Стирающие грани
Шрифт:
– В западню, - сказали мы с внутренним голосом одновременно.
В конце концов, он же только ребенок! И пусть обижается сколько угодно, но я хочу быть уверен, что постреленок не попадет в какое-нибудь разбойничье логово.
– Ну, и к тому же, я могу просто идти куда хочу, - сказал я себе вслух, направляясь к городу.
На фоне догорающего заката пустырь с обгоревшим остовом башни и черными камнями, разбросанными вокруг него, казался еще более сиротливым и пустынным. Мальчик сделал еще несколько неуверенных шагов – и, не удержавшись на ставших слабыми ногах, опустился в траву. На его сердце была та же пустота, что и вокруг – одни руины, и никакой возможности на что-либо опереться.
То, что казалось ему воспоминаниями, оказалось пустой фантазией. И его мир снова рушился – в который раз…
Подняв полные слез глаза в темнеющее небо, он закричал – от боли и бессилия, вцепившись тонкими пальцами в яро пахнущую траву…
Нарыдавшись вдоволь, Симон поднялся на ноги – находиться рядом с этой башней ему казалась невыносимо, и он побрел прочь – снова в город, когда вдруг впереди, в тающем свете уходящего дня, нарисовалась мощная фигура Орка.
– Ш..рам? Шрам, миленький! – заорал вдруг мальчишка во все горло и, смахивая на ходу слезы, со всех ног ринулся к орку.
Шрам вытаращил от удивления глаза, когда Симон повис на нем, обнимая изо всех сил.
– Прости меня, прости, что я бросил тебя! Я думал… Думал…
Мальчик снова расплакался, словно маленький ребенок, хотя до этого – там, возле входа в городок, выглядел намного повзрослевшим.
– Ну, успокойся, - Шрам наконец снял его со своей шеи и поставил на землю.
– Кажись, у тебя с памятью тоже не сложилось? Не вижу я тут никакой улицы Башмачников.
– Я тоже, - судорожно вздохнул Симон.
– Ну, не беда. Там, у ворот, я земляка встретил – он тут с напарником ворота охраняет. Пойдем пока к нему – думаю, он нам много чего расскажет.
Симон только согласно кивнул и пошел за орком, стараясь не отставать от него ни на шаг.
Сказать, что я был удивлен, - было бы слишком слабо. Но орку-сторожу не было никакого резона врать – его язык охотно развязался под хороший ужин из наших запасов. Выходило так, что либо Симон мне бессовестно врал, либо он просто чего-то там себе напутал.
Не было никогда в этом городишке никакой улицы Башмачников, да и башмачник был всего один – но уже в том возрасте, что мог прийтись мальчонке дедом.
Мы решили проведать его утром. Но удивляло не это: городок действительно пережил несколько пожаров – но все они были задолго до того, как мой маленький друг мог родиться. В последнем из них сгорела та самая башня, к которой пришел Симон. Вот только было это еще когда был молод ныне умерший правитель города – а почил он в почтенном возрасте. А после того Судьба берегла город от пожаров – и страж не помнил, чтобы в последние годы пропадали в пожаре несколько домов подряд, не говоря уже о целой улице, как рассказывал мне Симон. К тому времени, как мы закончили неторопливую беседу, малыш уже крепко спал, замотавшись по самую макушку в мой плащ – нужное приобретение, на которое я потратил большую часть любезно выделенных бароном денег. А еще мой новый знакомый пытался расспросить меня, откуда я родом – и тут уж я честно признался, что не знаю о своем происхождении ровным счетом ничего.
– Иди на север – все орки живут на севере, - говорил охранник ворот. Очень мало нас пускает корни где-то в других краях. Орк может приходить в королевство, чтобы быть наемником – мы самые лучшие наемники, - не без гордости заявил он. – Но жить орк должен на своей земле. Вот я тоже - послужу еще немного, и вернусь домой. Куплю осла и лошадь, кусок огорода… - мечтательно протянул мой новый друг.
– И стану хозяином, меня уважать будут.
На знак согласия я закивал головой, думая в это время совершенно о другом.
– И тебе надо идти на север, в орочье княжество Ггехт. Там ты сможешь найти родню. Или завести новую.
Я посмотрел на зеленое вытянутое лицо своего собеседника, и сердце вдруг сжалось, как от боли. В самом деле, зачем я здесь? Чего я добьюсь, влезая в судьбы людей, которые были и останутся мне чужими? Не проще ли действительно – на все плюнуть и рвануть себе в Ггехт? Там я точно не буду Чудовищем…
Но одновременно с этим что-то внутри меня закричало в немом протесте, словно даже сама мысль о возвращении в Ггехт – родину всех орков – была немыслимой. Чтоб не смущать своего собеседника, я только вздохнул и ответил почтительно:
– Ты прав, брат. Мне надо возвращаться на родину. Но сначала я должен помочь этому мальчишке.
Я снова посмотрел на мирно спящего Симона.
– Кажись, кроме меня ему никто не поможет.
Орк понимающе покачал головой и зевнул.
– Час поздний, брат. Пора поспать. Ворота надежно заперты – так что до утра нас не побеспокоят. Если хочешь – можешь переночевать в моей сторожке, - неожиданно щедро предложил он.
– Благодарю, брат, но у костра под небом мне как-то удобнее, - ответил я.
– Вот видишь – ты поступаешь как настоящий орк, - удовлетворенно поднял толстый палец он.
– А если тело помнит тепло костра и походную жизнь – то и голова рано или поздно вспомнит, - завершил свою мысль мой собеседник, тоже устраиваясь просто на земле по ту сторону костра.
– А еще мне чего-то кажется, что я тебя уже видел, - сквозь сон пробормотал он.
– Кто знает, – ответил я, но почти сразу же в ответ услышал громкий храп.
И невольно позавидовал ему.
У этого орка в жизни все было четко и понятно – он заработает еще золота, вернется домой, устроит свою жизнь… Он точно знает, что ему нужно для счастья. А что нужно мне?
Теперь, оставив вместе с Озерком свою привычную неспешную жизнь, я намного чаще стал замечать в себе то, что меня пугало – какую-то нелепую двойственность. Правда, еще до встречи со своим собратом, я тешил себя надеждой, что все орки такие – но теперь видел, насколько отличаюсь от этого – по своему доброго и простого в своих желаниях - орка. Я же, кажется, был просто нафарширован противоречиями – я искренне завидовал всем, кто был красивым и мог создавать красоту. Моя же рожа вызывала во мне только отвращение – хотя это-то было и непонятным. Если я таким был всегда, отношение к своей внешности должно было быть более спокойным. Мне по-прежнему было больно, что кто-то считал меня уродом, хотя мнение каких-то там людишек не должно было меня волновать. Я радовался своей силе, но она же меня иногда и пугала. И самое трудное – я иногда с трудом сдерживал свои чувства, чтобы не проявлять их, как и положено воину.