Страхолюдие
Шрифт:
"Боже упаси! Ни в коем случае! Непременно домой!" Посыпались реплики с разных концов стола.
– Господа тише, я прошу меня выслушать! - Прервал Уоллес галдеж.
– Я полностью разделяю ваши чувства и желания, и вы смело можете на меня рассчитывать. Но господа, в данной ситуации, увы, мы обречены на милость природы: сами знаете какой нынче штиль. Я готов отдать требуемую вами команду хоть сейчас, но в атмосфере ни малейшего признака ветра.
– Он снял фуражку и протер взопревшее чело платком.
– Я предлагаю оптимальный вариант: Дождаться завтрашнего рассвета. Уж если Бог даст и появится хоть мизерное движение парусов, мы непременно изменим курс.
– Предвозвещая крайнюю ответственность, офицер поднял руку.
– Клянусь, как под присягой!
Остатки бурного
Вечером приглашенные лица вновь высыпали на палубу полюбоваться шикарным закатом: тот и сегодня угасал не менее величественно, чем вчера. Могучая красота природы на некоторое время заставляла забыть тревоги и страх. Велик океан и могуч. В его власти элементарно проглатывать огромные корабли. Он способен обрушивать на сушу несметные полчища волн, безжалостно уничтожая города. Это гигант, без которого немыслимо существование человечества, ибо он есть незаменимый кладезь разнообразнейшей пищи и множества полезного материала для различных отраслей жизнедеятельности. И вот он, величественный океан, в столь трогательные мгновения перед надвигающимся ночным мраком казался похожим на ласкового котенка, нежно трущегося о ваши ноги: мягко фыркая серебристыми фонтанчиками разлетающихся брызг.
– Смотрите, какая прелесть!
– Сарра почти прыгала от восторга, и все стали с любопытством всматриваться в том направлении, куда указывала ее рука с вытянутым указательным пальчиком.
На Западе солнце еще не до конца скрылось за горизонтом, от алой его макушки до борта шхуны тянулся мерцающий серебристый шлейф. Примерно в двух кабельтовых от борта, в этом шлейфе весело резвилась стайка дельфинов. Зрелище состоялось умиляющим, и гости шхуны наблюдали за ним, пока солнце без остатка не ушло за горизонт. А когда сумерки полностью поглотили окружающее пространство, от баронессы поступило предложение проведать старушку Морлей.
– Мы же из-за всего этого кошмара совершенно о ней забыли!
– Сударыня сие бесполезно.
– Доктор приступил к своему любимому занятию по протирке пенсне.
– Я уколол мисс Маргарет малость успокоительного с витаминами, и дал стандартную порцию снотворного. В данный момент ей крайне необходим физический отдых и душевный покой. А завтра утром, когда мисс освободится от сладких объятий Морфея, то и сама сможет к нам присоединиться.
Господам не хотелось расходиться по душным каютам, однако утомительный день, изрядно расшатав нервишки, сказывался неумолимой усталостью.
* * *
Из мягких оков фантастического сновидения баронессу вырвал бой настенных часов.
"Один, два, три... И все? Любопытно, сколько это пробило, три или четыре? А может двенадцать?" Она гадала о времени лежа в полной темноте, вслушиваясь в тихое сопение дочери. Так прошло около получаса. Однообразное цоканье маятника никак не давало уснуть. Наконец, один удар медных чашечек подтвердил унылое предположение.
– Черт возьми, уже две четверти часа не могу уснуть. Просто напасть какая-то. Все-таки зря я не послушала Сарриту. Девочка приняла снотворное и сейчас спит без проблем. И видит сны, вероятно хорошие.
– Как раз в этот момент дочь переворачивалась на другой бок, при этом бормоча нечто нечленораздельное улыбчивым голосом.
Засецкая покинула постель, зажгла пару свечей в подсвечнике. Каюту сразу окутали силуэты черных теней. Духота свирепствовала неимоверная. Впрочем, тоже относилось и к общей тишине. Она распахнула иллюминатор, однако никаких изменений не последовало: ни шума ветра, ни грохота такелажа, ни плеска волн, ни свежего воздуха.
– Вот проклятье, когда же начнет дуть ветер!?
– Засецкая сказала эту фразу, точно кому-то огрызнулась.
– Да-а уж, еще не известно, когда мы вообще доберемся до суши.
