Странное завещание
Шрифт:
«Уважаемые коллеги, члены ассоциации столичной академии наук, я, хорошо каждому известный Сальвадор Монтеро, прошу извинить меня за столь поздно сообщенную информацию. Я отменяю все свои публичные и непубличные выступления, исследования и заседания в ассоциации по причине спешного отбытия из Парижа. Сегодня же, в 11 часов утра, я направлюсь в Канаду на одном из экспериментальных трансатлантических самолётов французского производства. Время моего отсутствия во Франции мне неизвестно, но могу вас уверить, что вернусь к научной деятельности, как только закончу те непредвиденные и очень важные дела, которые свалились на меня так внезапно. Еще раз прошу прощения за столь позднее сообщение, но изменить своего решения я не вправе. Надеюсь в скором времени вернуться в стены ассоциации!
ваш Сальвадор Монтеро.»
Покидая Париж, ни ученый, ни его источающий счастье друг, ни, тем более, пилот, являющийся членом недавно упомянутого французского авиаклуба, само собой, не могли и помыслить, что их отбытие вызовет такой большой шум. Ведь даже событие подобных масштабов, как трансатлантический перелет, было уже давно не в диковинку для людей, хоть сколько-нибудь погруженных в новости современных средств передвижения. Да, коммерческих полетов через океан пока не было, но авиалюбители не раз смогли пересечь такое громадное расстояние. Поэтому мой читатель может не сомневаться, что уже через какие-то пару тройку лет любой желающий сможет путешествовать из Европы в Штаты более быстрым способом, чем то может предложить самое скоростное судно морского пароходства любой из цивилизованных стран.
Газеты слегка запоздали, и наши герои не получили возможность узнать о том потрясении, которое облетело весь Париж. В этот день о странном решении известнейшего физика не слышал только глухой. О нем толковали все, строя собственные теории, объясняющие подобную спешку ученого, который никогда ранее не был замечен в поступках подобного рода. Сальвадор всегда ставил на первый план любимое дело, и отказаться от него в пользу чего-то иного было практически невозможно для этого испанца. А тут целый перелет, оплаченный отказом Монтеро от своей деятельности на неопределённый, но, наверняка, внушительный срок. Каждая из крупнейших газет Франции по-своему трактовала произошедшее этим утром, но все они были едины в одном: Сальвадор Монтеро задумал что-то поистине грандиозное, о чем в скором времени узнают все. Заголовки так и пестрели разнообразными вызывающими фразами:
"Светило науки в бегах!"
"За столичным физиком Монтеро идет охота"
"Почетный член академии наук бросил ассоциацию на произвол судьбы"
" Сальвадор Монтеро решил отправиться в путешествие, оставив свой пост ученого"
И это лишь малая часть того, чем полнились газеты и разговоры следующих недель. Были даже такие, которые несмело утверждали, что Сальвадор – преступник или, того хуже, иностранный агент под прикрытием, который, почувствовав опасность, решил залечь на дно и на самом деле никуда не улетал, а телеграмму отправил для отвода глаз. Таких предположений было мало, а после того, как один журнал опубликовал занимательную статью, оспаривающую эти слухи и обеляющую честное имя ученого, утверждая, что Монтеро решил отойти от теории к практике и отправился в геологическую экспедицию в горы, такие предположение и вовсе исчезли.
И людей мало беспокоило, что Сальвадор совершенно не мог иметь дело ни с какими экспедициями, тем более геологическими, ведь он был всего лишь физиком, хоть и очень известным и именитым. В общем, следующие пару недель французы только и обсуждали отбытие Сальвадора, строя теории и делясь друг с другом личными догадками. А вот академия не вступала в подобного рода обсуждения, тщетно пытаясь связаться с ученым или хотя бы с его родственниками, но последние совершенно не имели никакого представления о причинах такого спешного исчезновения Монтеро. Основатель ассоциации был буквально в бешенстве, ведь выстроил планы на месяц вперёд, а Монтеро своим столь скорым отлетом разрушил их. Злился учредитель недолго и, после пары неудачных попыток узнать цель и срок отсутствия испанца, успокоился. Аргументировал он это тем, что Монтеро знает, что делает, и по пустякам ни за что не пошел бы на такой шаг.
От столь оживленных обсуждений выиграли только авиаклуб и французские авиафирмы, получившие неожиданную рекламу и долгие обсуждения, так или иначе возвращающиеся к трансатлантическому перелету их детища. Но сейчас стоит отойти от описаний происходящего в столице и перенестись в самолет производства компании братьев Вуазен, в котором по небу мчались трое.
Глава 4 "За день до"
Глава 4 «За день
Человек, который держит в руках мои скромные записи, наверняка хочет узнать истинную причину, побудившую Сальвадора пуститься в такой перелет.
Монтеро был человеком, которого отлично характеризует фраза "семь раз отмерь, один отрежь". Принятие решений давалось испанцу с трудом и занимало немалое время. Ученый обдумывал каждый из сценариев, взвешивал все «за» и «против», долго колебался, но сделав выбор, никогда от него не отступался, даже если тот был невыгодным, трудозатратным или, объективно, неправильным. Он шел до конца, руководствуясь правилом, что рассуждать надо до принятия решения, а после уже рассуждать бессмысленно, остаётся лишь действовать.
