Стихотворения

Толстой Алексей Константинович

РОМАН ГАЛИЦКИЙ[*]

К Роману Мстиславичу в Галич послом Прислал папа римский легата. И вот над Днестром, среди светлых хором, В венце из царьградского злата, Князь слушает, сидя, посольскую речь, Глаза опустив, опершися на меч. И молвит легат: “Далеко ты, О княже, прославлен за доблесть свою! Ты в русском краю Как солнце на всех изливаешь щедроты, Врагам ты в бою Являешься божиим громом; Могучей рукой ты Царьград поддержал, В земле половецкой не раз испивал От синего Дона шеломом. Ты храбр, аки тур, и сердит, аки рысь,— Но ждет тебя большая слава, Лишь римскому папе душой покорись, Святое признай его право: Он может по воле решить и вязать, На дом он на твой призовет благодать, На недругов — божье проклятье. Прими ж от него королевскую власть, К стопам его пасть Спеши — и тебе он отверзет объятья И, сыном коль будешь его нареком, Тебя опояшет духовным мечом!” Замолк. И, лукавую выслушав речь, Роман на свой меч Взглянул — и его вполовину Он выдвинул вон из нарядных ножон: “Скажи своему господину: Когда так духовным мечом он силен, То он и хвалить его волен, Но пусть он владеет по-прежнему им, А я вот и этим, железным своим, Доволен. А впрочем, за ласку к Червонной Руси Поклон ему наш отнеси!” Начало 1870

БОРИВОЙ[*]

ПОМОРСКОЕ СКАЗАНИЕ

1 К делу церкви сердцем рьяный, Папа шлет в Роскильду слово И поход на бодричаны Проповедует крестовый: 2 “Встаньте! Вас теснят не в меру Те язычники лихие, Подымайте стяг за веру,— Отпускаю вам грехи я. 3 Генрик Лев на бой великий Уж поднялся, мною званый, Он идет от Брунзовика Грянуть с тылу в бодричаны. 4 Все, кто в этом деле сгинет, Кто падет под знаком крестным, Прежде чем их кровь остынет,— Будут в царствии небесном”. 5 И лишь зов проникнул в дони, Первый встал епископ Эрик; С ним монахи, вздевши брони, Собираются на берег. 6 Дале Свен пришел, сын Нилса, В шишаке своем крылатом; С ним же вместе ополчился Викинг Кнут, сверкая златом; 7 Оба царственного рода, За престол тягались оба, Но для славного похода Прервана меж ними злоба. 8 И, как птиц приморских стая, Много панцирного люду, И грохоча и блистая, К ним примкнулось отовсюду. 9 Все струги, построясь рядом, Покидают вместе берег, И, окинув силу взглядом, Говорит епископ Эрик: 10 “С нами бог! Склонил к нам папа Преподобного Егорья,— Разгромим теперь с нахрапа Все славянское поморье!” 11 Свен же молвит: “В бранном споре Не боюся никого я, Лишь бы только в синем море Нам не встретить Боривоя”. 12 Но, смеясь, с кормы высокой Молвит Кнут: “Нам нет препоны: Боривой теперь далеко Бьется с немцем у Арконы!” 13 И в веселии все трое, С ними грозная дружина, Все плывут в могучем строе К башням города Волына. 14 Вдруг, поднявшись над кормою, Говорит им Свен, сын Нилса: “Мне сдалось: над той скалою Словно лес зашевелился”. 15 Кнут, вглядевшись, отвечает: “Нет, не лес то шевелится,— Щегол множество кивaeт, О косицу бьет косица”. 16 Встал епископ торопливо, С удивлением во взоре: “Что мне чудится за диво: Кони ржут на синем море!” 17 Но епископу в смятенье Отвечает бледный инок: “То не ржанье,— то гуденье Боривоевых волынок”. 18 И внезапно, где играют Всплески белые прибоя, Из-за мыса выбегают Волнорезы Боривоя. 19 Расписными парусами Море синее покрыто, Развилось по ветру знамя Из божницы Святовита, 20 Плещут весла, блещут брони, Топоры звенят стальные, И, как бешеные кони, Ржут волынки

