Страждущий веры
Шрифт:
— Только быстро, — Петрас подтолкнул меня вперёд, чтобы вывести из замешательства.
— Айка, пожалуйста, прости меня, — спешно затараторила я, с трудом преодолевая наползающий липкой пеленой страх. — Я не хотела вам зла, не хотела, чтобы тебе отрубали руку и гнали отовсюду, не хотела, чтобы ты голодала, а твоих товарищей вешали в назидание остальным. Мне так жаль, что вы умерли. Как ты там, на той стороне, совсем плохо?
Призрак знакомым движением склонил голову набок и посмотрел печальными, измученными глазами. Я снова глубоко вздохнула, выпустив изо рта кольца густого пара. Он осел на лице, смешиваясь с каплями
— Зачем ты тревожишь меня? — без интонации заговорила Айка. — Разве ты не знаешь, что пустые извинения никому не помогут?
— Знаю, но... — я чувствовала, что говорю глупости и поступаю эгоистично, но слишком больно было терпеть: — Я не могу без прощения. Вина за ваши страдания не даёт мне покоя. Ты ведь была такой доброй при жизни. Пожалуйста, ведь это ничего не стоит — лишь пару слов!
Зеленоватый отсвет от её фигуры полыхнул ярче. Золотая нить истончилась.
— Когда я спасла тебя, то думала, что на том берегу встречу брата и папу с мамой, но здесь холодно и пусто, — её голос стал громче, но звучал всё так же неестественно глухо, без тени эмоции. — Мы скитаемся вдоль Сумеречной реки одинокими странниками, не узнаём друг друга, ни дотронуться, ни поговорить не можем. А река не течёт, не несёт свои воды к перерождению. Мы заперты в её круге — ни назад, ни вперёд тронуться нельзя. Прозябаем. И будем прозябать вечность. Ты за это просишь прощения?
Могильный холод пробирался через кожу и заставлял кровь стынуть в жилах. Мысли шевелились едва-едва, уступая под гнётом ужаса.
— Прости...
— Перестань извиняться! — бесплотный голос взвился до крика и хлестнул по ушам.
Золотая нить оборвалась. Зелень полыхнула так, что я на мгновение ослепла, а когда вновь смогла видеть, призрачная фигура, освободилась и неслась прямо на меня. Зависла в пяди от моего лица. Дохнула смрадным тленом. Колени задрожали. Сознание улепётывало из тела, через пятки, далеко-далеко.
— Нам обещали, что он придёт и сделает мир лучше для всех, даже для мёртвых. Но его нет. Есть только твой бог, тот, что забился в нору и трясётся от страха. Найди его и вытащи оттуда. Заставь стать нашим богом, милостивым и всесильным. Заставь спасти всех нас. Следуй за Северной звездой.
— Я не понимаю, — пропищала я сиплым, опавшим голосом. — Я не...
— Ты божественный посланник! Почему ты ещё здесь, а не ищешь его?! — призрак с громким гулом прошёл сквозь меня.
Я ощутила боль и ужас Айки перед смертью. Робкую надежду, что на другом берегу будет лучше, чем здесь, и разочарование от того, что ничего не сбылось, и разъедающую пустоту внутри, что заставляет забывать всё хорошее, оставляя лишь горечь и ненависть. Ноги подкосились, руки дёргались и выкручивались, но я не понимала, зачем и как остановиться.
— Дух неупокоенный, странник стороны, вернись к себе, отчаянный, оковы разорви, — послышался совсем рядом сухой речитатив Петраса. — Пройди путями тайными, обряды соверши, от скверны отмщения свой Атман отдели.
Отпустило. Я обмякла. Каменной глыбой навалилась апатия и усталость.
— Я же предупреждал — не показывай эмоции. Мёртвые всегда этим пользуются, — посетовал Петрас.
Пока я глотала ртом воздух, пытаясь отдышаться, он запалил свечи и стёр пентаграмму, принёс одеяло с подушками и помог мне устроиться поудобнее.
— Выпей — должно полегчать.
Петрас сунул мне под нос
— Спа-спасибо, — прохрипела я. В мысли вернулась ясность, а вот всё тело, наоборот, покачивало на волнах — совсем от хмеля развезло. — Не говори Вейасу...
— Только между нами, наш секрет, — Петрас взял меня за руку и принялся поглаживать тыльную сторону ладони большими пальцами. — Эта девочка единоверка из тех, что мы недавно повесили? Я сразу понял, что это они тебя обидели. Не вини себя ни в чём и не бери в голову их бредни. Они сами сделали свой выбор — сопротивляться, баламутить остальной люд. И поплатились за это — всё по справедливости.
Его тёмные глаза были почти такого же цвета, как у Айки, но оттенок — беззвёздной зимней ночи, жестокой и не знающей пощады. Петрас не поймёт моей беды, вот Вейас бы понял, хотя бы постарался. В ночь после казни он чувствовал почти так же, хоть и не сознавался в этом.
Петрас придвинулся ближе и, мягко коснувшись пальцами щеки, повернул моё лицо к себе. Тяжёлый взгляд завораживал, как взгляд хищника, нацелившегося на жертву. Запах, терпкий и горький одновременно, обволакивал, опережая хозяина. Свет померк. Сладкий вкус молодого вина проник в рот вместе с требовательными движениями губ. Руки клубком змей кишели повсюду на моём теле!
— Нет! Оставь! Что ты делаешь?! — оттолкнула его я.
— И что же такое я делаю? — мурлыкал Петрас, не воспринимая моё сопротивление всерьёз. Вдавил в пол и снова принялся целовать. Потом заглянул в глаза: — Сама скажи мне, что же я делаю.
Его пальцы очертили контур выреза на платье, горячая ладонь скользнула внутрь и принялась поглаживать мою грудь. Страх и бессилие тошнотворным комом подступили к горлу.
— Зачем? — простонала я, заливаясь слезами. От крепкого вина и нападения призрака сил бороться не осталось. Какая же я дура, подлец всё рассчитал с самого начала! — Ведь я же даже некрасивая.
— Глупая, — рассмеялся он, развязывая пояс на платье и вынимая мои руки из рукавов. — Есть камни красивые, яркие на вид, но на проверку они оказываются лишь крашеными стекляшками. А есть такие, что прячутся в самых недоступных скалах. Без огранки их трудно оценить, но оттого они только дороже. Диковинка, редкость — разве можно их сравнивать с безделушками, которые найдутся у каждого?
— Я для тебя редкий камень?
Я остолбенела, застыла, даже думать толком не могла. Петрас облизывал мою шею, больно прикусывая и засасывая нежную кожу. Если до этого я надеялась его разжалобить и остановить, то теперь поняла всю тщету.
— Наиредчайший, — он стянул платье ниже, оголив грудь. Неприятный холодок усиливал ощущение полной беспомощности. — Ммм, до чего же хороша!
Никогда не ощущала себя такой слабой, постыдно уязвимой. Подстилка! Не могла ни вырваться, ни закрыться, ни утонуть в беспамятстве.
— Твоя красота завораживала меня ещё в детстве. Я каждый день отправлял прошения в орден, чтобы нас соединили брачными узами, а когда пришёл отказ, повсюду искал подобную тебе. Но знал, что такой больше нет — ты одна в своём роде. И теперь, когда ты сбежала от жениха и сама пришла ко мне, я не упущу этот шанс. Ты будешь моей. Тебе понравится — обещаю.