Страстотерпцы
Шрифт:
Безрадостно думал о невозможности соединения славянства под сенью русского древа. Бог послал притчу наяву: корова, волк и лиса, выросшие вместе, живут себе в одном сарае, но разве соединимы под единой кровлей православие и католицизм? Приобретя золотой обруч Ягеллонов, не потеряет ли Алексей-то Михайлович шапку Мономаха? Соловки, хоть и страшно то вымолвить, — от царя пушками открестились... из-за малых перемен в церковном обряде, а что станется с Россией, если государь поменяет святоотеческую шапку с крестом на многорогую, чуждую? Очнулся однажды Афанасий Лаврентьевич от мечтаний и дум и чувствует — тепло. К правой ноге жмётся волк, к левой — лисица, а сам он дуб спиной подпирает. Умилиться бы, да не пустил в сердце нежности, усмехнулся; хочешь привязанности — корми.
Загремели вдруг колеса экипажа, из кареты выскочил дьяк Иван Савинович Горохов.
— Смилуйся, Афанасий Лаврентьевич, за тобой! Вчера на ночь глядя приехал человек литовского канцлера, а нынче утром — гонец из Стокгольма, от королевы Гедвиги.
Ордин-Нащокин молча сел в карету, лошади помчали, и он даже не оглянулся, забыв сразу о волке, о лисице...
Шведская королева писала великому государю от имени малолетнего сына Карла XI: «Ваше величество уговорились о съезде с его величеством Яном Казимиром, не объявивши нам, не оказавши нам этой чести. Нашему королевскому величеству этот съезд не надобен, потому что с вашим царским величеством о вольной торговле мы условились в Кардисском и ещё в Плюсском договоре, а с королём польским — в Оливском {57} . Что в этих договорах постановлено, то все будем содержать крепко, без всякого умаленья, и потому послов наших на тот съезд отправлять мы не соблаговолили».
57
...с вашим царским величеством о вольной торговле мы условились в Кардисском и ещё в Плюсском договоре, а с королём польским — в Оливском. — Кардисский договор (см. коммент. № 49). Плюсский договор 1583 г. — договор о перемирии между Россией и Швецией, заключён в 1583 г. на реке Плюссе на три года. Этот договор вместе с Ям-Запольским перемирием 1582 г. завершил 25-летнюю Ливонскую войну 1558—1583 гг. По условиям Плюсского договора, под властью Швеции остались захваченные у России города Ивангород, Ям, Копорье, Корела с их уездами. Россия сохранила лишь узкий выход к морю в устье Невы. Оливский мир 1660 г. — мирный договор между Швецией с одной стороны и Речью Посполитой, Австрией, Бранденбургом — с другой. Подписан при посредничестве Франции 3 мая 1660 г. в Оливском монастыре близ Гданьска. Завершил войну, которая велась Швецией с Польшей с 1655 г. По этому миру польский король Ян II Казимир отказался от претензий на шведскую корону; к Швеции отошли Эстония и большая часть Латвии. Оливский мир поставил русское правительство перед перспективой борьбы с шведско-польской коалицией и вынудил Россию пойти на заключение со Швецией Кардисского мирного договора 1661 г.
Шведского гонца Ордин-Нащокин к столу не пригласил, отпустил без награды.
Иной приём был вестнику канцлера Паца. Афанасий Лаврентьевич, ещё не читая послания, наградил шляхтича сороком соболей.
Канцлер сообщал: царевич Алексей представлен сейму кандидатом на корону, и сомневаться в избрании именно его, сына великого государя великой России, не приходится, сторонников множество, народ мечтает о таком светлом государе, но есть, однако, условия, исполнить которые необходимо. Условия эти помещались в десяти статьях. Христофор Пац и его сторонники просили Алексея Михайловича даровать Польскому царству старшего из сыновей, уже способного управлять государством. Жёстко оговаривалось: царевич не может быть королём иначе, как приняв при короновании римско-католическое вероисповедание. Он также принимает на себя обязательство терпеть унию. Отречение от наследования русской короны обязательно.
Афанасий Лаврентьевич вспомнил корову, волка и лисицу и вздохнул. Требования законные, но каждое из них для Алексея Михайловича — мука мученическая. Любимый сын, надежда должен стать папёжником, врагом православия.
