Страхолюдие
Шрифт:
– Без паники господа это беглый убийца!
Кто-то из дам заверещал. Мужской, старчески-хрипловатый голос сочно чертыхнулся. Вся компания предприняла робкое отступление к оградительным леерам, ибо злой оскал душегуба вселял внутренний трепет и страх перед лицом опасности.
Лишь только преступник поравнялся с дубовой бочкой из-под канатной смазки, прикрученной к мачте, как за его спиной выросла фигура боцмана Хэнка, с дюжиной матросов. Хэнк залихватски клацал языком, а в его поднятой руке, на уровне виска, зазубренным наконечником бронзово блестел китобойный гарпун. Расстояние от офицера до преступника оказалось вдвое короче, чем от последнего до команды. Времени на раздумье у боцмана не оставалось совершенно. Он мгновенно остановился, широко расставив ноги и чуть
Это уж вообще, не влезало ни в какие рамки человеческого сосуществования. Всеобщая истерия охватила приглашенных и выглядела натуральным извержением отрицательных эмоций. Люди готовы были растерзать Уоллеса вместе со всей командой, а попадись им в тот момент капитан Ломонарес, ему бы весьма не поздоровилось.
Целый день, что называется, не покладая рук, доктор Тилобиа вместе с исполняющим обязанности капитана Уоллесом успокаивали эту разбушевавшуюся стихию эмоций, переживаний и ненависти: причем ненависти ко всему и всем, даже к самим себе. Видимо пережитый страх понукает злобную неприязнь к возбуждению такого низкого чувства. Каждый из гостей замкнулся на одной единственной мысли: "Поскорее вернуться домой". Даже по первой флегматичный Бэри Адер, когда убедился во всей серьезности происходящего, оживленно высказывал накипевшие возмущения по-поводу неприглядных событий. Кармайн добросовестно успокаивал тихо плачущую на своей груди хрупкую супругу, настаивая крепиться и держать себя в руках. Муж вполне справлялся с заданием успокоительного средства, хотя у самого в душе скребли кошки: не часто своими глазами увидишь убийство человека.
Американец что-то злобно бубнил себе под нос, иногда выстреливая в пустоту фразами: "Это сумасшествие! Какого дьявола я тут делаю!? Старый осел!" В его поведении и манере держаться чувствовалась раздражительность, замешанная на крайнем возмущении.
Граф Аливарес тихо присутствовал не за столом кают-компании, где все собрались пополудни, дабы укрыться от палящего зноя, а в дальнем углу. Он утонул в мягком кресле, цвета спелой вишни, которое скрывалось за ветвями тропического фикуса в кадке. Он постепенно приходил в свое естественное состояние, чему свидетельствовали робкие реплики из его обычного репертуара.
Здоровяк Бобби, назначенный прислуживать господам вместо убиенного юнги, уже добрых две четверти часа, как накрыл обед, однако публика, под впечатлением страшных событий, не реагировала на вкусно пахнущие блюда. Даже словоблудный граф и тот не соизволил покинуть своего укромного убежища.
Баронесса Засецкая, обняв Сарру за плечи, свободной рукой гладила ее по головке, о чем-то тихо причитая. А у той, в свою очередь, изящные губы жалобно подрагивали при каждых, нечастых всхлипах.
Не состоявшийся обед завершился лишь скромным, безэмоциональным чаепитием, в конце которого лейтенант Уоллес изрек:
– Но позвольте господа, все же откуда в сумочке леди Стрейд взялась отравленная булавка? Ее же ведь кто-то подбросил!
– Все стали переглядываться. Даже впечатлительная Сарра прекратила свои суматошные шмурыганья носом.
– Вероятно, в этой комнате присутствует убийца.
– Продолжал офицер, наблюдая, как у всех расширяются глаза.
– И если неизвестный нам пока отравитель, измазав булавку ядом, не избавился от флакона - к примеру, выбросив за борт - то очень может быть, что скоро объявится новая жертва...
– Этого нам еще недоставало!
– Баронесса, как признанный - с самого первого дня - лидер в выражениях всеобщего мнения, ухватила роль глашатая.
– Вы, любезный, на что это намекаете?
– С каждым словом ее тон становился категоричнее.
– Я имел в виду...
– Да вы только на него посмотрите!
