во двор. Здесь живет отставной чиновник финансового ведомства с женой и дочерью. Холостяк, он же «пан доктор», вернее делопроизводитель-практик без диплома, Йозеф Лоукота, снимает у них комнату, ход в которую через кухню.
Винтовая лестница ведет дальше на чердак. Внизу, по обе стороны лестницы, тянутся дровяные сараи. Двор сильно покатый. В нижнем зтаже флигеля находится уже известная нам квартира покойной Жанины. Ступеньки рядом ведут в подвал, а еще дальше винтовая лестница соединяет два этажа, опоясанные длинными балконами, и чердак. В третьем этаже живет Йозефинка с болезненной старшей сестрой и матерью; ее покойный отец служил в каком-то имении. Их квартира невелика, хотя и занимает весь этаж, и ее окна выходят во двор и на Петршин.
Во втором этаже обитает домовладелец с семьей, которую мы уже видели мельком на балконе. Нанесем же им первый визит вежливости.
Через кухню, где мы снова встречаемся со старой Баворовой, на этот раз в роли служанки, у корыта с бельем, мы попадаем в комнаты второго этажа. Мебель тут довольно простая и неказистая. Налево постель под вязаным покрывалом, направо комод и высокий платяной шкаф, несколько стульев и посередине круглый стол, покрытый выцветшим и немного рваным ковром. У окон столики для шитья, стулья и скамеечки для ног, в простенке большое зеркало, стены пусты. Комната выкрашена в зеленый цвет. Комод и рама зеркала покрыты пылью, но это неважно, ведь гостей принимают в гостиной, а эту комнату Баворова называет передней, Vorzimmer. В соседней – гостиной, значит,- стены украшены несколькими хромолитографиями, и меблировка ее состоит из рояля, канапе, стола, шести расставленных вокруг него кресел в белых чехлах и кровати. Кровать еще не застелена, и на ней сейчас валяется девочка, вторая дочь хозяйки. В третьей комнате – спальня родителей.
В первой комнате у окна сидит хозяйка, у другого окна ее дочь. Мамаша все еще полуодета, девица в нижней юбке, хотя уже одиннадцатый час.
Хозяйка – дама с резкими чертами приплюснутого лица и острым подбородком. На носу у нее очки, и она что-то усердно шьет из грубого полотна. По черному штемпелю на полотне видно, что это казенное солдатское белье. Девица – если описать ее возможно короче – унылая, бесцветная блондинка. Лицом она похожа на мать, только черты не так резки и острый подбородок сохраняет прелесть молодости. Глаза у нее блекло-голубые, волосы, все еще закрученные на папильотки, видимо, не особенно густы. Мы замечаем теперь, что ей уже далеко за двадцать.