Отречение от шапки Мономаха есть отречение от мечты соединить два великих царства — в величайшее. Сможет ли Алексей-то Михайлович переступить ради чужой короны через родное сердце?
Все следующие статьи были торгашеские.
Требовали возвратить Киев и все утерянные области. Даровать войскам, польскому и литовскому, три миллиона.
Заплатить долги Яна Казимира.
Всем, кто избирает, воздать значительную денежную благодарность.
Иметь два войска для отражения войны от шведов и Франции.
Государям, московскому и польскому, иметь между собою вечный союз.
За обедом, говоря лестное о польском и литовском рыцарстве, Ордин-Нащокин поднимал здравицу за здравицей, заодно выспрашивая гонца о настроениях в сейме, в народе, среди шляхты. Выходило, что Алексей Алексеевич опережает по симпатиям и герцога лотарингского Конде, и князя нейбургского Филиппа-Вильгельма, и курфюрста бранденбургского... Уступал, может быть, одному императору Леопольду, ибо Леопольд — зрелый муж, а царевич ещё только в отроческих летах.
— Но! — восклицал пылко шляхтич. — У нас о царевиче так говорят: птенец северного орла, утвердившись в доме Ягеллонов, укрепит юность Белого Орла! Орла Речи Посполитой!
Крепок был шляхтич, но вино крепче. Воспылав к Афанасию Лаврентьевичу любовью, открыл ему всю истину, ничего не тая.
— Кто больше заплатит, тот и король, — сказал, поднимаясь из-за стола, чтобы на своих ногах покинуть дом великого посла.
Проводив гостя, Афанасий Лаврентьевич немедля сел писать ответ литовскому канцлеру.
«Прежде всего надобно исполнить то, о чём договорено, съехаться в Курляндии, — настаивал он на своём. — Даст Бог, на этом съезде все тайные дела к вечному миру совершены будут. Шведы в съезде отказали: явно, что не рады они видеть союз Москвы с Польшею. О государе же царевиче — быть ли ему королём польским — воле праведной Божией кто противится? Как восхощет, так по прошенью верных своих и сотворит. А прежде всего между обоими многочисленными народами надобно вечное утверждение учинить, и тогда, будут ли государи родные или чужие, во всяком случае будут жить в единстве богоугодным советом».
Статьи Паца, грамоту шведской королевы Афанасий Лаврентьевич отослал в Москву, присовокупив своё мнение: поляки торгуют короной бесстыдно, однако от веры папёжской они не отступят, отдадут корону католику или тому, кто готов целовать туфлю папы римского.
Ответ пришёл скоро. Алексей Михайлович гневался: оберегатель посольских тайных дел о приобретении польской короны не радеет, живёт в Курляндии попусту.
Дела в Посольском и в других приказах без надзора, кабацкие кружечные сборы стали совсем малы, ленивые изленились, вольные извольничались, мелкая приказная сошка в государственных делах на свой умишко полагается...
Предписание послу было строгое: не мешкая ехать в Варшаву, добывать корону, пока никому не отдана.
Взвился Афанасий Лаврентьевич. Усмотрел в обвинениях происки дьяков. Ответ написал гневный: «На Москве, государь, — ей! — слабо и нерадетельно в государственных делах поступают. Посольский приказ есть око всей великой России... Дело расширения государства должно быть в руках людей беспорочных, избранных. Кто свято хранит пользу Отечества, тому честь; унижение тем, кто не радеет о важности и величии царя и царства. Дать бы тебе твой царский указ, чтоб думные дьяки великих государственных дел с кружечными не мешали бы, непригожих речей на Москве с иностранцами не плодили бы... Ты меня вывел, так стыдно тебе меня не поддерживать, делать не по-моему, давать радость врагам моим, которые, действуя против меня, действуют и против тебя...»
Написав одно письмо, тотчас начал другое, честное, где всякое слово против шерсти: «Нет никакой нужды ехать на сейм. Через ту поездку вечного мира нам не приобрести а до избрания царевича в короли дело к совершению не дойдёт. Только всему прежнему утверждению конечное нарушение последует. Вдаваться, государь, в избрание — страшно и мыслить. Сколько ещё России должно будет пожертвовать королевству Польскому! В Польшу ехать мне послом не на утверждение, а на разрушение мира. Польскую корону, государь, перекупят другие, как товар».