боевые. 21 И, начальным правя дубом, Сам в чешуйчатой рубахе, Боривой кивает чубом: “Добрый день, отцы монахи! 22 Я вернулся из Арконы, Где поля от крови рдеют, Но немецкие знамена Под стенами уж не веют. 23 В клочья ту порвавши лопать, Заплатили долг мы немцам И пришли теперь отхлопать Вас по бритым по гуменцам!” 24 И под всеми парусами Он ударил им навстречу: Сшиблись вдруг ладьи с ладьями — И пошла меж ними сеча. 25 То взлетая над волнами, То спускаяся в пучины, Бок о бок сцепясь баграми, С криком режутся дружины; 26 Брызжут искры, кровь струится, Треск и вопль в бою сомкнутом, До заката битва длится,— Не сдаются Свен со Кнутом. 27 Но напрасны их усилья: От ударов тяжкой стали Позолоченные крылья С шлема Свена уж упали; 28 Пронзена в жестоком споре Кнута крепкая кольчуга, И бросается он в море С опрокинутого струга; 20 А епископ Эрик, в схватке Над собой погибель чуя, Перепрыгнул без оглядки Из своей ладьи в чужую; 30 Голосит: “Не пожалею На икону ничего я, Лишь в Роскильду поскорее Мне б уйти от Боривoя!” 31 И гребцы во страхе тоже, Силу рук своих удвоя, Голосят: “Спаси нас, боже, Защити от Боривоя!” 32 “Утекай, клобучье племя!— Боривой кричит вдогоню,— Вам вздохнуть не давши время, Скоро сам я буду в дони! 33 К вам средь моря иль средь суши Проложу себе дорогу И заране ваши души Обрекаю Чернобогу!” 34 Худо доням вышло, худо В этой битве знаменитой; В этот день морские чуда Нажрались их трупов сыто, 35 И ладей в своем просторе Опрокинутых немало Почервоневшее море Вверх полозьями качало. 36 Генрик Лев, идущий смело На Волын к потехе ратной, Услыхав про это дело, В Брунзовик пошел обратно. 37 И от бодричей до Ретры, От Осны до Дубовика, Всюду весть разносят ветры О победе той великой. 38 Шумом полн Волын веселым, Вкруг Перуновой божницы Хороводным ходят колом Дев поморских вереницы; 39 А в Роскильдовском соборе Собираются монахи, Восклицают: “Горе, горе!” И молебны служат в страхе, 40 И епископ с клирной силой, На коленях в церкви стоя, Молит: “Боже, нас помилуй! Защити от Боривоя!” Лето 1870

РУГЕВИТ[*]

1 Над древними подъемляся дубами, Он остров наш от недругов стерег; В войну и мир равно честимый нами, Он зорко вкруг глядел семью главами, Наш Ругевит, непобедимый бог. 2 Курился дым ему от благовоний, Его алтарь был зеленью обвит, И много раз на кучах вражьих броней У ног своих закланных видел доней Наш грозный бог, наш славный Ругевит. 3 В годину бурь, крушенья избегая, Шли корабли под сень его меча; Он для своих защита был святая, И ласточек доверчивая стая В его брадах гнездилась, щебеча. 4 И мнили мы: “Жрецы твердят недаром, Что если враг попрет его порог, Он оживет, и вспыхнет взор пожаром, И семь мечей подымет в гневе яром Наш Ругевит, наш оскорбленный бог”. 5 Так мнили мы,— но роковая сила Уж обрекла нас участи иной; Мы помним день: заря едва всходила, Нежданные к нам близились ветрила, Могучий враг на Ругу шел войной. 6 То русского шел правнук Мономаха, Владимир шел в главе своих дружин, На ругичан он первый шел без страха, Король Владимир, правнук Мономаха, Варягов князь и доней властелин. 7 Мы помним бой, где мы не устояли, Где Яромир Владимиром разбит; Мы помним день, где наши боги пали, И затрещал под звоном вражьей стали, И рухнулся на землю Ругевит. 8 Четырнадцать волов, привычных к плугу, Дубовый вес стащить едва могли; Рога склонив, дымяся от натугу, Под свист бичей они его по лугу При громких криках доней волокли. 9 И, на него взошед с крестом в деснице, Держась за свой вонзенный в бога меч, Епископ Свен, как вождь на колеснице, Так от ворот разрушенной божницы До волн морских себя заставил влечь. 10 И к берегу, рыдая, все бежали, Мужи и старцы, женщины с детьми; Был вой кругом. В неслыханной печали: “Встань, Ругевит!— мы вслед ему кричали,— Воспрянь, наш бог, и доней разгроми!” 11 Но он не встал. Где об утес громадный Дробясь, кипит и пенится прибой, Он с крутизны низвергнут беспощадно; Всплеснув, валы его схватили жадно И унесли, крутя перед собой. 12 Так поплыл прочь от нашего он края И отомстить врагам своим не мог, Дивились мы, друг друга вопрошая: “Где ж мощь его? Где власть его святая? Наш Ругевит ужели был не бог?” 13 И, пробудясь от первого испугу, Мы не нашли былой к нему любви И разошлись в раздумии по лугу, Сказав: “Плыви, в беде не спасший Ругу, Дубовый бог, плыви себе, плыви!” Лето 1870

УШКУЙНИК[*]

Одолела сила-удаль меня, молодца, Не чужая, своя удаль богатырская! А и в сердце тая удаль-то не вместится, А и сердце-то от удали разорвется! Пойду к батюшке на удаль горько плакаться, Пойду к матушке на силу в ноги кланяться: Отпустите свое детище дроченое, Новгородским-то порядкам неученое, Отпустите поиграти игры детские: Те ль обозы бить низовые, купецкие, Багрить на море кораблики урманские, Да на Волге жечь остроги басурманские! Осень 1870

ПОТОК-БОГАТЫРЬ[*]

