Страсти по Фоме. Книга 1

Осипов Сергей

Он показал на Доктора и, перегнулся через девицу.

— Ты еще долго будешь меня преследовать?

Доктор усмехнулся:

— Я искал тебя по всей Вселенной! Неужели ты думаешь, что просто так?

Фомина искали, где угодно: на работе, в барах, один раз даже в дамском туалете… нашли, но во вселенной — впервые.

— Ты случайно стихи не пишешь?.. Плохие? — спросил он с надеждой.

— Я сайтер, — сказал тот в ответ.

— Э, мужики, вы что в любви тут объясняться вздумали? — девица встряла между ними. — Это что, бар для голубых? Сайки какие-то!.. Я опять не туда попала?..

К

ее огромному разочарованию ей не ответили.

— Нормальных мужиков днем с огнем не сыщешь! А я еще на Борьку гоню! Да он!.. Тьфу! — сплюнула она. — Желаю приятной ночи!..

Девица слезла со стула и направилась к бильярду.

— Слушай! — сказал Фомин. — Раз уж мы стай… сат… ну, эти трансформаты…ры, то…

Он вдруг забыл, что хотел сказать.

— Давай выпьем! — нашелся он. — Тебя как звать? Юлий?.. Ну давай, за знакомство!

Он попытался достать своей стопочкой высокий бокал Юлия. Мимо.

— Мы уже знакомы, — сказал тот.

— Значит, за вас-ста-навление, — по слогам произнес Фомин. — У меня сегодня речь… ну, ты че, Юлий?.. Ну и имя у тебя! — покачал он сокрушенно головой.

Юлий в упор смотрел на него.

— Я пойду, — обиделся Фомин.

— Что они с тобой сделали?

— Кто, врачи?.. Те еще коновалы! — согласился Фомин. — Я после реанимации вообще ничего не помнил, даже маму! А ты хочешь, чтобы я всех стайеров помнил! Вот Пааво Нурми и Владимира Куца помню!.. Бегали за свои родины…

Рассказывая и показывая это, Фомин тяжело перебирал руками по стеночке и медленно двигался к выходу. Выглядело это так, словно он читал вслух письмена для слепых, нанесенные почему-то на стену.

— Ты был в реанимации? — спросил Юлий.

— Жуткая история! — кивнул Фомин. — Теперь у меня нет машины и вот куда я сейчас без нее?

— Ты забыл сигареты! Лови!..

Юлий кинул свои сигареты, не дожидаясь пока Фомин обернется.

— Я не курю! — сказал Фомин, поворачиваясь, и увидел шипящий огненный шар в полуметре от лица.

Шар повис, будто рассматривал его удивленно, потом упал к ногам и стал сигаретами. Фомин не успел испугаться, зато разозлился.

— Я не курю! — повторил он и пнул пачку изо всех сил.

Больше всего он желал попасть ею Юлию в глаз. Пачка взмыла вверх и вдруг вспыхнула таким же шаром рядом с головой Юлия.

— Ого! — сказал тот, ловя шар и кладя на стойку уже сигареты. — А говоришь все забыл!.. Тебя проводить?

— На себя посмотри! — посоветовал ему Фомин, не желая разбираться во всем этом, и вывалился из бара.

Вернее, он попытался это сделать, потому что впереди была еще лестница в четыре ступени наверх, про которые он думал, что они «вниз» и был удивлен. Лестница была непреодолима, как лестница Иакова для грешника, и со второго раза у него ничего не получилось. Застыв в метафизическом осмыслении этой вершины, Фомин все остальное уже воспринимал как сон, как побочные явления предстоящего восхождения.

Словно из ничего, появились перед ним несколько огромных волосатых мужчин, ухватками и габаритами напоминающие борцов: рукастые, коротконогие, набыченные, как на ковре. Казалось, они что-то говорили и даже пытались схватить его, но над их головами засвистели вдруг золотые шары и молнии, и они тоже выбросили в сторону Юлия

спиральные светящиеся гирлянды. Так они забавлялись этим фейерверком над головой упавшего Фомина, словно его и не было, и в то же время свято его храня. Он это почему-то сразу понял и перестал бояться, делая свой упорный труд вверх по лестнице. Потом все разом прекратилось и в баре никого не стало, только сильно пахло озоном.

«Вот такие освежители надо себе достать!» — подумал Фомин. Мимо него гурьбой пронеслись молодые риэлторы, забыв оставить кий и прихватив Борькину девчонку. Бармен за стойкой с удовольствием бы присоединился к ним, так как по углам помещения продолжало что-то подозрительно шипеть и потрескивать, но закон о материальной ответственности еще никто не отменял и ужас на его лице соседствовал с досадой долга.

— Что это было? — наконец спросил он у Фомина, преодолев озоновую тишину. — Чего им от тебя надо было?

Было видно, что спрашивать об этом именно у Фомина ему не хотелось, но больше никого в баре не оставалось и он уже мстительно выставил табличку «Бар закрыт. Closed» тоже именно для него, для Фомина.

— Налей рюмашку, скажу! — пообещал тот.

Мог и не налить бармен, мог, потому что Фомин и так стоял сильно накренившись, но сверхъестественное прежде всего, устоять перед этим невозможно. Опрокинув в себя еще одного «николашку», Фомин уже не помнил ничего, себя в первую очередь. Кажется он нес что-то про русскую революцию и злых демонов династии Романовых, трехсотвосьмидесятипятилетие которой и возвестили эти петарды и молнии, а также что идет страшная война за него, Фому, как нового человека, имеющего ключи к любому прошлому и будущему. Возможно, бармен его ударил, потому что губа саднила, но это могли сделать и борцы, когда пытались его увести. Он вышел в ночь, но не знал об этом…

19. Боль

После звонка Юлия, он встал и принял душ в надежде перехитрить появившуюся в голове боль. Не помогло, змея раскручивалась и боль пульсировала по нарастающей, отзываясь уже в основании черепа. Неужели придется тащиться к Льву Андреевичу? Фомин попытался расслабиться, расползтись на простыне безвольной, безмускульной массой. Боль отступила. Ему удалось даже забыться на какое-то время. Но вскоре она снова вернулась с первым неловким движением забытья.

О Господи, выдохнул он осторожно, боясь малейшего движения, хотя прекрасно знал, что помочь ему сейчас может только Лев Андреевич и еще Ирина, ненадолго. Ещё он может выпить, но для питья надо было выходить. Он мысленно позвал Ирину…

Первый приступ случился еще в реанимации и улыбчивый анестезиолог Лев Андреевич, расставаясь с ним, вручил ему визитную карточку «Мединкора».

— Это частный медицинский центр, я там работаю по совместительству. При болях звоните, вряд ли вам помогут где-либо еще, ведь никто не знает вашу травму как я…

Действительно, где только Фомин не пытался избавиться от боли, в каких только медицинских и не медицинских учреждениях не побывал, нигде не могли ему помочь. Самое большое, что удавалось сделать, это купировать боль сильнодействующими средствами на час, два, три, но зато потом она возвращалась с удвоенной силой, словно мстя за химическое вмешательство.