Странное завещание
Шрифт:
Столкновение двух полководцев, схлестнувших свои армии, было просто грандиозным. Фигуры перемещались по доске с виртуозной ловкостью профессиональных стратегов, годами оттачивавших свои боевые знания. Но вот каждый из главнокомандующих, в силу своего характера, придерживался диаметрально противоположной тактики. Спокойный Сальвадор тратил в свой ход много времени, размышлял и прорабатывал разные варианты, вспоминал противодействие различным стратегиям, обдумывал варианты ходов далеко вперед, предполагал шаги оппонента, хладнокровно передвигал свои войска по полю. В моменты, где приходилось жертвовать фигурой ради дальнейшей комбинации, Монтеро задумывался ещё дольше, но после лишь одному ему понятных пасов руками и безумных движений губ ученый с флегматичным видом перемещал фигуру-смертника, отдавая ее под удар. Такая манера игры выводила француза из себя, буквально заставляя горячного Бернара вертеться на месте и постоянно поторапливать своего оппонента. Шатильон был быстр, решителен и бесстрашен. Он, словно в самом деле командующий армией, проводил стремительные фланговые атаки, неожиданные ходы и странные тактики, сбивающие и так чересчур сосредоточенного на четкости выполнения своих задумок испанца. Долго думать Шатильон не мог, все идеи приходили ему быстро и исполнялись незамедлительно, ставя противника в тупик неожиданными
— На гильотину военного преступника, командующего темным войском наемных головорезов!
Француз, хоть и не могущий удержаться от смешка, с горечью в голосе театрально вторил:
— Умираю, но не сдаюсь! Принять погибель от рук разбойников, первыми напавших на мое праведное войско, люди сочтут за великий подвиг. Тем более мне удалось прикончить большую часть этой грязной шайки в обманчиво белых доспехах!
После подобной финальной сцены даже ученый не сдержал улыбку. А Бернар, через пару минут забывший о досадном поражении, уже предлагал сыграть в карты, фортуна в которых была благосклонна как раз таки везучему наследнику. Но ученый предпочел отказаться от партии, изъявив желание вздремнуть часик-другой. Француз, фыркнув, устремил руки в заранее выложенный сверток с едой, и, деловито нахохлившись, сообщил, что спящих на посту кормить не следует, и поэтому его друг может не рассчитывать на вкуснейшие круассаны и громадные бутерброды, состряпанные самим Бернаром. Рассмеявшись, Монтеро предупредил любителя приключений, чтоб тот не лопнул, уминая все в одиночку, и попросил не шуметь, пока он наведет порядок в царстве снов. Ответ испанцу разобрать не удалось, ведь чавкающий большим бутербродом Бернар смог промычать лишь что-то чересчур неразборчивое. Устроившись на мягком мешке и укрывшись теплым шерстяным пледом, Сальвадор закрыл глаза и погрузился в задумчивую негу. Последним, что видел ученый, был его друг, аккуратно наливающий себе крепкий, как его называл сам Шатильон, морской чай. Монтеро знал, что Бернар обязательно оставит ему пару вкусностей, несмотря на все свои колкости и ехидства, поэтому голодным на ту сторону океана Сальвадору попасть будет не суждено. Поток мыслей унес физика далеко, туда, в Канаду, обгоняя самолет гениального конструктора в десятки раз. Их рой, преследующий ученого последние пару дней, не позволил Сальвадору быстро заснуть. Физик по своей завсегдатай привычке старался структурировать и отдельно обдумывать каждую из навалившихся на него задач, но они имели иное мнение на этот счет, накатывали на Сальвадора волнами, все больше и больше путая его в своих предположениях. Сначала свалившееся на его друга наследство, потом сложный вопрос с академией, а завершал этот тяжелый список самый сложный вопрос, над разрешением которого Монтеро провел не один час. Отказ наследников. Но все теории, приходящие на ум ученого, разбивались о ничтожно малый объем информации, которым оперировал физик. Поэтому, вместо того чтобы впустую ломать голову, Сальвадор решил решать проблемы по мере их поступления и отвлечься от тяжёлых мыслей. Но, не смотря на все старания, мыслям все же удавалось пробиваться сквозь заградительные рубеж, выстроенный ученым. Спал Монтеро долго - сказывалась