1 Зачинается песня от древних затей, От веселых пиров и обедов, И от русых от кос, и от черных кудрей, И от тех ли от ласковых дедов, Что с потехой охотно мешали дела; От их времени песня теперь повела, От того ль старорусского краю, А чем кончится песня — не знаю. 2 У Владимира Солнышка праздник идет, Пированье идет, ликованье, С молодицами гридни ведут хоровод, Гуслей звон и кимвалов бряцанье. Молодицы что светлые звезды горят, И под топот подошв, и под песенный лад, Изгибаяся, ходят красиво, Молодцы выступают на диво. 3 Но Поток-богатырь всех других превзошел: Взглянет-искрами словно обмечет: Повернется направо— что сизый орел, Повернется налево — что кречет; Подвигается мерно и взад и вперед, То притопнет ногою, то шапкой махнет, То вдруг станет, тряхнувши кудрями, Пожимает на месте плечами. 4 И дивится Владимир на стройную стать, И дивится на светлое око: “Никому,— говорит,— на Руси не плясать Супротив молодого Потока!” Но уж поздно, встает со княгинею князь, На три стороны в пояс гостям поклонясь, Всем желает довольным остаться — Это значит: пора расставаться. 5 И с поклонами гости уходят домой, И Владимир княгиню уводит, Лишь один остается Поток молодой, Подбочася, по-прежнему ходит, То притопнет ногою, то шапкой махнет, Не заметил он, как отошел хоровод, Не слыхал он Владимира ласку, Продолжает по-прежнему пляску. 6 Вот уж месяц из-за лесу кажет рога, И туманом подернулись балки, Вот и в ступе поехала баба-яга, И в Днепре заплескались русалки, В Заднепровье послышался лешего вой, По конюшням дозором пошел домовой, На трубе ведьма пологом машет, А Поток себе пляшет да пляшет. 7 Сквозь царьградские окна в хоромную сень Смотрят светлые звезды, дивяся, Kaк по белым стенам богатырская тень Ходит взад и вперед, подбочася. Перед самой зарей утомился Поток, Под собой уже резвых не чувствует ног, На мостницы как сноп упадает, На полтысячи лет засыпает. 8 Много снов ему снится в полтысячи лет: Видит славные схватки и сечи, Красных девиц внимает радушный привет И с боярами судит на вече; Или видит Владимира вежливый двор, За ковшами веселый ведет разговор, Иль на ловле со князем гуторит, Иль в совете настойчиво спорит. 9 Пробудился Поток на Москве на реке, Пред собой видит терем дубовый; Под узорным окном, в закутнбм цветнике, Распускается розан махровый; Полюбился Потоку красивый цветок, И понюхать его норовится Поток, Как в окне показалась царевна, На Потока накинулась гневно: 10 “Шеромыжник, болван, неученый холоп! Чтоб тебя в турий рог искривило! Поросенок, теленок, свинья, эфиоп, Чертов сын, неумытое рыло! Кабы только не этот мой девичий стыд, Что иного словца мне сказать не велит, Я тебя, прощелыгу, нахала, И не так бы еще обругала!” 11 Испугался Поток, не на шутку струхнул: “Поскорей унести бы мне ноги!” Вдруг гремят тулумбасы; идет караул, Гонит палками встречных с дороги; Едет царь на коне, в зипуне из парчи, А кругом с топорами идут палачи,— Его милость сбираются тешить, Там кого-то рубить или вешать. 12 И во гневе за меч ухватился Поток: “Что за хан на Руси своеволит?” Но вдруг слышит слова: “То земной едет бог, То отец наш казнить нас изволит!” И на улице, сколько там было толпы, Воеводы, бояре, монахи, попы, Мужики, старики и старухи — Все пред ним повалились на брюхи. 13 Удивляется притче Поток молодой: “Если князь он, иль царь напоследок, Что ж метут они землю пред ним бородой? Мы честили князей, но не эдак! Да и полно, уж вправду ли я на Руси? От земного нас бога господь упаси! Нам Писанием ведено строго Признавать лишь небесного бога!” 14 И пытает у встречного он молодца: “Где здесь, дядя, сбирается вече?” Но на том от испугу не видно лица: “Чур меня,— говорит,— человече!” И пустился бежать от Потока бегом; У того ж голова заходила кругом, Он на землю как сноп упадает, Лет на триста еще засыпает. 15 Пробудился Поток на другой на реке, На какой? не припомнит преданье. Погуляв себе взад и вперед в холодке, Входит он во просторное зданье, Видит: судьи сидят, и торжественно тут Над преступником гласный свершается суд. Несомненны и тяжки улики, Преступленья ж довольно велики: 16 Он отца отравил, пару теток убил, Взял подлогом чужое именье Да двух братьев и трех дочерей задушил — Ожидают присяжных решенья. И присяжные входят с довольным лицом: “Хоть убил,— говорят,— не виновен ни в чем!” Тут платками им слева и справа Машут барыни с криками: браво! 17 И промолвил Поток: “Со присяжными суд Был обычен и нашему миру, Но когда бы такой подвернулся нам шут, В триста кун заплатил бы он виру!” А соседи, косясь на него, говорят: “Вишь, какой затесался сюда ретроград! Отсталой он, то видно по платью, Притеснять хочет меньшую братью!” 18 Но Поток из их слов ничего не поймет, И в другое он здание входит; Там какой-то аптекарь, не то патриот, Пред толпою ученье проводит: Что, мол, нету души, а одна только плоть И что если и впрямь существует господь, То он только есть вид кислорода, Вся же суть в безначалье народа. 19 И, увидя Потока, к нему свысока Патриот обратился сурово: “Говори, уважаешь ли ты мужика?” Но Поток вопрошает: “Какого?” “Мужика вообще, что смиреньем велик!” Но Поток говорит: “Есть мужик и мужик: Если он не пропьет урожаю, Я тогда мужика уважаю!” 20 “Феодал!— закричал на него патриот,— Знай, что только в народе спасенье!” Но Поток говорит: “Я ведь тоже народ, Так за что ж для меня исключенье?” Но к нему патриот: “Ты народ, да не тот! Править Русью призван только черный народ! То по старой системе всяк равен, А по нашей лишь он полноправен!” 21 Тут все подняли крик, словно дернул их бес, Угрожают Потоку бедою. Слышно: почва, гуманность, коммуна, прогресс, И что кто-то заеден средою. Меж собой вперерыв, наподобье галчат, Все об общем каком-то о деле кричат, И Потока с язвительным тоном Называют остзейским бароном. 22 И подумал Поток: “Уж, господь борони, Не проснулся ли слишком я рано? Ведь вчера еще, лежа на брюхе, они Обожали московского хана, А сегодня велят мужика обожать! Мне сдается, такая потребность лежать То пред тем, то пред этим на брюхе На вчерашнем основана духе!” 23 В третий входит он дом, и объял его страх: Видит, в длинной палате вонючей, Все острижены вкруг, в сюртуках и в очках, Собралися красавицы кучей. Про какие-то женские споря права, Совершают они, засуча рукава, Пресловутое общее дело: Потрошат чье-то мертвое тело. 24 Ужаснулся Поток, от красавиц бежит, А они восклицают ехидно: “Ах, какой он пошляк! ах, как он неразвит! Современности вовсе не видно!” Но Поток говорит, очутясь на дворе: “То ж бывало у нас и на Лысой Горе, Только ведьмы хоть голы и босы, Но, по крайности, есть у них косы!” 25 И что видеть и слышать ему довелось: И тот суд, и о боге ученье, И в сиянье мужик, и девицы без кос — Все приводит его к заключенью: “Много разных бывает на свете чудес! Я не знаю, что значит какой-то прогресс, Но до здравого русского веча Вам еще, государи, далече!” 26 И так сделалось гадко и тошно ему, Что он наземь как сноп упадает И под слово прогресс, как в чаду и дыму, Лет на двести еще засыпает. Пробужденья его мы теперь подождем; Что, проснувшись, увидит, о том и споем, А покудова он не проспится, Наудачу нам петь не годится. Начало 1871

