Стилист
Шрифт:
В школьном буфете стояли шум, гам и визг, но вокруг стола, за которым сидели двое мальчишек и двое взрослых, казалось, кто-то воздвиг стеклянный колпак, не пропускающий ни звука. Все четверо молчали, и мир затих, ожидая, когда одиннадцатилетний ребенок примет первое в своей жизни трудное решение, добровольно расставаясь с маленькой позолоченной подковкой, которую он целых три месяца носил «на счастье».
Маленький кулачок медленно разжался. Коротков хотел было просто взять подковку и сунуть в карман, но вовремя спохватился. Нельзя небрежно обращаться с тем, что так дорого мальчику. Он достал полиэтиленовый пакетик,
Оперативники встали.
– Твой товарищ – настоящий мужчина, – очень серьезно сказал Селуянов. – Так ему и передай. Он может гордиться собой. И не оставляй его одного, ему сейчас тяжело, и ты должен как друг его поддержать.
Гена молча кивнул, но с места не сдвинулся.
Юра и Николай быстро уходили подальше от школы. Обоим казалось, что детское горе от первой утраты висит в воздухе и виновники этого горя – они сами.
– Черт, как все-таки тяжело с детьми, – в сердцах бросил Коротков, когда они отошли на два квартала.– Ведь понимаешь, что ерунда, никакой трагедии, подумаешь, подковка какая-то несчастная, а для пацана такое горе, что сердце разрывается. Хоть смейся, хоть плачь.
– И знаешь, что при этом самое смешное? – подхватил Коля. – Вовина мама больше всего боялась, что его травмируют разговоры о трупе, который он нашел. А он и глазом не моргнул. Он еще не понимает, что такое смерть и как это страшно. А из-за подковки расплакался. Вот где для него настоящая травма. У меня такое чувство, будто мы ребенка обокрали.
– Ладно, хватит о грустном. Давай будем радоваться тому, что нам сегодня сказочно повезло. Подковку нашли с первого же захода. Такая удача редко бывает. По нашему сыщицкому счастью, если мы ищем в нескольких местах, то находим всегда в последнем. Куда двигаемся?
– К Черкасову. Покажем ему подковку, а то вдруг окажется, что она вовсе не от его булавки. Слушай, – вдруг спохватился Селуянов, – а мы в ту сторону идем? Мы же машину возле дома Молянова оставили. По-моему, нам надо было от школы поворачивать направо.
– Да? – удивился Коротков. – А мы куда свернули?
– Налево.
– И как это нас угораздило?
– От расстройства, наверное. Не могу видеть детские слезы.
– И я не могу, – вздохнул Юра. – И какая сволочь придумала, что милиционеры в силу своей работы делаются черствыми? По-моему, как раз наоборот. Наверное, к старости я стану совсем сентиментальным. Давай попробуем дворами пройти…
Перед Михаилом Черкасовым лежала внушительная стопка фотографий всех взрослых обитателей коттеджного городка «Мечта».
– Михаил Ефимович, тот человек, который хочет устроить вам кучу неприятностей, каким-то образом связан с «Мечтой». Или живет там, или просто бывает. Я хочу, чтобы вы внимательно посмотрели фотографии всех, кто там живет. Может быть, вы кого-то из этих людей знаете.
– Я не совсем понимаю, – растерянно ответил Черкасов. – Почему я должен их знать?
– Потому что человек не может хотеть вам зла ни с того ни с сего. Он что-то имеет против вас, а это значит, что вы скорее всего лично с ним знакомы. Конечно, я допускаю, что
Подковку Черкасов узнал с первого взгляда. И оперативники еще раз убедились в том, что к восьми трупам он не имеет никакого отношения. Если бы имел, история с подковкой вообще не выплыла бы никогда. Он просто «не обнаружил» бы отсутствия подвески на галстучной булавке.
Михаил Ефимович старательно перебрал около шести десятков фотографий, подолгу всматривался в лица.
– Нет. Я никого из них не знаю. Никогда не встречался.
– Вы совершенно уверены? Не ошибаетесь?
– Совершенно уверен. А вы мою фотографию им показывали?
– Показывали, – удрученно ответил Коротков. – Никто из них не признался, что знает вас.
– Ну вот видите, значит, я не ошибся. Послушайте, мне, честно говоря, изрядно надоело здесь сидеть. Вы не можете отпустить меня домой?
– К сожалению, вам придется еще потерпеть. Преступник должен быть уверен, что его замысел удался и мы подозреваем только вас, и больше никого.
– А что будет, если он поймет, что вы поверили в мою невиновность?
– Поймите, Михаил Ефимович, то, что сделал этот человек, требует огромных усилий и злой воли. Все, что он сделал, направлено против вас. Это означает, что он не просто очень хочет вас уничтожить. Это стало смыслом его жизни. И если он поймет, что мы вам поверили, он не остановится. Он все равно будет стараться взвалить на вас вину за тяжкие преступления. А это – новые жертвы. Подумайте о них. Он пытается разыграть карту «маньяк-гомосексуалист с тягой к мальчикам». Если мы сегодня вас отпустим, то завтра или послезавтра мы найдем очередной труп подростка с уликами, прямо указывающими на вас. Вы этого хотите?
Разумеется, этого Черкасов не хотел.
Найти подходы к сотрудникам МИДа, занимающимся культурными связями с Японией, было непросто. Это были люди занятые и не желающие тратить время на беседы с Московским уголовным розыском, тем более что беседы эти должны были носить какой-то совсем нелепый характер.
Среди чиновников Министерства иностранных дел Насте удалось найти двоих сокурсников, и один из них все-таки добился, чтобы человек, осведомленный в вопросах современной культуры Японии, уделил ей полчаса.
– Накахара? – вздернул брови японист, выслушав Настин вопрос. – Нет, о таком писателе я не слышал. Во всяком случае, в Японии его не знают.
– Тогда я спрошу по-другому. Есть ли сейчас в Японии автор, с успехом пишущий в жанре детектива, боевика или триллера?
– Это есть, – тут же согласился мидовец. – Правда, их немного, по пальцам перечесть можно, такая литература идет вразрез с национальными культурными традициями и считается малопрестижной и предназначенной не для интеллектуальной элиты. Но есть, это несомненно. Недавно там взошла очень яркая звезда, Отори Митио. И практически сразу же завоевал мировую известность. Его переводят на множество языков, фильмы снимают по его книгам. Кстати, расскажу вам забавную вещь. Вы знаете, что индийский кинематограф производит примерно 850 фильмов в год?