Страстотерпцы

Бахревский Владислав Анатольевич

Здоровья прибывшим желал сотник Гаврила Артемьев. Для Фёдора указал пустой дом. О присылке ещё одного узника в Пустозерске знали.

— А тюрьмы-то нет, что ли? — удивился Чубаров.

— Нету. Строить некому. Я ещё зимой посылал к ижемцам да к устьцилемцам, чтоб прислали строителей, чтоб лес пригнали, из чего тюрьму строить, да ижемский целовальник отделался от нас челобитной: лето-де короткое, все люди на промыслах, некому тюрьму строить.

Фёдор не успел хорошенько поглядеть на Пустозерск. Дом, отведённый ему, был неподалёку от ворот.

Изба огромная, пустая. В углу печь, по стенам лавки. Божница с иконой преподобного Германа Соловецкого. Стол.

— «Те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли», — сказал Чубаров словами апостола Павла, оглядев жилище, и поклонился Фёдору: — Благослови меня, страстотерпец, в обратную дорогу.

Фёдор перекрестил сотника:

— Благодарю тебя и благословляю со всеми воинами твоими! Служили вы службу прямо. Ни зла, ни лиха не было мне от вас.

Простился Фёдор со своими дорожными стражами, а новые, пустозерские, тоже люди православные, службу царю служащие, но и о душе своей, о вечной жизни, пекущиеся. Накормили с дороги, напоили, дали ветхий тулуп — на одну полу ложись, другой укрывайся.

Лёг Фёдор поспать с дороги, да только задремал, дверь тихохонько отворилась, и в избу вошли Аввакум, Лазарь, Епифаний.

— Вот опять мы вчетвером, аки крест Господний! — сказал Лазарь, целуя Фёдора. — Да благословит Господь тюрьму нашу!

Помолились, сели слушать московские новости, но Фёдор рассказал не о Москве — о встрече в Холмогорах стряпчего Игнатия Волохова со стрельцами, идущего на Соловки. Пустозерские страстотерпцы известию не устрашились, но обрадовались.

— Плохи дела у никониан, коли на веру отцов ополчились с ружьями, — просиял Епифаний.

Аввакум же обнял всех троих, придвинул головы соузников к своей голове и сказал:

— Соединил нас Господь не ради совместной смерти, но ради жизни вечной. Покуда дышим, покуда славим Исуса Христа и Богородицу, будем же пастырями, ибо получили посохи наши высшим промыслом. Нет у нас ныне храма, где могли бы петь славу Творцу миров, но слово с нами, а слово родит любовь, не оставим пасомых на поругание злоумному антихристу...

Аввакум встал, перекрестился на икону соловецкого старца Германа:

— Ныне мы, Божьей благодатью, видим и слышим друг друга. Не станем терять попусту не только часа, но даже единого мгновения. Обсудим, как нам жить, чему учить духовных детей наших в горестные лета пришествия антихриста в мир.

Епифаний, кротко улыбаясь, достал из-под рясы крест, ладно вырезанный из дерева, длиною в пядь.

— Деланьем срамлю поганца! Прими, Фёдор. — Повернул крест обратной стороной, отодвинул заднюю стенку. — Сие — для писем: домой ли, нам ли о себе чего сообщить, коли строгости пойдут...

— Я ныне письмо патриарху Иоасафу наново переписал, — сообщил Лазарь. — О соблазне раздумался. Уж лучше пастырям надеть на шею ослиную упряжь и вращать жёрнов мельничный, нежели, служа дьяволу, соблазнить хоть единого человека, верующего во имя Исуса Христа.

Аввакум поцеловал руку старцу:

— Сам Господь тебя ведёт. Сам Господь! Помните, как спрашивали нас, искушая, архимандриты Филарет Владимирский, Иосиф Хутынский, Сергий Ярославский, истинная ли Церковь восточная, православная? Я отвечал: Церковь-то истинная, а догматы церковные никонианские, записанные в новопечатных книгах, — во всём противны книгам пяти первых патриархов: в вечерне, в заутрене и в литургии...

— Я тоже говорил подобное, — сказал Лазарь. — Церковь наша истинная, а в ней совершаемые тайны смутны есть.

Епифаний вздохнул:

— И меня искушали. Сказывал я архимандритам: Церковь была истинна, ныне же смутилась Никоном, врагом Божиим, и еретиком и жидовином старцем Арсеном Греком {54} .

Аввакум поднял руки, желая говорить важное:

— Все мы на том стоим: Церковь истинная, да во чреве-то церковном ложь завелась. Беда! И тем беда злее, что антихрист не муха, а рой мушиный.

54

...и еретиком и жидовином старцем Арсеном Греком, — Арсений Грек — справщик богослужебных книг XVII в. Приехал в Москву в 1649 г. вместе с патриархом иерусалимским Паисием. Заподозренный в том, что в бытность свою в Риме, где он учился, он перешёл в католичество, — был сослан в Соловки, но через три года освобождён. В 1652 г. Никон поручил ему исправление богослужебных книг. Потом Арсений Грек основал школу, где ввёл обучение греческому и латинскому языкам, за что снова был обвинён в измене и опять сослан в Соловки. По тем временам он был человеком образованным, однако в нравственном отношении — хитрый грек, не без основания обвинявшийся в неоднократной перемене религии.

— Верно, — сказал Фёдор. — Обольщение многообразно, пестро, колеблет землю и потрясает основание Церкви, погубляя в душах православных христиан всякое богоподобие. Верно, отче Аввакум: познать суть обольщения едино, что сберечь истину. Вы о том мучаетесь, и я тоже покоя не знаю и обо всём этом написал ещё до казни... Мне язык резали на Болоте, 25 февраля, на другой день после первого и второго обретения главы Иоанна Предтечи.

— Господи! Слава Тебе! — воскликнул Аввакум. — Забрал царь ваши языки, боясь глаголов честных и праведных, а Бог новые вам даровал... Это ли не чудо? Это ли не знамение правды нашей?

— Почитай нам своё писание, — попросил Лазарь.

— Почитай, — радостно закивал головою Епифаний.

Фёдор достал из шубы своей, из потайного кармана плотно свёрнутый столбец. Сказал Аввакуму:

— Когда писал, о тебе думал, авва, с тобою разговаривал душой. Ну, слушайте. Вот чего намыслил я, страдая о церковной немочи. «Антихрист же — это спадшая с неба утренняя звезда, зовомый дьяволом тёмный и помрачённый языческий бог, творец и создатель всякой злобы, всякому благу противник».

— Звезда-то, говоришь, утренняя? Папёжники её Венерой зовут, а иные Люцифером, — сказал Аввакум, но рукою сделал знак Фёдору, чтоб продолжал чтение.

— «Попущением святого Бога то ангельское сияние, — Фёдор произносил слова внятно, ясно, косноязычия ухо не улавливало. Поднял перст, повторяя: — ...то ангельское сияние, которым обладал он на небесах, вернётся к нему вновь, и вновь заразится он гордостью — первоначальным своим недугом, и богом себя назовёт, и надменно обратится к Вышнему, и святых Вышнего оскорбит, и принизит смиренных, и возвысит гордых, и изрыгнёт злую горечь мучительства, чтобы ею пречистый Владыка искусил весь мир, чтобы объявились избранные и показались бесчестные, иначе говоря, чтобы одни достигли смерти, другие жизни, если сподобит нас Господь Бог преодолеть смерть и обрести жизнь через Его неизречённую милость и молитвы Пречистой Его Матери, Преблагословенной Владычицы нашей Богородицы и Вечнодевственной Марии и всех святых. Аминь».