Стирающие грани
Шрифт:
Только ночные сверчки пели мне песни, да потрескивали ветки в костре. А еще – тихо урчало в животе.
Утром эта музыка будет куда громче, а денег на еду уже было в обрез… Впрочем, обо всем об этом я буду думать завтра.
Есть еще надежда на силки, которые я на скорую руку расставил в лесу, пока собирал дрова...
Но все это будет завтра; а сейчас так хорошо было лежать под шатром темно-синего неба, возле теплого костра и наслаждаться ароматами и звуками роскошной ночи на самом рубеже весны и лета.
Одиночество, без сомнения, имеет свои преимущества: никто (за исключением внутреннего голоса, конечно) не досаждает тебе своей болтовней, никто не заглядывает тебе в рот, не дает глупых советов и не втягивает в ненужные истории… Но, если честно, я все же был рад, что оставил Симона рядом с собой – и даже потратил на него почти последние деньги. Что-то в этом мальце было такого… особенного. Да и казался он мне товарищем по несчастью – тоже с дырявой головой, и тоже никому под этим небом не нужен…
Но мысли об этом совсем не были горькими – я чувствовал, что правда где-то рядом, и однажды она мне откроется, и тогда я смогу понять многое, надо только подождать немного…
Убаюканный ночными звуками, я неожиданно быстро уснул…
…В полутемной комнате было душно; у кровати Аны вился тот особый, затхлый запах болезни, который нельзя было вывести ничем – сколько не выветривай. Запах отчаянья и страдающего тела. Вот уже полгода сестра лежала прикованной к постели – с того самого дня, как оголтелый всадник промчался по улице и скрылся, не сбавляя хода, даже не оглянувшись на ребенка, который остался лежать скорченным в пыли, попав под копыта его коня.
Ана, казалось, смирилась с тем, что ее ноги больше не двигались, и что она больше никогда не сможет ходить, но для Аи невыносимо было смотреть, как глаза ее младшей сестры – некогда веселой и подвижной девочки, угасают, как отгоревшие угольки. Она, сама еще ребенок, в свое время заботилась о сестре; Ана выросла на ее руках. И теперь мысль о том, что такова воля Судьбы, вместо того, чтобы служить утешением, вызывала в ее сердце смутные сомнения. Почему всемогущая Судьба, для которой нет ничего невозможного, избрала для ее сестры долю калеки – обузы для своей семьи? Теперь Ана никогда не выйдет замуж, у нее не будет детей, даже прийти на праздник она не сможет – ей останутся только слезы, бессильная злость и медленное угасание…
Но где же тогда справедливость Судьбы, которой каждый день все жители деревни поют песнопения, умоляя ее быть доброй и снисходительной? И сама Ая не один час простояла на коленях, глядя на светлый символ – Колесо Судьбы, висящее в каждой комнате дома и умоляла Судьбу смилостивиться над ее сестрой. Но, видимо, молитва слабой девочки не достигала неба, где живет, взирая на мир смертных, Всесправедливая Судьба… И единственный ответ, который получила она на свои бесконечные «почему» от старого Жреца, сердитого ее назойливостью:
– Значит, плохо ты молишься, если Владычица небес не слышит тебя!
– Я молюсь так, как молится моя мать и отец… Если наши молитвы не достигают божественного слуха – значит, может быть, мы молимся не так как надо? А как тогда правильно молиться?
– Все, что нужно знать людям, давно написано в Книге Судьбы!
С этими словами он прогнал ее прочь.
Вернувшись домой, Ая достала из деревянной коробки Книгу Судьбы – в их доме, как и в каждом, была эта книга – единственный оберег от всякого зла и невзгод. С желтых плотных страниц на нее смотрели крючки и палочки, переплетенные между собой в причудливые узоры.
На глаза девочки набежали слезы – ни она сама, ни ее родители не были грамотными. Девочек из ее деревни не обучали грамоте в обязательном порядке, только по желанию, но такового желания у ее родителей не возникало. Да и откуда ему было взяться, если обязанность учить грамоте двоих сыновей и так была обузой для их семьи, что жила бедно. А дочерям отведена совсем другая роль. Да еще теперь, когда одна из них, младшая, навсегда стала калекой. И даже старшие братья, посещавшие школу зимой, когда не было в поле работы, несколько слов могли прочитать с трудом. Да и едва ли найдется во всей деревни кто-нибудь настолько грамотный, чтобы достичь самой благородной цели – прочитать Книгу Судьбы целиком. На это способен разве что Жрец и школьный учитель…
Какой прок от книги, если Ая не умеет читать? Вот они, ответы на все ее вопросы, в ее руках, но так же недостижимы, как и всегда…
По щекам Аи катились слезы – бессилья и отчаянья, падая на кожаную обложку книги.
Но отчаянье вдруг переросло в ниоткуда взявшуюся злость – ведь вот же они, ответы, надо только ПРОЧИТАТЬ. Неужели она на это не способна?
Это малоизвестное, почти новое чувство было настолько ярким, что Ая не смогла дождаться завтрашнего дня, и отправилась к учителю сразу, как только вышла - выбежала!
– из дома…
Немолодой уже учитель Неман оторвался от своего занятия – он как раз ложил заплатку на рубашку - и остановил взгляд на бедно одетой худенькой девочке-подростке с соломенными волосами, собранными в неаккуратную косу. Поздоровавшись, девочка теперь молча стояла перед ним, не решаясь начать разговор.
– Ая? Кажется, так тебя зовут? – первым обратился к ней он.
Она только кивнула в ответ.
– Зачем ты пришла, Ая? Твоя мама послала тебя?
– Нет, - выдохнула девочка и, решительно сделав шаг вперед, подняла на него свои большие голубые глаза, полные мольбы и решимости.
– Учитель Неман, я… Мне нечем заплатить вам, но я могу убирать у вас в доме, стирать одежду, делать все, что вы скажете, только скажите… Я все умею, вот увидите!
– Я что-то не пойму, о чем ты?
– Научите меня читать! Мне очень надо, пожалуйста! Кроме вас, мне не к кому обратиться. Мне очень надо научиться читать. Я просила своего брата, но он только рассмеялся и сказал, что это не моего ума дело. Но мне очень нужно! Я буду делать все, что вы скажете! Хотите, я прямо сейчас починю вашу рубашку, мигом, хотите?