Так как же Сальвадор пришел к тому намерению, которое было реализовано в лучших его традициях, сиречь – незамедлительно? На это повлияло множество факторов, но главными были два:
Монтеро знал, что свалившееся на Бернара богатство могло нарушить душевное равновесие самого хладнокровного человека, что уж говорить о безбашенном французе, который, поддавшись эмоциям, мог… Да мог все что угодно, ведь это был де Шатильон - любитель приключений и захватывающих событий. И Сальвадор решил выступить в роли стабилизатора, того, кто поможет лучшему другу принять верное решение даже в самой затруднительной ситуации. Вторым фактором выступило обстоятельство, выраженное в отказе других родичей Шатильона практически от всего богатства, сосредоточенного в поместье ныне покойного Вильяма Симарда, хотя многие из них были более приоритетными наследниками. Этот вопрос мучил Монтеро, безрезультатно ломающего голову над его решением. Хоть ответа ученый дать и не мог, но четко знал, что это все выглядит чересчур подозрительно, поэтому он просто не имеет права бросить своего друга в такой ответственный момент. Вечер 10 сентября у Монтеро прошел в раздумьях и тяжелых мыслях. Он колебался, ведь к той работе, которую в скором времени должен был представлять, он долго готовился и с предвкушением ожидал того дня, когда будет произносить речь. Но два вышеупомянутых обстоятельства склоняли чашу весов в противоположную от планов Сальвадора сторону. К ним добавился огонь, вновь разгоревшийся в глазах испанца, услышавшего про задуманное его другом приключение. Собственно, этот огонь никогда не гас, но с той юной поры, когда Сальвадор подружился с Бернаром, он сильно ослаб вместе с остепеняющимся ученым. И сейчас обещание, данное Монтеро долгие годы назад, пришло время сдержать. Примерно через год дружбы, Сальвадор и Бернар поклялись друг другу, что при первой же возможности отправятся если не в кругосветное, то уж точно в долгое и запоминающееся путешествие. И вот эта возможность представилась, хоть и как нельзя некстати. Но Сальвадор был человеком слова и свои обещания выполнял без единого исключения. Может, именно поэтому принудить его сказать слова клятвы было очень сложным и практически не выполнимым делом.
Итак, в канун столичного переполоха было принято, как это всегда бывало у Сальвадора, окончательное и бесповоротное решение. Lата и время отбытия испанцу были неизвестны, но только до очередного телефонного звонка, произошедшего все тем же вечером. После того, как из трубки вновь стали доноситься лишь долгие гудки, Сальвадор, помедлив с минуту, встал и направился к платяному шкафу, откуда начал доставать теплую зимнюю одежду и обувь.
А мы, не будем отвлекать ученого, так скоро решившего сменить свое темное пальто на что-то более зимнее, и отправимся туда, на ту сторону провода. Бернар этим вечером тоже не сидел сложа руки. После получения извещения о вступлении в права наследства любитель приключений все время ломал голову над выбором варианта перемещения его и его друга в унаследованное канадское поместье. Путешествие по морю никак не подходило для нетерпеливой натуры француза, ведь заняло бы немалое время, а этого Бернар допустить не мог. Именно поэтому Шатильон обратился к своему хорошему товарищу, состоящему во французском авиаклубе и являющемуся передовым конструктором и испытателем.
Это может показаться странным, но у вечно веселого Бернара было приличное число знакомых, которые являлись далеко не последними личностями на этом свете. Объяснялось это просто: Шатильон хоть и обладал взбалмошным характером, но разгульным его образ жизни назвать было нельзя. Он любил общаться с умными людьми, разбавляя официальный тон шутками и двусмысленными высказываниями, что, почему-то, очень подкупало его уважаемых собеседников. Практически все, за исключением совершенно непробиваемых зануд, отзывались о нашем французе хорошо и всегда были не против подобного рода общения. Тот вечер не стал исключением из этого правила, и друг Бернара, оставшийся допоздна в стенах клуба, радушно принял Шатильона и выслушал его вопрос. Беседа проходила в громадном зале, большую часть которого занимал грузный и очень длинный стол, напоминающий возведенный в абсолют стол переговоров. Вся его поверхность была завалена столькими кипами чертежей и разных набросков, что, собравшись в одном месте, они вполне могли бы занять объем небольшой комнатки. Чертежи, схемы, эскизы, технические рисунки и прочие очень важные для авиаконструкторов атрибуты, состоящие из многочисленных линеек, карандашей, циркулей и прочих замысловатых, понятных только посвящённым предметов, находились буквально повсюду. Все стены были уставлены шкафами, полки которых ломились от обилия бумаг, тубусов и разного рода книг. Свободное пространство стен было использовано по максимуму: не осталось ни одного места, где бы не висел хотя бы один плакат, иллюстрирующий строение крыла или авиационного винта. Если бы не ряд электрических ламп на потолке, то и он, скорее всего, был бы полностью увешан всяческими наработками авиаклуба.