Шрифт:
« – Помилуйте, – снисходительно усмехнувшись, отозвался профессор, – уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в евангелиях, не происходило на самом деле никогда…»
( Из беседы профессора Воланда с Берлиозом на Патриарших прудах. М. А. Булгаков «Мастер и Маргарита»)
На ложе моем ночью искала я того,
Которого любит душа моя, искала его
И не нашла его.
Книга Песни Песней Соломона. Гл.3 ст.1
1.
Возле
Старик вытянул черные худые ноги под палящее солнце, а голову спрятал в тени густо разросшегося дикого винограда, который прочно обвил лозой невысокий каменный грот. По желтым замшелым камням откуда-то из глубины этого грота приглушенно сбегал чистый ручей родниковой воды и с небольшой высоты спадал в колодец. Серебряные брызги звонко отскакивали в стороны от скользких камней, и несколько капель, долетая до старческой головы, прохладой орошали его лоб и виски. Бродяга с жадностью подставлял под живительную влагу морщинистое лицо, а для верности даже высовывал черный язык и проворно ловил им редкие капли.
Из-за угла ограды показались две женщины. Одна, что моложе, шла быстрым, легким шагом, другая едва её догоняла. Обе спешили к колодцу за водой, громко разговаривая на ходу. Старик, уловив близкое движение, тут же оборвал свое несвязное бормотание и весь превратился вслух, продолжая равномерно покачиваться из стороны в сторону.
– Ну, куда ты так спешишь, Рахиль? – взмолилась пожилая женщина. – Я едва поспеваю за тобой. Видишь, чуть дышу уже! Остановись хоть на минутку!
– Не могу, уважаемая Сиде! Матушка приказала мигом принести чистой воды из колодца для отца и брата. Они только что вернулись из Тивериады. Рассказывают такие удивительные вещи! Я ничего не хочу пропустить. Потом от матери ничего не добьёшься. У неё один разговор: «Не твоего ума дело, не твоего ума дело…»
– Но, Рахиль, красавица ты моя, – женщина пошла на хитрость, восхваляя косоглазую девушку. – Ну, расскажи хоть то, что уже услышала. Твоя мать и вправду такая скрытная, от неё ничего толком никогда не добьёшься. А сама знаешь, я вдова, откуда мне знать все новости, что на земле творится! Одна надежда на соседок. На тебя, моя голубица!
– Ну, хорошо, – сдалась Рахиль.
Женщины быстро поставили под струю чистой воды свои кувшины и присели возле колодца на камни. Нищего старика они даже не заметили, никто не поспешил дать ему куска хлеба, но это нисколько его не огорчило. Бродяга притаился, весь сжался и даже перестал дышать, ловя каждое слово.
– Отец рассказывал, – торопливо начала Рахиль, – что из-за озера к нам мессия пришел…
– Иии… важность какая! – тут же перебила её Сиде, всплеснув руками. – Мессия! Да этих блаженных на год по десятку к нам ветром заносит! С ума все посходили! Ждут прихода, а кого, и сами не знают!
– На этот раз говорят, что это точно он! – обиделась девушка. – Не хочешь слушать, я пошла! И кувшин мой уже набрался, – она резво подскочила со своего места.
– Подожди, дочка! – испугалась Сиде. Она схватила Рахиль за руку и притянула обратно на камень. – Не обижайся на старую женщину. Рассказывай, прошу тебя! Я больше слова не скажу!
– Ну, ладно же, – согласилась девушка. Уж так ей хотелось всё рассказать соседке, что уговаривать её Сиде долго не пришлось. – Только быстро, а то матушка ругать будет. Так вот, мессия этот будто из мертвых всех воскрешает, калек и больных лечит одним только прикосновением. Бесов из одержимых изгоняет, так они его боятся! И те, кого он излечил, за ним всюду следуют и его учение проповедуют. Вроде пророками их называют. Уже сто человек набралось!
– Да ну, глупости какие! – не сдержалась опять Сиде. Она отмахнулась от молодой соседки рукой. – Такую толпу, попробуй, прокорми! Есть-пить они что будут в дороге? Сама подумай, Рахиль, сказки всё это!
– Да, нет же! Этот мессия сам их кормит! – с воодушевлением продолжала девушка. – То один хлеб на всех поделит, то рыбу!
– Ой, Яхве милостивый! – уже совсем не выдержала старая женщина. – Сколько лет на свете живу, таких небылиц ещё не слыхала! Как можно одну лепешку на сто человек поделить! О, Яхве! Яхве! Глупости какие!
– Не глупости, почтенная Сиде! Так отец рассказывал! Я своими ушами всё подслушала.
– Значит и отец твой небылицы рассказывает уважаемым людям! И как ему только не совестно голову морочить…
Соседки быстро поднялись и стали отряхивать одежду от пыли. Обе были будто чем-то недовольны: одна, что ей не верят, другая, что потратила время на пустую болтовню с глупой девчонкой. Бродяга снова затянул свою унылую песню и протянул руку в сторону мимо проезжающей повозки, запряженной ослом. Возница бросил ему под ноги ломоть лепешки.
– Возблагодарит тебя Небо за щедрость твою, – проговорил старик и тут же стал рвать хлебную мякоть черными зубами и медленно пережевывать.
Женщины презрительно смотрели на его страшные язвы и боялись приблизиться к своим кувшинам.
– Это уже пятый за эту неделю, – тихо проговорила Сиде. – Повалили к нам в селение как горох из дырявой торбы. И тоже всё про какого-то мессию говорят. Ждут его, ищут! Надеются, что он их вылечит! Горемыки… а страшные какие. Только заразу по земле разносят. Гнать таких надо…
Но она не договорила. К колодцу, откуда не возьмись, подошла богато одетая женщина. На её руках горели золотые браслеты. Соседки молча посторонились и уступили ей место возле колодца. Та, не обращая внимания на женщин, достала из складок хитона маленькую чашу и протянула под струю воды. Чаша была очень изящная, с изогнутой ручкой, чеканная замысловатым рисунком. «Неужто золотая?» – подумала Сиде, а вслух сказать побоялась, только слегка толкнула соседку под локоть, мол: гляди и запоминай. Но Рахиль и так уже давно стояла, открыв рот от удивления. Она позабыла и про свой кувшин, и про угрозы матери. Даже бродяга перестал жевать свою лепешку и ближе придвинулся к колодцу. Он, как заколдованный, смотрел на яркие, играющие на камнях колодца солнечные блики, отраженные от великолепного сосуда.