Она потянулась к свечам с намерением их задуть, как внезапно в дверь тихо постучали. От неожиданности баронесса пугливо присела; слегка подломив колени и согнув поясницу. Испуганный взгляд прыгал с двери на деревянные ходики, чей циферблат демонстрировал чуть больше половины четвертого ночи. "Для обслуги рановато".
– Мелькнула короткая мыслишка и - тишина... Она с волнением прислушалась: лишь цоканье маятника, да трепет собственного сердца. И хотя это был только стук в дверь, не предвещающий ничего страшного, а все же, по какой-то необъяснимой причине, начали трястись конечности. Засецкая осторожно выпрямилась, на цыпочках подкралась к противоположной постели. Легонько потрепав Сарру за плечо, поняла, что девочку сейчас не разбудить: та только плямкала губами и томно вздыхала.
Теперь раздался мягкий шорох, будто в дверь скреблись не ногтями, а пучками пальцев. Спустя несколько секунд звук затих. "Странно, почему кто-то пытается привлечь внимание, но не отзывается?
– Баронесса напрягла извилины.
– Кто бы это?"
После подозрительного шороха, в дверь вновь постучали.
"Как же меня это бесит!
– Она стала посредине каюты, расправила плечи, подняла подбородок.
– Терпеть не могу бояться".
– В чем дело?
– Рыкнула Засецкая тихим, но властным голосом.
– Кто посмел будить меня ни свет ни заря?
– Однако, игнорируя поставленные вопросы, в дверь опять постучали.
– Что за дьявольщина, что происходит! Кто там!?
Теперь из коридора послышался женский, с оттенком радости голос.
– Баронесса откройте это я. Необходимо с вами срочно увидеться.
Голос, Засецкой показался знакомым. Десятисекундные размышления сменились маской прозрения.
– Ну, как же, конечно.
– Она шагнула к двери.
– Мисс Морлей это вы?
Голос из коридора почти шипел.
– Да, я, отворите.
Рука торопливо повернула ключ в замке и приоткрыла небольшую щель, однако не суждено было ей самой пригласить визитера в каюту, ибо кто-то с той стороны уверенно распахнул дверное полотно настежь. Засецкая подняла глаза и... застыла точно ледяной айсберг. Причем скованная ужасом дама была не в состоянии ни пошевелиться, ни даже закричать, так как на пороге стояла покойная Мадлен Стрейд! Ее обезображенное лицо, покрытое сине-фиолетовыми язвами, имело устрашающую перекошенность, волосы напоминали торчащий во все стороны ворс от половой щетки, а глазные белки, заметно подернутые мутно-белой пеленой, походили на растресканную яичную скорлупу. На ее оголенных плечах лежали мокрые водоросли. Покойница вообще была вся мокрая, точно явилась из самой преисподни; а точнее со дна океана. Ее синие губы расползлись в разные стороны, обнажая кровоточащие десна, истерзанные гнойной сыпью, из которых, вместо зубов торчали шевелящиеся черви. Она медленно подняла вздутую, лиловую руку. Баронесса с бешеной скоростью стрельнула зрачками. Оживший труп в кривых узловатых пальцах с черными ногтями держал ту самую смертоносную булавку.
– Это ты мне ее подбросила.
– Брызжа кровавой слюной, прошепелявило явление, и мерзко рассмеялось.
Апоплексический удар это жалкая утопия, по сравнению с тем, что в данный момент испытывала Засецкая. Паралич конечностей плюс окаменелость лица, от чего невозможно было даже пошевелить губами, дабы позвать на помощь. Язык вообще "отвалился" напрочь. Холодные капли пота противно сбегали вниз по спине, в то время как махровые мурашки от подколенок мчались вверх, смешиваясь с каплями где-то под лопатками. На млеющем затылке, казалось, шевелятся волосы. В груди все поднялось одним пульсирующим комом к горлу и беспощадно душило, точно смертельная удавка. Ощущение брызг кровавой, вонючей слюны на своем лице вызывало тошнотворное отвращение. Женщина хотела закричать, но не могла, хотела бежать, и тоже не могла. Наконец, изображение гниющей актрисы стало быстро расплываться в глазах, а ноги медленно терять упругость. Каюта начала стремительно переворачиваться вверх полом и, как последствие падения, тупая боль в затылке, которую тут же сменило царство сумерек и теней.