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ[*]

1 Под броней с простым набором, Хлеба кус жуя, В жаркий полдень едет бором Дедушка Илья. 2 Едет бором, только слышно, Как бряцает бронь, Топчет папоротник пышный Богатырский конь. 3 И ворчит Илья сердито: “Ну, Владимир, что ж? Посмотрю я, без Ильи-то Как ты проживешь? 4 Двор мне, княже, твой не диво! Не пиров держусь! Я мужик неприхотливый, Был бы хлеба кус! 5 Но обнес меня ты чарой В очередь мою — Так шагай же, мой чубарый, Уноси Илью! 6 Без меня других довольно: Сядут — полон стол! Только лакомы уж больно, Любят женский пол! 7 Все твои богатыри-то, Значит, молодежь; Вот без старого Ильи-то Как ты проживешь! 8 Тем-то я их боле стою, Что забыл уж баб, А как тресну булавою, Так еще не слаб! 9 Правду молвить, для княжого Не гожусь двора; Погулять по свету снова Без того пора! 10 Не терплю богатых сеней, Мраморных тех плит; От царьградских от курений Голова болит! 11 Душно в Киеве, что в скрине, Только киснет кровь! Государыне-пустыне Поклонюся вновь! 12 Вновь изведаю я, старый, Волюшку мою — Ну же, ну, шагай, чубарый, Уноси Илью!” 13 И старик лицом суровым Просветлел опять, По нутру ему здоровым Воздухом дышать; 14 Снова веет воли дикой На него простор, И смолой и земляникой Пахнет темный бор. Май [?] 1871

“Порой веселой мая...”[*]

