Страстотерпцы
Шрифт:
Похоронили Ивана Мартыновича в церкви, которую он сам же и построил. Тоже ведь страстотерпец.
14
День проводов антиохийского патриарха Макария, назначенный на 5 июня, приближался. Алексей Михайлович приказал Дементию Башмакову, чтоб подьячие Приказа тайных дел объездили все богатые московские дома: пусть патриарх изведает русское гостеприимство полной мерой.
Подношения потекли как из рога изобилия, изумляя Макария и его свиту.
А жизнь шла своим чередом.
29 мая Москва отпраздновала именины царевны Феодосьи Алексеевны. От её имени Макарию поднесли иконку в золотом окладе да две дюжины простых русских икон, высоко ценимых за благодать и за красоту на всём святом Востоке.
31 мая прощальный обед для святейшего гостя дал патриарх Иоасаф в Крестовой палате.
Макарию дарили саккосы, митру, священные сосуды из серебра, иконы и кресты.
4 июня великий государь ходил развеяться в Коломенское и здесь узнал новость от царицы: затяжелела.
Проводы Макария совершались, как и назначено было, 5-го, с великими почестями, с наградами и дарами.
От своего подворья до Грановитой палаты Макария везли в открытой царской карете — людям на радость, под дивное пение царских певчих.
Первую встречу патриарху устроили на паперти Благовещенской церкви. Встречал и говорил ему благодарственное слово боярин, князь, наместник астраханский Иван Семёнович Прозоровский.
От паперти до Красного крыльца и вверх по крыльцу стояли в цветном платье жильцы. Хоры пели не умолкая, покуда Макарий шествовал к Грановитой палате. Здесь патриарха ждала вторая встреча. Приветствие говорил боярин, князь, наместник костромской Яков Никитич Одоевский.
Третья встреча была в дверях царского дворца. К Макарию вышли ближний боярин князь Никита Иванович Одоевский да дьяк Приказа тайных дел Дементий Башмаков.
В Грановитой палате патриарху сделали четвёртую встречу. Величал святейшего грузинский царевич Николай Давыдович, внук царя Теймураза, а в товарищах у него был Богдан Матвеевич Хитрово.
Певчие дивно пропели прокимен: «Кто Бог велий яко Бог наш? Ты еси Бог творяй чудеса».
О пришествии антиохийского патриарха святейшего кир Макария объявил самодержцу всея России боярин, князь, первый воевода царства Юрий Алексеевич Долгорукий.
Великий государь сошёл с трона, благословился и предложил патриарху сесть.
Посидели.
Царь надел шапку Мономаха и ради исключительного почтения к святому Востоку и к святейшему Макарию говорил ему слово благодарности в шапке. Когда на царе венец, он молчит.
Макарий произнёс ответную речь, облачился в епитрахиль, в митру. Алексей Михайлович подошёл к патриарху, снял шапку, преклонил голову. Святейший Макарий покрыл государя омофором и произнёс молитву.
Потом был пир, и великий государь, отпуская Макария в дивный город Дамаск, наградил святейшего за его труды на соборе ста двадцатью пятью сороками соболей ценою в шесть тысяч рублёв.
6 июня, помолясь в храме Михаила Архангела, патриарх Макарий взошёл на струги, поплыл под колокола по Москве-реке. Остановился в Новоспасском монастыре, благословил братию, получил от архимандрита Иосифа икону в серебре, двадцать ефимков, хлеб, рыбу, вино, квас. Здесь простился с патриархом Павел Крутицкий. Подарил на прощание святейшему икону в серебряной ризе да отрез зелёного атласа.
Следующую остановку Макарий сделал в Симоновом монастыре. Получил икону, обложенную серебром, десять ефимков, богатый корм. Ночевал и молился в Данилове монастыре — получил икону, хлеб и наконец-то поплыл из Москвы под парусом и на вёслах.
9 июня струги патриарха пристали в селе Коломенском. Здесь была служба и новые дары от государя — восемь сороков соболей ценой в четыреста ефимков.
Полнилась казна Макария и дальше. В Никольском монастыре на Угреше со святейшим простились патриархи Иоасаф и Паисий. От игумена Макарий получил икону в серебре, хлеб, свежего осётра. В Коломне епископ пожертвовал антиохийцам серебряный золочёный кубок, икону в серебряной ризе, вишнёвую камку, зелёный атлас, пять золотых, а жители города подарили иконы, хлеб, вино, яства. Голутвинский игумен дал Макарию икону в серебряном окладе да пять ефимков. В Рязани от архиепископа Илариона казна Макария пополнилась образом в серебре, чётками, золочёным кубком, лазоревым атласом, зелёной камкой, пятьюдесятью золотыми, связкой соболей да обитыми золочёной кожей креслами. Рязанцы дали патриарху водки, пива, мёду да земляники.
Господи, хорошо получать!
Да не благословило небо деяний Макария в Москве. Уже в Астрахани просил святейший Алексея Михайловича возместить убытки, понесённые в дороге. В те поры лукавил, но русский царь от просьбы не отмахнулся, не отмолчался. Сообщил Макарию: в казне пустота, деньги розданы войску, пошли на выкуп пленных. «Однако ж мы, великий государь наше царское величество, с христианского нашего государского милосердия, — писал царь своей рукою, — послали к вашего блаженству нашей царского величества милостыни триста золотых червонных да соболей на семьсот рублёв».
Щедро заплатил Алексей Михайлович за низвержение патриарха Никона, за проклятие староверов.
Надеялся обрести мир в Церкви и в царстве, но суд восточных патриархов будто копьём пронзил православное царство, разболелась русская душа — раскололась. Кто за правду стоял, за нерушимую святость отеческих преданий — тот остался в дураках. Умных да сметливых в сто раз больше. Но «умные» свою награду получили полной мерою.
Был Макарий, патриарх антиохийский, зело умён, а потому и вельми угоден царю земному, ибо, думая о мзде, потакал всем неправдам. Увы! Увы! Небесный царь к потатчикам кривды немилостив.
Богатство, вывезенное Макарием из России, пошло прахом.
15
А Никон всё тешил себя водружением каменных да деревянных резных крестов. Сообщал земле, небу и всякому прохожему человеку: здесь оно, место заточения Никона, Божиею милостью патриарха. Здесь он, неправедно низверженный. Бога молит.
В первый год жизни в Ферапонтове опальный властелин не желал знать, что это за земля, что это за вода кругом, ожидал перемены. Уповал на отходчивое сердце Алексея Михайловича. Но царь, получив из Ферапонтова желанное прощение и благословение, оставил всё, как есть. Тогда Никон посмотрел вокруг себя, и земля, которую он называл с тоскою Белоозерщиной и которую вознелюбил ещё по дороге сюда, показалась ему дивным творением Господа.