накопившаяся усталость - но проснувшись, вновь застал друга, наливающего чай. Но вот причина, по которой ученый вынырнул из царства Морфея, была совершенно необычной. Разбудил Сальвадора громкий звук, донёсшийся снаружи самолёта. За ним последовал ужасный толчок, от которого по грузовому отсеку полетела почта и несколько мешков со снаряжением. Шатильон, хоть и не был снаряжением для альпинизма или коробом почты, тоже поддался действию этой силы и полетел к кабине пилота, чертыхаясь и разливая горячий чай. Сам Сальвадор сильно ударился плечом об прилетевший из недр отсека мешок с коньками. После случившегося на пару секунд повисла гробовая тишина пораженности. Первым сбросил оковы оцепенения Бернар, начавший открывать окно в кабину пилота, произнося такие ругательства, что ему мог позавидовать самый отпетый пират, гроза всех морей и океанов. Монтеро, спросоня, оставался на месте и ничего не понимающим взглядом осматривал окружающий его беспорядок. В себя учёный пришёл только после услышанных ободряющих возгласов Клода, который всячески успокаивал распаниковавшегося Шатильона. Оказалось, что над поверхностью океана формируется антициклон, и наш бравый самолет попал в зону турбулентности. Вилар сообщил, что не раз преодолевал подобные неприятности, и его друзьям не стоит сильно волноваться. Но утаивать пилот не стал, что в этой области у него перестали работать некоторые приборы, по которым можно вычислить их местоположение. Немного успокоившись, Бернар вернулся к другу и провозгласил:
— Спал ты, наверняка, еще хуже, чем пробудился.
Я вообще тут чуть со скуки не умер все десять часов пока кто-то изволил дрыхнуть. Сам пытался всхрапнуть, да не выходило.
— Десять?!
С нескрываемым изумлением поразился Сальвадор.
Такой долгий сон совершенно не был присущ для ученого-жаворонка.
— Да, ты чертовски долго наводил порядок в мире грез, дорогой мой друг. Я настолько заскучал сидеть здесь и раскладывать пасьянсы, что аж подумал о том, что неплохо было бы как-то развеяться.
—
Тихо процедил, освобождаясь от последних пут сна, Сальвадор.
— Прошу впредь быть аккуратнее со своими желаниями, а то мы из-за твоей скуки уже никуда не долетим. И будут твои родственники отказываться и от твоего наследства.
— А вот если бы кто-то не дрых, то я бы и не поддался скуке в этом безынтересном пространстве. Даже окошка нету…
Парировал Шатильон, собирая разбросанные коробки.
— Хватит бока отлеживать, ученый муж!
Вновь возвращаясь в свое привычное состояние, проговорил француз.
— Вставай и помоги мне прибраться в нашей тесной квартирке.
Сальвадор безмолвно покорился, и уже через несколько минут нашим друзьям удалось привести грузовой отсек в первозданный вид. После чего они перекусили и уселись играть в домино, что получалось достаточно плохо, ведь от легких толчков воздушных ям костяшки разбрасывались, и только благодаря феноменальной памяти физика друзьям удавалось доигрывать партию. Так и прошла большая часть полета наших отважных путешественников. Закончив очередной раунд, Шатильон стал клевать носом, и теперь уже пришло время испанцу вдоволь отомстить за ехидства со стороны своего друга: чинно указав на место своего недавнего возлежания, Сальвадор пафосно провозгласил:
— О достойнейший из достойнейших, богатейший из богатейших, не прими за дерзость мое скромное предложение, но если вас мучает желание вздремнуть, то могу предложить вам лишь этот скудный уголок.
Ученый уже позабыл, когда это он набрался у своего друга подобных манерных ехидств, но, в отличии от француза, Сальвадор использовал их крайне редко, в большинстве своем в общении с Шатильоном. Бернар не отказался от подобного предложения и, чинно поклонившись, улегся и накрылся пледом с головой. А Монтеро отправился к окошку и стал следить за тем, как Вилар умело ведет машину. Француз заснул на редкость быстро, может из-за пережитых потрясений, а может из-за того, что просто обожал спать в поездах, мгновенно засыпая под ритмичный стук колес и мерные покачивания вагона. В нашем же случае стука не было, да и покачивания можно было назвать откровенной тряской, но это отнюдь не помешало Бернару мирно посапывать.