1 Порой веселой мая По лугу вертограда, Среди цветов гуляя, Сам-друг идут два лада. 2 Он в мурмолке червленой, Каменьем корзно шито, Тесьмою золоченой Вкрест голени обвиты; 3 Она же, молодая, Вся в ткани серебристой; Звенят на ней, сверкая, Граненые мониста, 4 Блестит венец наборный, А хвост ее понявы, Шурша фатой узорной, Метет за нею травы. 5 Ей весело, невесте, “О милый!— молвит другу,— Не лепо ли нам вместе В цветах идти по лугу?” 6 И взор ее он встретил, И стан ей обнял гибкий. “О милая!— ответил Со страстною улыбкой,— 7 Здесь рай с тобою сущий! Воистину все лепо! Но этот сад цветущий Засеют скоро репой!” 8 “Как быть такой невзгоде!— Воскликнула невеста,— Ужели в огороде Для репы нету места?” 9 А он: “Моя ты лада! Есть место репе, точно, Но сад испортить надо Затем, что он цветочный!” 10 Она ж к нему: “Что ж будет С кустами медвежины, Где каждым утром будит Нас рокот соловьиный?” 11 “Кусты те вырвать надо Со всеми их корнями, Индеек здесь, о лада, Хотят кормить червями!” 12 Подняв свои ресницы, Спросила тут невеста: “Ужель для этой птицы В курятнике нет места?” 13 “Как месту-то не быти! Но соловьев, о лада, Скорее истребити За бесполезность надо!” 14 “А роща, где в тени мы Скрываемся от жара, Ее, надеюсь, мимо Пройдет такая кара?” 15 “Ее порубят, лада, На здание такое, Где б жирные говяда Kормились на жаркое; 16 Иль даже выйдет проще, О жизнь моя, о лада, И будет в этой роще Свиней пастися стадо”. 17 “О друг ты мой единый!— Спросила тут невеста,— Ужель для той скотины Иного нету места?” 18 “Есть много места, лада, Но наш приют тенистый Затем изгадить надо, Что в нем свежо и чисто!” 19 “Но кто же люди эти,— Воскликнула невеста,— Хотящие, как дети, Чужое гадить место?” 20 “Чужим они, о лада, Не многое считают: Когда чего им надо, То тащут и хватают”. 21 “Иль то матерьялисты,— Невеста вновь спросила,— У коих трубочисты Суть выше Рафаила?” 22 “Им имена суть многи, Мой ангел серебристый, Они ж и демагоги, Они ж и анархисты. 23 Толпы их все грызутся, Лишь свой откроют форум, И порознь все клянутся In verba вожакорум. 24 В одном согласны все лишь: Коль у других именье Отымешь и разделишь, Начнется вожделенье. 25 Весь мир желают сгладить И тем внести равенство, Что все хотят загадить Для общего блаженства!” 26 “Поведай, шуток кроме,— Спросила тут невеста,— Им в сумасшедшем доме Ужели нету места?” 27 “О свет ты мой желанный! Душа моя ты, лада! Уж очень им пространный Построить дом бы надо! 28 Вопрос: каким манером Такой им дом построить? Дозволить инженерам — Премного будет стоить; 29 А земству предоставить На их же иждивенье, То значило б оставить Постройку без движенья!” 30 “О друг, что ж делать надо, Чтоб не погибнуть краю?” “Такое средство, лада, Мне кажется, я знаю: 31 Чтоб русская держава Спаслась от их затеи, Повесить Станислава Всем вожакам на шеи! 32 Тогда пойдет все гладко И станет все на место!” “Но это средство гадко!”— Воскликнула невеста. 33 “Ничуть не гадко, лада, Напротив, превосходно: Народу без наклада, Казне ж весьма доходно”. 34 “Но это средство скверно!”— Сказала дева в гневе. “Но это средство верно!”— Жених ответил деве. 35 “Как ты безнравствен, право!— В сердцах сказала дева,— Ступай себе направо, А я пойду налево!” 36 И оба, вздевши длани, Расстались рассержены, Она в сребристой ткани, Он в мурмолке червленой. 37 “К чему ж твоя баллада?”— Иная спросит дева. — О жизнь моя, о лада, Ей-ей, не для припева! 38 Нет, полн иного чувства, Я верю реалистам: Искусство для искусства Равняю с птичьим свистом; 39 Я, новому ученью Отдавшись без раздела, Хочу, чтоб в песнопенье Всегда сквозило дело. 40 Служите ж делу, струны! Уймите праздный ропот! Российская коммуна, Прими мой первый опыт! Июнь [?] 1871

СВАТОВСТВО[*]

