Странствие Кукши. За тридевять морей
Шрифт:
Зайца травят тоже ради мяса, но его, правда, иногда оставляют собакам для потехи. Чтобы помнили: не зря, мол, носитесь, высунув языки, по лесам да по полям. А вот хитрую лисицу добывают только ради шкуры: мясо ее не годится – псиной отдает. Впрочем, на лисицу охотиться рано – шкура ее еще недостаточно хороша, надо обождать зимы. На вепря – это пешая охота, с коня его брать неудобно, а собакам одним с ним не справиться.
Всей этой дичи полно здесь, на правом берегу, в окрестностях Киева, – на левый берег если и надо переправляться, то разве что за туром, там тура пока еще не так повыбили, как на этом берегу.
Псовой охотой всегда руководят поляне, они большие знатоки этого дела. Никто так не умеет приучать собак к пению рожка, к умению бежать на поводке рядом с конем, не путаясь у него в ногах, а главное – к привычке брать след. Поляне – добродушные люди с напевной речью, недаром почти все они – и мужчины и женщины – слывут отменными певцами. Да что там рассусоливать, славный народ – поляне, худого про них никто не скажет!
Меж тем Шульга ни на мгновенье не оставляет Кукшу одного – Кукша слишком доверчив, ему кажется, что люди, которые приветливы с ним, вроде лукавого Свербея, не могут желать ему зла. Шульга еще на Днепре, по дороге в Киев, предупреждал Кукшу о возможной опасности от Свербея и его приятелей, да и потом, в Киеве, не раз говорил о том же. Только речи его не впрок. Убить же кого-нибудь на охоте милое дело. Сразит человека нечаянная стрела – поди, выясняй, кто ее послал…
Начинаются затяжные осенние дожди. Деревья одеваются в золото, медь и багрянец. Как только все дубравы вырядятся в царские одежды, ветер тут как тут: покрасовались и довольно! Его порывы безжалостно срывают драгоценные наряды, разбрасывают их по траве, по грязным дорогам и по лужам.
В эту пору хороши пропитанные гусиным жиром кожаные плащи и валяные шляпы с широкими полями. А лучше всего сейчас тем, у кого нет нужды покидать свой дом, кто может сидеть у горящего очага с добрым собеседником и попивать броженый мед или красное корсуньское вино.
Уютно и в Потворином тереме. Потвора с Красавой уединились здесь с прялками, тянут нити из кудели, накручивают их на веретена и ведут неспешную беседу. Княгини живут душа в душу, как добрые подруги. Потвора занозиста, зато Красава уступчива.
– Оскольд задумал креститься, – говорит Потвора, – а знающие люди сказывают, что христианин не может иметь больше одной жены, закон ему не позволяет… Что же будет с нами?
– Да, слышала я об этом греческом законе, – отвечает Красава, – уж не знаю, что и думать…
– То-то и оно, что не знаешь! – продолжает Потвора. – Ведь, крестившись, Оскольд собирается жениться на Ваде! Кабы по-нашему, по-старому, она просто стала бы еще одной женой. И на здоровье! Одной больше, одной меньше… Но если Оскольд крестится, он нас вместе с наложницами вышвырнет за порог!
– Что же нам делать? – испуганно спрашивает Красава.
– Только одно, – отвечает Потвора, – избавиться от Вады. Тогда Оскольд, может, и креститься не станет. Он ведь все и затеял ради того, что Вада – княжна из Киева рода. Не будет Вады, незачем будет и огород городить!
– Но как же мы от нее избавимся?
– Очень просто. Задушим сонную платком. Завяжем на шее, потянем за концы, и поминай как звали! И сделаем это, не откладывая, как только Оскольд отправится в полюдье.
Красава бледнеет, как заморское полотно, но ничего не говорит. Она никогда не прекословит Потворе.
Глава шестнадцатая
ОСКОЛЬД УЕЗЖАЕТ В ПОЛЮДЬЕ
Дожди переходят в мокрые снегопады, снег валит день и ночь, а однажды ночью является великий коваль Мороз и заковывает землю в надежный панцирь. Утром кияне выходят из домов и зажмуриваются от яркого солнца.
Судя по тому, что снег выпал на сырую землю, он до весны уже не растает. Зиме все рады – кончается грязь, устанавливается санный путь. Но больше всего рады ребятишки: им теперь раздолье – лепить Снегурку, строить крепости, швыряться снежками, кататься с гор на салазках или на леднях.
Однако главное развлечение впереди: скоро неутомимый Мороз наведет ледовые мосты на Днепре и на всех реках и речках – тогда начнется катание на коньках. Тут и взрослые не отстанут от ребятишек. Коньки обыкновенно каждый мастерит себе сам – хитро ли вырезать их из кости! Но тот, у кого есть лишние куны, может купить и на Торгу.
Когда станет Днепр, хорошо бы подольше постояли морозные солнечные дни! Ведь если начнутся снегопады – конец удовольствию, по снегу на коньках не поездишь. Разве что сразу подымятся сильные ветры да сметут снег в сторону, к берегам.
Не одни только любители катания на коньках ждут, когда станет надежный лед. Князь Оскольд собирается в полюдье, в северные земли, ему ледяные мосты нужны не меньше. Только ему, в отличие от любителей коньков, надо, чтобы лед поскорее накрыло снегом, потому что коням опасно ходить по голому льду. А пока что Оскольдовы люди готовятся в дорогу: и кони, и упряжь, и сани, и одежда, и оружие – все к отъезду должно быть в безупречном состоянии. У князя Оскольда с этим строго.
Из полюдья князь Оскольд воротится не скоро, так что большую часть дружины, в том числе и неразлучных Кукшу с Шульгой, он оставляет в помощь князю Диру – стеречь от ворогов Киев и княжескую власть. Как удобно править землей вдвоем, а не в одиночку! Конечно, когда правители достаточно разумны, чтобы не ссориться из-за власти. Вот как они с Диром. Отправляешься в полюдье – не надо голову ломать, кто из приближенных надежен, на кого можно Киев оставить. Древние князья Кий, Щек и Хорив, предки княжны Вады, правили и вовсе втроем. Головы у них, верно, не только для шлемов годились.
Старшие Оскольдовы дружинники ходят с пешнями [170] на Днепр: долбят лед, проверяют его толщину. Наконец лед готов. По Днепру уже вовсю катаются на коньках. К радости любителей коньков и к огорчению князя Оскольда стоят ясные дни, на Днепровском льду холодно сверкает солнце.
Но однажды небо затягивается мглой, мороз слабеет и начинает валить крупный мохнатый снег, такой густой, что не разглядеть поселения на соседней горе. И настает утро, когда на Днепре уже не видно катающихся на коньках, зато с берега спускается на белую заснеженную реку темная вереница верховых и санный поезд. Их путь лежит на север. С Киевой горы их провожают взглядом несколько мужей в дорогой сряде [171] . Один из них Свербей. Он говорит:
170
Пешня – железный лом с трубкой, посредством которой орудие насаживается на рукоять.
171
Сряда – нарядная одежда.