Странствие Кукши. За тридевять морей
Шрифт:
На прилавках, отведенных для пушного товара, грудами лежат соболя, бобры, черные с сединой лисицы, песцы, куницы, белки…
Здесь друзья встречают обеих Оскольдовых княгинь, сопровождаемых двумя отроками. На княгинях кокошники с серебряными очельями, украшенными жемчугом, и аксамитовые шугаи [168] . Но хозяйственные женщины не зря толкутся в пушном ряду, они загодя думают о зиме…
После положенных поклонов друзья идут своей дорогой.
– Видел, как она на меня посмотрела? – шепотом спрашивает Вада, подавшись к Кукше. – Что я тебе говорила?
168
Очелье – передняя часть и главное украшение кокошника, женского нарядного головного убора. Шугай – род короткополой кофты с круглым отложным воротником и с перехватом /талией/.
Сказать по правде, Кукше тоже показалось, что Потвора взглянула на Ваду недружелюбно, но он промолчал: недружелюбный взгляд еще не означает, что зреет убийство. К тому же сейчас не до Потворы – им с Шульгой предстоит встретиться с ильменьскими торговыми людьми.
Друзья минуют долгие прилавки со всевозможной посудой – и железной, и медной, и скудельной, и деревянной… Чего тут только нет! Еще не всякой посудине имя-то сыщешь…
А вот винный ряд – вина из Таврии в нездешних узкогорлых корчагах. Торгуют честно – дают пробовать. Иной весь день ходит и пробует, глядишь, к вечеру где-нибудь и свалится.
Ближе к Почайне тянутся прилавки со скобяным товаром. Там же всякое орудие: плуги, сошники, мотыги, лопаты, топоры, молотки, тесла, скобели, коловороты…
Тут же оружейный ряд. Оружия, правда, маловато, главным образом наконечники стрел и копий, есть боевые секиры, засапожные ножи [169] , две или три кольчуги, столько же шлемов, и ни одного меча. Мечи – дорогой товар, их делают на заказ.
Зато у самого берега во множестве седла и всевозможная иная конская сбруя и прочий конский наряд – седелки, чресседельники, уздечки, недоуздки, вожжи, хомуты, расписные дуги, расшитые чепраки и прочее.
169
Ножи, которые носили за голенищем.
«Хорошо, что не я, – думает Кукша, – ведаю закупками для Оскольдова и Дирова хозяйства! Я бы сразу утонул в этом море товара! Вчуже-то глядеть на это обилие, и то уже голову ломит! А ведь здесь, по Торгу, ходят княжеские сборщики и взимают в пользу князей десятину со всех торгующих!..»
Для Кукши настоящая загадка, как они с этим справляются.
А вот и торговые гости с севера, с Ильмень-озера, точнее с Волхова-реки. Они, по обыкновению, торгуют пушниной прямо с судов, вытащенных на берег. Это и есть Шульгины, а отчасти и Кукшины земляки. Возле них уже толпятся словене, что в свое время бежали от Рюрикова гнева. Слышатся жадные расспросы о близких, о друзьях, о том, что слышно из Рюрикова окружения…
Среди торговых людей Шульге удается отыскать неревских, жителей посада, из которого родом он сам. Он так давно не видел неревлян – тех, что поныне живут у себя в Нереве! Они, конечно, знают его семью, кто же в посадах над Волховом не знает Мысловичей! И матушку его знают, почтенную Надежу.
После всех бед, свалившихся на нее, она не пала духом, крепко держит в руках хозяйство… Почернела лицом от горя, а держит. Дочерей выдала замуж, но сама больше выходить не стала, хотя и сватались добрые мужи… Не до замужества ей, верно, после всего, что было… Вот если бы Шульга мог воротиться домой, она бы ожила…
Одному из неревлян вдруг приходит мысль:
– А что если матушке твоей просто пойти к князю Рюрику и попросить за тебя? Так, мол, и так, сын-то малолетком был, нельзя его ни в чем винить… Ну, уж она найдет, что сказать! Вот воротимся домой – пойду-ко я к матушке твоей и предложу ей… Как ты смотришь?
В сердце Шульги крепко толкнулись слова «почернела лицом от горя» и застряли в нем, ничего другого он, кажется, и не услышал… Он не находит, что возразить доброму неревлянину. На том он и расстается с земляками.
Глава пятнадцатая
КИЕВСКАЯ ОСЕНЬ
Хлеб давно уже свезен с полей, сложен в скирды, а у многих и обмолочен. Нынче нет нужды сушить его над овином – он и так сухой. Кияне обирают деревья в садах, снимают с веток поздние плоды. Все, что поспело на огородных грядках, перекочевывает в погреба. В домах развешивают по стенам гроздьями-косицами золотистые головки лука.
А лето все медлит уходить, дни стоят ясные, почти жаркие, теплы и ночи – можно ходить без свиты. И все-таки мало-помалу начинают появляться первые признаки осени: в кронах деревьев то тут, то там вспыхивают золотые пряди – седины осени. Однажды утром, выйдя из домов, люди видят, что луга побелели, словно их осыпали драгоценной солью, – ударили первые заморозки.
Улетают цапли, журавли, лебеди, гуси, проносятся несметные стаи уток, грачей, скворцов, дроздов, жаворонков и прочей птицы помельче. Свист крыльев и гомон слышен целыми днями. Черногузам жаль расставаться с краем, где их так любят, даже помогают строить гнезда, и они улетают последними. Первыми, как всегда, улетели стрижи и ласточки, они же последними вернутся весной – только тогда, когда и слепому станет видно, что весна наконец пришла.
Некоторые кияне и дружинники подстерегают и стреляют перелетных птиц ради мяса и пуха. Кукша никогда так не делает – вдруг они летят с его родной Тихвины? Впрочем, с луком на птиц охотятся немногие, только очень меткие стрелки: ведь если промахнешься, потеряешь стрелу. Большинство предпочитает добывать птицу на перевесищах – просеках, где пролетают птицы. Там вешают на деревьях перевесы – большие сети, а дальше вся забота – вынимать из сетей запутавшихся птиц.
Княжеские дружинники, и Кукша с Шульгой в их числе, целыми днями носятся верхом по лесам и полям – охотятся на волков. Часто к ним присоединяются и Оскольд с Диром. Это не только достойное мужей развлечение и поддержание в себе воинской бодрости – от охоты на волков есть польза и смердам. Кияне и жители окрестных сел жалуются, что серых разбойников развелось – спасенья нет! Не откладывая дела, дружинники садятся на коней и скачут в леса и перелески. Рядом на длинных поводках бегут собаки.
От жителей уже известны самые волчьи места. Там охотники спускают собак с поводков, и они мгновенно скрываются из глаз. Погодя раздается звонкий лай – взяли след! Теперь только не отставай! Собаки свое дело знают, а их дело – загнать зверя до изнеможения.
За лосем, оленем или косулей гоняются главным образом ради мяса. В княжеской усадьбе много едоков, много надо и мяса. И, конечно, лучше, когда можно не резать скотину, а привозить мясо из леса, где оно было ничьим, пока не стало добычей охотников. Иные даже предпочитают зверину, говорят, она вкуснее и силы от нее больше.