1 По вешнему по складу Мы песню завели, Ой ладо, диди-ладо! Ой ладо, лель-люли! 2 Поведай, песня наша, На весь на русский край, Что месяцев всех краше Веселый месяц май! 3 В лесах, в полях отрада, Все вербы расцвели — Ой ладо, диди-ладо! Ой ладо, лель-люли! 4 Затем так бодр и весел Владимир, старый князь, На подлокотни кресел Сидит облокотясь. 5 И с ним, блестя нарядом, В красе седых кудрей, Сидит княгиня рядом За пряжей за своей; 6 Кружась, жужжит и пляшет Ее веретено, Черемухою пашет В открытое окно; 7 И тут же молодые, Потупившие взгляд, Две дочери княжие За пяльцами сидят; 8 Сидят они так тихо, И взоры в ткань ушли, В груди ж поется лихо: Ой ладо, лель-люли! 9 И вовсе им не шьется, Хоть иглы изломай! Так сильно сердце бьется В веселый месяц май! 10 Когда ж берет из мочки Княгиня волокно, Украдкой обе дочки Косятся на окно. 11 Но вот, забыв о пряже, Княгиня молвит вдруг: “Смотри, два гостя, княже, Подъехали сам-друг! 12 С коней спрыгнули смело У самого крыльца, Узнать я не успела Ни платья, ни лица!” 13 А князь смеется: “Знаю! Пусть входят молодцы, Не дальнего, чай, краю Залетные птенцы!” 14 И вот их входит двое, В лохмотьях и тряпьях, С пеньковой бородою, В пеньковых волосах; 15 Вошедши, на икону Крестятся в красный кут, А после по поклону Хозяевам кладут. 16 Князь просит их садиться, Он хитрость их проник, Заране веселится Обману их старик. 17 Нo он обычай знает И речь заводит сам: “Отколе,— вопрошает,— Пожаловали к нам?” 18 “Мы, княже-господине, Мы с моря рыбаки, Сейчас завязли в тине Среди Днепра-реки! 19 Двух рыбок златоперых Хотели мы поймать, Да спрятались в кокорах, Пришлося подождать!” 20 Но князь на это: “Братья, Неправда, ей-же-ей! Не мокры ваши платья, И с вами нет сетей! 21 Днепра ж светлы стремнины, Чиста его вода, Не видано в нем тины От веку никогда!” 22 На это гости: “Княже, Коль мы не рыбаки, Пожалуй, скажем глаже: Мы брыньские стрелки! 23 Стреляем зверь да птицы По дебрям по лесным, А ноне две куницы Пушистые следим; 24 Трущобой шли да дромом, Досель удачи нет, Но нас к твоим хоромам Двойной приводит след!” 25 А князь на это: “Что вы! Трущобой вы не шли, Лохмотья ваши новы И даже не в пыли! 26 Куниц же бьют зимою, А ноне месяц май, За зверью за иною Пришли ко мне вы, чай!” 27 “Ну, княже,— молвят гости,— Тебя не обмануть! Так скажем уж попрости, Кто мы такие суть: 28 Мы бедные калики, Мы старцы-гусляры, Но петь не горемыки, Где только есть пиры! 29 Мы скрозь от Новаграда Сюда с припевом шли: Ой ладо, диди-ладо! Ой ладо, лель-люли! 30 И если бы две свадьбы Затеял ты сыграть, Мы стали распевать бы Да струны разбирать!” 31 “Вот это,— князь ответил,— Другой выходит стих, Но гуслей не заметил При вас я никаких; 32 А что с припевом шли вы Сквозь целый русский край, Оно теперь не диво, В веселый месяц май! 33 Теперь в ветвях березы Поют и соловьи, В лугах поют стрекозы, В полях поют ручьи, 34 И много, в небе рея, Поет пернатых стай — Всех месяцев звончее Веселый месяц май! 35 Но строй гуслярный, други, Навряд ли вам знаком: Вы носите кольчуги, Вы рубитесь мечом! 36 В мешке не спрятать шила, Вас выдал речи звук: Пленкович ты Чурило, А ты Степаныч Дюк!” 37 Тут с них лохмотья спали, И, светлы как заря, Два славные предстали Пред ним богатыря; 38 Их бороды упали, Смеются их уста, Подобная едва ли Встречалась красота. 39 Их кровь от сил избытка Играет горячо, Корсунская накидка Надета на плечо; 40 Коты из аксамита С камением цветным, А бeрца вкрест обвиты Обором золотным; 41 Орлиным мечут оком Не взоры, но лучи; На поясе широком Крыжатые мечи. 42 С притворным со смущеньем Глядят на них княжны, Как будто превращеньем И впрямь удивлены; 43 И взоры тотчас тихо Склонили до земли, А сердце скачет лихо: Ой ладо, лель-люли! 44 Княгиня ж молвит: “Знала Я это наперед, Недаром куковала Кукушка у ворот, 45 И снилось мне с полночи, Что, голову подняв И в лес уставя очи, Наш лает волкодав!” 46 Но, вид приняв суровый, Пришельцам молвит князь: “Ответствуйте: почто вы Вернулись, не спросясь? 47 Указан был отселе Вам путь на девять лет — Каким же делом смели Забыть вы мой запрет?” 48 “Не будь, о княже, гневен! Твой двор чтоб видеть вновь, Aрмянских двух царевен Отвергли мы любовь! 49 Зане твоих издавна Мы любим дочерей! Отдай же их, державный, За нас, богатырей!” 50 Но, вид храня суровый, А сам в душе смеясь: “Мне эта весть не нова,— Ответил старый князь, — 51 От русской я державы Велел вам быть вдали, А вы ко мне лукаво На промысел пришли! 52 Но рыб чтоб вы не смели Ловить в моем Днепру, Все глуби я и мели Оцепами запру! 53 Чтоб впредь вы не дерзали Следить моих куниц, Ограду я из стали Поставлю круг границ; 54 Ни неводом вам боле, Ни сетью не ловить — Но будет в вашей воле Добром их приманить! 55 Коль быть хотят за вами, Никто им не мешай! Пускай решают сами В веселый месяц май!” 56 Услыша слово это, С Чурилой славный Дюк От дочек ждут ответа, Сердец их слышен стук. 57 Что дочки им сказали — Кто может, отгадай! Мы слов их не слыхали В веселый месяц май! 58 Мы слов их не слыхали, Нам свист мешал дроздов, Нам иволги мешали И рокот соловьев! 59 И звонко так в болоте Кричали журавли, Что мы, при всей охоте, Расслышать не могли! 60 Такая нам досада, Расслышать не могли! Ой ладо, диди-ладо! Ой ладо, лель-люли! Июнь [?] 1871

АЛЕША ПОПОВИЧ[*]