– баронесса не дала офицеру закончить мысль. Она уже не говорила, она вопила сорванным еще на палубе голосом, позабыв о всякой благовоспитанности.
– Уоллес намеревается нас убедить, что за этим столом находится убийца?!!
– Теперь Засецкая исподлобья жалила офицера колючим взглядом.
– Однако вы лейтенант, вероятно запамятовали, что это именно на вашем чертовом корабле регулярно происходят какие-то страшные события! Это именно по вашей милости мы тут вместо приятного отдыха трясемся от страха! Это в вашей шарлатанской команде одни убийцы! И вообще, наше тут присутствие, тоже... по вашей прихоти. Да-да, я так подозреваю, что вы и есть капитан Ломонарес.
– Засецкая осуществила длительный, задумчивый вдох и не менее длительный выдох.
– ...Вот только вы скрываетесь под личиной помощника, боясь ответственности. А теперь еще набрались наглости взвалить на нас смерть несчастной актрисы?!
Все гости были на стороне обвинителя.
– Баронесса...
– офицер, в отличие от главного оратора последней пятиминутки, завязал речь мягким, уважительным тоном, - я искренне сожалею о случившихся перипетиях. И мне, поверьте, весьма стыдно, что у вас, у человека со столь безупречной репутацией и высоким положением в обществе, сложилось превратное мнение о тех, кто вас окружает: лично я и команда. И смею заверить всех здесь присутствующих, - он приложил пятерню к левой стороне груди, - что я - Бернард Уоллес, не являюсь владельцем, а также капитаном судна, на котором вы находитесь. И, тем паче, не фигурирую как инициатор вашего тут пребывания. Так же я намерен категорически настаивать на обещании, что вскорости вы будете иметь натуральную возможность лично познакомиться с капитаном Ломонаресом. А от себя хочу добавить: Я готов поклясться честью офицера, что ни я, ни команда, не причастны к смерти миссис Стрейд.
В принципе, все кто слышали речь помощника капитана, не имели оснований ему не доверять: действия Уоллеса не заслуживали упреков и порицаний. И возможно, после откровенного заверительного утверждения они так и думали. А вот фраза про возможного убийцу, здесь, в компании отчасти знакомых, уважаемых людей... эта идея глубоко влезла в сознания путешественников. Она закралась червем сомнений к каждому. Семя подозрений, где-то под спудом, уже набухало в плодородной серой массе под лобной костью. Оно угрожало вот-вот проклюнуть свой ядовитый побег наружу, порождая росток ненависти и способности уничтожить, растоптать своего ближнего по-первому же подозрению. Люди уже начинали украдкой коситься друг на друга, мысленно прикидывая мотивы того или иного члена группы для совершения злодеяния.
– Хорошо мистер Уоллес, - теперь Засецкая относительно успокоилась и завязала очередную тираду вполне терпимым тоном, - лично я, так же думаю что и все, кто нынче пребывает в плену событий, мы ничего не имеем лично против вас.
– Она коротко зыркнула на доктора.
– Ну, и еще некоторых членов команды. И, тем не менее, мы требуем немедленного возвращения в Лос-Анджелес. И уж будьте уверены, милостивый государь, - словосочетание "милостивый государь" Засецкая выделила откровенным сарказмом, - я подключу все связи, которых у меня с избытком, для возбуждения расследований того бесчинства, даже беззакония, которые творятся на вверенной вам территории.
– Она криво ухмыльнулась.
– Да что там связи! Только один мой солиситор* (адвокат) растопчет вашу карьеру в прах.
Некоторые одобрительно загалдели, кто-то посапывал с сомнением. Аливарес, по-видимому, вернул разум и эмоции в прежнее русло. Он покинул кресло за пальмой и теперь умащивался за столом, с плотоядным интересом разглядывая аппетитные пирожные на блюде.
– А сейчас, наш дражайший офицер Уоллес, - баронесса смотрела глаза в глаза, - немедленно отдайте команду рулевому поворачивать на сто восемьдесят градусов. Или, как там у вас на флоте принято говорить, меняем курс?
– Она заглянула каждому сидящему за столом в лицо.
– Я полагаю, меня поддерживают все? Или отыщется такой безумец, который желает продолжать этот идиотизм?