Страна Лимония
Шрифт:
— Сколько дашь, командир!
— По счётчику, и пятерик сверху!
— Уломал, красавец! И рублик в плюсе за комфорт!
Герман, обильно сплюнув в сторону манящих запахов, сел на заднее сиденье раздолбанной в хлам машины и водрузил рядом с собой чемодан с пальто.
— Поехали!
Шайтан-арба зашлась визгом стартёра и натруженным кашлем оживающего мотора.
— Ого! На форсаж выходит!
Водитель в задрипанной кепке-восьмиклинке понимающе заржал, утопил педаль и с приличным ускорением, кренясь на правый борт, вырулил по кругу на трассу.
— Кормилица, — ласково промолвил водитель, потирая цветастой тряпкой запотевшее лобовое стекло.
— Да уж! — отреагировал пассажир, намереваясь отдаться грустной радости от встречи с любимым городом. Потом, очнувшись, спросил шофёра: — А как насчёт комфорта?
— Что-что? — не понял таксист.
— Ты ж обещал содрать с меня рубль за комфорт!
— А тебе что — не комфортно? Давай про Ташкент расскажу.
— Я и без тебя его знаю.
— Тогда давай спою! А ты можешь покурить.
— Валяй!
— Щас, секундочку... сначала послушай мою сестричку, — с этими словами водитель открыл бардачок и нажал на кнопку кассетного магнитофона «Вега».
— Вот это да! А ты — богатенький Буратино, — пытаясь перекричать орущую Пугачёву, позавидовал Герман. — Я и за полгода на такой не накоплю. Да и с сестрой тебе подфартило!
— А то! — самодовольно ухмыльнулся «брат» Аллы Борисовны.
Видимо, обидевшись на самозванца, известная певица из бардачка сначала запела густым басом, потом истерически взвизгнула и затихла.
— Клять! Снова плёнку зажевала!
— Кто? Алла Борисовна?
— Да не, мля, это советское угрёбище! У брата «Сони» есть, но у него такой фигни не бывает.
— И ты бы себе «Сони» поставил.
— Куда мне! Брат официантом в «Голубых куполах» работает.
— Ну, тады ой! Звиняй, хлопчик, не по «Соньке» кепка! — С этими словами Герман, удобно примостившись на заднем сиденье, вытащил пистолет-зажигалку и громко чиркнул.
— Осечка! — констатировал водила. — Если хочешь стреляться — заплати и выйди.
— Ну ты деревня, это же зажигалка! — со снисходительным укором промолвил пассажир, затягиваясь сигаретным дымком.
Водитель обиженно засопел, снял дерматиновую восьмиклинку, оголив загорелую лысину, и, поглядывая на дорогу, начал высвобождать из магнитофона кассету. Герман, воспользовавшись паузой, принялся с интересом глазеть на мелькающие за окном пейзажи. Всё это ему уже было до боли знакомо: ровная пулемётная лента обрубков ветвистого тутовника вдоль дороги, изредка перемежающаяся пирамидальными тополями, бесконечные перепаханные поля, а за ними — синие горы на горизонте, скрывающие свои вершины в облаках.
— Всё... готово. Дома склею, и всё в порядке. Разве только пару раз икнёт, — подал голос вспотевший от двойной работы таксист.
— Кто икнёт? — не сразу вошёл в тему Герман.
— Да Пугачиха, мать её! Плёнку, говорю, склею, а на месте склейки она икать начнёт, — с этими словами водитель поднял кассету с бородой из спутанной магнитофонной ленты. На кассете линяло-торжественно стояло клеймо Шосткинского завода.
— Ты бы ещё наждачную ленту в свой магнитофон зарядил, говорят — головки чистит до блеска, — насмешливо отреагировал пассажир.
— А где я хорошую ленту куплю? Только недавно на базаре стали появляться всякие там «Марксвеллы» и «Ти-ди-кёшки». Говорят, наше воинство с Афгана привозит. Только цены!..
— Не «Марксвелл», а «Максвелл», фирма такая. «Агфа» ещё есть, тоже хорошая плёнка.
— О, да ты учёный, как я посмотрю, — парировал водитель.
— Да так, книжки с картинками почитываю...
— Молодца! Только всей этой премудрости грош цена, — тормозя перед упирающимся на проезжей части дороги ишаком, резюмировал владелец шайтан-арбы. — И военные наши такие же ослы, как этот. — И, уже высунувшись из окна «Волги», аккуратно объезжая упрямое животное, обдал матом испуганного парнишку, пытавшегося спихнуть непокорное животное в кювет. — Никто уже ничего делать не умеет. Ни тебе воевать, ни тебе ишаком рулить, а ты говоришь — плёнку для магнитофона хреновую делают. Зато в космос летаем!
— А что наши военные... они-то почему ослы? — перебил распалявшегося водителя молодой человек.
— А потому, что не то с Афгана везут! Им бы «Панджгуль» мешками тащить, а они там всякие соники, ссанье да панасоники... А ещё терьяк с гашишом. У нас этого добра и без них хватает.
— Соников и панасоников?
— Да нет же! Наркоты своей хоть жопой ешь!
— А «ссанье» — это что?
— Техника фуфловая — «Саньо».
— Понятно... А «Панджгуль»?
— Платки женские. Пять цветов: четыре по краям и один — посерёдке.
— И что, здесь это дефицит?
— Ещё какой! Любая узбечка без такого платка — что сорока без хвоста.
— Ну и наладили бы в Ташкенте производстве этих платков. Делов-то!
— Так и я о том! Самолёты здоровенные клепают, а на хрен они кому нужны!
— Ладно, ладно, про самолёты — это ты за край хватил, а что, платки — такие дорогие, что ли?
— Мне говорили, раз в 50 дороже, чем за канавой.
— Канава — это Афганистан?
— Он, родимый! Мне сосед говорил — чего там только нет! И музыка, и телеки цветные, и камешки, и золотишко!
— Да уж, богатый народ!
— Куда там!
Оба замолчали, переваривая всяк по-своему содержательную часть разговора. Впереди замаячило здание железнодорожного вокзала. Машина, часто меняя правый галс на левый, изрядно чадя, подходила к парковке.
— Слушай, шеф, — подал голос Герман, — а ты бы меня подождал на стоянке. Я мухой: билет куплю — и назад. Ага?
— Ага-то ага, только заплати за первый рейс.
Герман полез в карман, пока таксист пришвартовывал свою колымагу к бордюру.