1 Кто веслом так ловко правит Через аир и купырь? Это тот Попович славный, Тот Алеша-богатырь! 2 За плечами видны гусли, А в ногах червленый щит, Супротив его царевна Полоненная сидит. 3 Под себя поджала ножки, Летник свой подобрала И считает робко взмахи Богатырского весла. 4 “Ты почто меня, Алеша, В лодку песней заманил? У меня жених есть дома, Ты ж, похитчик, мне не мил!” 5 Но, смеясь, Попович молвит: “Не похитчик я тебе! Ты взошла своею волей, Покорись своей судьбе! 6 Ты не первая попалась В лодку, девица, мою: Знаменитым птицеловом Я слыву в моем краю! 7 Без силков и без приманок Я не раз меж камышей Голубых очеретянок Песней лавливал моей! 8 Но в плену, кого поймаю, Без нужды я не морю; Покорися же, царевна, Сдайся мне, богатырю!” 9 Но она к нему: “Алеша, Тесно в лодке нам вдвоем, Тяжела ей будет ноша, Вместе ко дну мы пойдем!” 10 Он же к ней: “Смотри, царевна, Видишь там, где тот откос, Как на солнце быстро блещут Стаи легкие стрекоз? 11 На лозу когда бы сели, Не погнули бы лозы; Ты же в лодке не тяжеле Легкокрылой стрекозы”. 12 И душистый гнет он аир, И, скользя очеретом, Стебли длинные купавок Рвет сверкающим веслом. 13 Много певников нарядных В лодку с берега глядит, Но Поповичу царевна, Озираясь, говорит: 14 “Птицелов ты беспощадный, Иль тебе меня не жаль? Отпусти меня на волю, Лодку к берегу причаль!” 15 Он же, в берег упираясь И осокою шурша, Повторяет только: “Сдайся, Сдайся, девица-душа! 16 Я люблю тебя, царевна, Я хочу тебя добыть, Вольной волей иль неволей Ты должна меня любить”. 17 Он весло свое бросает, Гусли звонкие берет — Дивным пением дрожащий Огласился очерет. 18 Звуки льются, звуки тают... То не ветер ли во ржи? Не крылами ль задевают Медный колокол стрижи? 19 Иль в тени журчат дубравной Однозвучные ключи? Иль ковшей то звон заздравный? Иль мечи бьют о мечи? 20 Пламя ль блещет? Дождь ли льется? Буря ль встала, пыль крутя? Конь ли по полю несется? Мать ли пестует дитя? 21 Или то воспоминанье, Отголосок давних лет? Или счастья обещанье? Или смерти то привет? 22 Песню кто уразумеет? Кто поймет ее слова? Но от звуков сердце млеет И кружится голова. 23 Их услыша, присмирели Пташек резвые четы, На тростник стрекозы сели, Преклонилися цветы: 24 Погремок, пестрец, и шилькик, И болотная заря К лодке с берега нагнулись Слушать песнь богатыря. 25 Так с царевной по теченью Он уносится меж трав, И она внимает пенью, Руку белую подняв. 26 Что внезапно в ней свершилось? Тоскованье ль улеглось? Сокровенное ль открылось? Невозможное ль сбылось? 27 Словно давние печали Разошлися как туман, Словно все преграды пали Или были лишь обман! 28 Взором любящим невольно В лик его она впилась, Ей и радостно и больно, Слезы капают из глаз. 29 Любит он иль лицемерит — Для нее то все равно, Этим звукам сердце верит И дрожит, побеждено. 30 И со всех сторон их лодку Обняла речная тишь, И куда ни обернешься — Только небо да камыш... Лето 1871

САДКО[*]