Правду люди говорят. Бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода и как мастер занимается своим делом. А Клод был виртуозен. Статная фигура конструктора и по совместительству летчика-испытателя выглядела внушительно даже в сидячем положении. Вилар был сосредоточен и спокойно вел машину в зоне турбулентности, стараясь по максимуму исключить тряску. Перед вылетом Сальвадора насторожил тот факт, что сей долгий перелёт Клод решился провести самостоятельно, не прибегая к помощи второго пилота. Как-никак путешествие занимало почти сутки, а сохранять концентрацию столь долгое время для любого человека было бы практически невыполнимо. Но Бернар уверил своего друга, что Клод тот еще мастер с "чрезвычайно медленным метаболизмом", как выразился хрюкнувший от смешка Шатильон. И сейчас, глядя за работой этого профессионала, Сальвадор полностью уверился в истинности этих слов. Ведь полет уже длился 17 часов, а Вилар сохранял все тот же бодрый и спокойный вид. При этом всем его губы, по всей видимости, напевали какую-то задорную мелодию. Но так продолжалось всего три четверти часа, после чего произошло что-то поистине страшное. Монтеро не успел ничего понять, как вдруг Клод резко потянул руль вверх, от чего самолет задрал нос, и весь его живой и не очень груз отправился скользить к хвостовой части. Сразу после этого послышался хлопок, как будто в обшивку самолета ударился камень, и машину шатнуло в сторону, от чего француз вновь полетел через все пространство, проклиная все такими словами, которые неприемлемо использовать не то, что в высоком обществе, а даже в хоть сколько-нибудь приличных кругах. Сальвадор, в свою очередь, успел зацепиться за ручку двери погрузочного отсека, и мир не узрел полета почетного члена столичной ассоциации, коий мог закончиться знатной шишкой на голове последнего. А вот француз шишкой не отделался, счесав себе локти и колени до крови. Пока Бернар лежал на полу, уткнувшись носом в мешок с чем-то твердым, Монтеро подскочил к окошку и, открыв его, подобно французу начал припоминать нелестными словами всех ближних и дальних родственников воздушных ям. В ответ он услышал стальной голос Вилара, пропитанный флегматичным спокойствием.
— Мистер Сальвадор, это не воздушные ямы, в таких неудобствах виновата птица, что угодила прямиком в левый двигатель, вызвав своим неаккуратным полетом пожар.
— Пожар??!!
Буквально провопил француз, доставая голову из остановившего его полет мешка. С его носа струилась кровь. Монтеро, прикусив губу и коря себя за то, что не помог другу, кинулся к побитому по воле какой-то птицы Шатильону. На возглас француза был получен источающий концентрированное спокойствие ответ пилота:
— Да, дружище, пожар. Но горит не фюзеляж, а двигатель, это не так страшно. Особенно если принимать во внимание то, что лететь нам осталось три-четыре часа. Но советую вам держаться крепче, а я постараюсь сбить пламя для нашего обоюдного спокойствия.
Как удивительно устроен человек: если в патовой ситуации тот, от умений которого зависит жизнь остальных, сохраняет железную выдержку и спокойствие, то и паникующие люди намного быстрей перестанут суетиться и паниковать с огромной силой. Вот и сейчас наши друзья крепко уцепились за фюзеляж и перестали наперебой выкрикивать ругательства, смешанные с внутренним ужасом. Сальвадор аж позавидовал выдержке Вилара, ведь он и сам был не слишком эмоциональным человеком, но в такой накаленной ситуации позволил себе поддаться панике. Но завидовать долго не пришлось, ведь пилот поставил самолет в дикий климб и начал набирать высоту.
— Зачем он поднимает нос вверх, так пламя не сбить!
Прокричал вновь перепуганный Бернар. Ответить Монтеро не успел, ведь самолет резко выровнялся и с огромной скоростью устремился вниз, разменивая высоту на скорость.
— Наш многоуважаемый Вилар старается не дать огню дышать!
Ликуя, проговорил учёный.
— Ты чего, головой, что ли, ударился, пока летал по "салону"?!
Изумленно пропищал Шатильон.