1 Сидит у царя водяного Садко И с думою смотрит печальной, Как моря пучина над ним высоко Синеет сквозь терем хрустальный. 2 Там ходят как тени над ним корабли, Товарищи там его ищут, Там берег остался цветущей земли, Там птицы порхают и свищут; 3 А здесь на него любопытно глядит Белуга, глазами моргая, Иль мелкими искрами мимо бежит Снятков серебристая стая; 4 Куда он ни взглянет, все синяя гладь, Все воду лишь видит да воду, И песни устал он на гуслях играть Царю водяному в угоду. 5 А царь, улыбаясь, ему говорит: “Садко, мое милое чадо, Поведай, зачем так печален твой вид? Скажи мне, чего тебе надо? 6 Кутья ли с шафраном моя не вкусна? Блины с инбирем не жирны ли? Аль в чем неприветна царица-жена? Аль дочери чем досадили? 7 Смотри, как алмазы здесь ярко горят, Как много здесь яхонтов алых! Сокровищ ты столько нашел бы навряд В хваленых софийских подвалах!” 8 “Ты гой еси, царь-государь водяной, Морское пресветлое чудо! Я много доволен твоею женой, И мне от царевен не худо; 9 Вкусны и кутья, и блины с инбирем, Одно, государь, мне обидно: Куда ни посмотришь, все мокро кругом, Сухого местечка не видно! 10 Что пользы мне в том, что сокровищ полны Подводные эти хоромы? Увидеть бы мне хотя б зелень сосны! Прилечь хоть на ворох соломы! 11 Богатством своим ты меня не держи; Все роскоши эти и неги Я б отдал за крик перепелки во ржи, За скрыл новгородской телеги! 12 Давно так не видно мне божьего дня, Мне запаху здесь только тина; Хоть дегтем повеяло б раз на меня, Хоть дымом курного овина! 13 Когда же я вспомню, что этой порой Весна на земле расцветает, И сам уж не знаю, что станет со мной: За сердце вот так и хватает! 14 Теперь у нас пляски в лесу в молодом, Забыты и стужа и слякоть — Когда я подумаю только о том, От грусти мне хочется плакать! 15 Теперь, чай, и птица, и всякая зверь У нас на земле веселится; Сквозь лист прошлогодний пробившись, теперь Синеет в лесу медуница! 16 Во свежем, в зеленом, в лесу молодом Березой душистою пахнет — И сердце во мне, лишь помыслю о том, С тоски изнывает и чахнет!” 17 “Садко, мое чадо, городишь ты вздор! Земля нестерпима от зною! Я в этом сошлюся на целый мой двор, Всегда он согласен со мною! 18 Mой терем есть моря великого пуп; Твой жеребий, стало быть, светел; А ты непонятлив, несведущ и глуп, Я это давно уж заметил! 19 Ты в думе пригоден моей заседать, Твою возвеличу я долю И сан водяного советника дать Тебе непременно изволю!” 20 “Ты гой еси, царь-государь водяной! Премного тебе я обязан, Но почести я недостоин морской, Уж очень к земле я привязан; 21 Бывало, не все там норовилось мне, Не по сердцу было иное; С тех пор же, как я очутился на дне, Мне все стало мило земное; 22 Припомнился пес мне, и грязен и хил, В репьях и в copy извалялся; На пир я в ту пору на званый спешил, А он мне под ноги попался; 23 Брюзгливо взглянув, я его отогнал,— Ногой оттолкнул его гордо — Вот этого пса я б теперь целовал И в темя, и в очи, и в морду!” 24 “Садко, мое чадо, на кую ты стать О псе вспоминаешь сегодня? Зачем тебе грязного пса целовать? На то мои дочки пригодней! 25 Воистину, чем бы ты им не жених? Я вижу, хоть в ус и не дую, Пошла за тебя бы любая из них, Бери ж себе в жены любую!” 26 “Ты гой еси, царь-государь водяной, Морское пресветлое чудо! Боюся, от брака с такою женой Не вышло б душе моей худо! 27 Не спорю, они у тебя хороши И цвет их очей изумрудный, Но только колючи они, как ерши, Нам было б сожительство трудно! 28 Я тем не порочу твоих дочерей, Но я бы не то что любую, А всех их сейчас променял бы, ей-ей, На первую девку рябую!” 29 “Садко, мое чадо, уж очень ты груб, Не нравится речь мне такая; Когда бы твою не ценил я игру б, Ногой тебе дал бы пинка я! 30 Но печени как-то сегодня свежо, Веселье в утробе я чую; О свадьбе твоей потолкуем ужо, Теперь же сыграй плясовую!” 31 Ударил Садко по струнам трепака, Сам к черту шлет царскую ласку, А царь, ухмыляясь, уперся в бока, Готовится, дрыгая, в пляску; 32 Сперва лишь на месте поводит усом, Щетинистой бровью кивает, Но вот запыхтел и надулся, как сом, Все боле его разбирает; 33 Похаживать начал, плечьми шевеля, Подпрыгивать мимо царицы, Да вдруг как пойдет выводить вензеля, Так все затряслись половицы. 34 “Ну,— мыслит Садко,— я тебя заморю!” С досады быстрей он играет, Но, как ни частит, водяному царю Все более сил прибывает: 35 Пустился навыверт пятами месить, Закидывать ногу за ногу; Откуда взялася, подумаешь, прыть? Глядеть индо страшно, ей-богу! 36 Бояре в испуге ползут окарачь, Царица присела аж на пол, Пищат-ин царевны, а царь себе вскачь Знай чешет ногами оба пол. 37 То, выпятя грудь, на придворных он прет, То, скорчившись, пятится боком, Ломает коленца и взад и вперед, Валяет загребом и скоком; 38 И все веселей и привольней ему, Коленца выходят все круче — Темнее становится все в терему, Над морем сбираются тучи... 39 Но шибче играет Садко, осерча, Сжав зубы и брови нахмуря, Он злится, он дергает струны сплеча — Вверху подымается буря... 40 Вот дальними грянул раскатами гром, Сверкнуло в пучинном просторе, И огненным светом зардела кругом Глубокая празелень моря. 41 Вот крики послышались там высоко: То гибнут пловцы с кораблями — Отчаянней бьет пятернями Садко, Царь бешеней месит ногами; 42 Вприсядку понес его черт ходуном, Он фыркает, пышет и дует: Гремит плясовая, колеблется дом, И море ревет и бушует... 43 И вот пузыри от подстенья пошли, Садко уже видит сквозь стены: Разбитые ко дну летят корабли, Крутяся средь ила и пены; 44 Он видит: моряк не один потонул, В нем сердце исполнилось жали, Он сильною хваткой за струны рванул — И, лопнув, они завизжали. 45 Споткнувшись, на месте стал царь водяной, Ногою подъятой болтая: “Никак, подшутил ты, Садко, надо мной? Противна мне шутка такая! 46 Не в пору, невежа, ты струны порвал, Как раз когда я расплясался! Такого колена никто не видал, Какое я дать собирался! 47 Зачем здоровее ты струн не припас? Как буду теперь без музыки? Аль ты, неумытый, плясать в сухопляс Велишь мне, царю и владыке?” 48 И плесом чешуйным в потылицу царь Хватил его, ярости полный, И вот завертелся Садко как кубарь, И вверх понесли его волны... 49 Сидит в Новеграде Садко невредим, С ним вящие все уличане; На скатерти браной шипит перед ним Вино в венецейском стакане; 50 Степенный посадник, и тысяцкий тут, И старых посадников двое, И с ними кончанские старосты пьют Здоровье Садку круговое. 51 “Поведай, Садко, уходил ты куда? На чудскую Емь аль на Балты? Где бросил свои расшивные суда? И без вести где пропадал ты?” 52 Поет и на гуслях играет Садко, Поет про царя водяного: Как было там жить у него нелегко И как уж он пляшет здорово; 53 Поет про поход без утайки про свой, Какая чему была чередь,— Качают в сомнении все головой, Не могут рассказу поверить. Ноябрь 1871 — март 1872