Стрелок-4
Шрифт:
— Куда прешь, не видишь приличный дом?
— Полегче, папаша! — ничуть не смутилась проститутка, — скажи лучше, господин Будищев здесь проживают?
— А на что он тебе?
— Твое какое дело?
— Никакого, а только Дмитрий Николаевич человек порядочный и с такими шкурами знакомства не водит.
— Это я-то шкура? — возмутилась жрица любви. — Да я тебе…
— Брэк! — почти весело воскликнул покинувший карету Дмитрий, становясь между ними. — Трифон, благодарю за службу, а вы, мадам, потрудитесь объяснить, какая у вас надобность к Будищеву?
— Между
— А что, не похож?
— Отчего же, очень даже похожи. Представительный и в форме. Так мне вас Степанида и описала…
— Что?! — схватил ее за руку Будищев. — Где ты ее видела?
— Полегче, красавчик! Ты мне еще не заплатил, чтобы эдак лапать.
— Пардон, мадемуазель, прошу принять извинения за некоторую экспансивность — взял себя в руки подпоручик, после чего продолжил таким же любезным тоном, — но если ты, лахудра, мне сейчас же не скажешь, где Стешу видела, я тебя наизнанку выверну!
— В Крестах, где же еще, — и не подумала обижаться на угрозу служительница Венеры. — Мы с ней в одной камере чалились.
— Как она там?
— А чего ей сделается? Я ей поддержку дала, к себе взяла, можно сказать, последним куском хлеба делилась…
— Я понял, — расстегнул портмоне Будищев. — Она и сейчас там?
— Нет, — помотала головой проститутка. — Перед тем как мне выйти, ее в одиночку перевели. Как политическую.
— Давно это было?
— Так в аккурат неделя прошла…
— Что?!
— Ну прости, красавчик, я как вышла все так закрутилось. Тишка мой уж до того рад был, что мы целую седмицу и прогуляли…
— То есть, она уже неделю в одиночке?
— Ага.
— А Тишка твой кто, из фартовых?
— Вроде того, — согласно кивнула дамочка, уважительно посмотрев на странного офицера, разбирающегося в подобных тонкостях.
— Саму как зовут?
— Лаура, я, — жеманно повела плечиком жрица любви.
— К надзирателям подходы есть?
— У Тихона есть, как не быть.
— Потолковать мне с ним надо.
— Не будет он с тобой разговаривать…
— А ты сделай так, чтобы поговорил!
— Мне-то с этого какая корысть?
— Синенькой [1]хватит?
— Дешево ты меня ценишь, красавчик! Четвертной клади.
— За четвертной я и тебя со всеми потрохами куплю.
— А я, может, согласная.
— Червонец и баста!
— Ладно, давай.
— Ну уж нет, сначала дело!
— Эх, и офицера пошли нынче, жадные да недоверчивые…
— Вот тебе пятерка, остальное как дело сделаешь.
— Договорились, — обрадовано кивнула дамочка и ловко цапнула накрашенными коготками за кредитный билет.
Все время пока шел этот крайне непонятный ему разговор, Лиховцев напряженно вглядывался в лицо проститутки, показавшейся ему смутно знакомой. В какой-то момент, той это наскучило, и она переключилась на Алексея.
— Что смотришь, барин, али интересуешься чем?
— Дуняша? — против воли вырвалось у него.
— Какая еще Дуняша, — смутилась дамочка. — Показалось
— Ну, конечно, Дуняша. Ты еще у Батовских служила горничной. Помнишь? Ну, в Рыбинске.
— Алексей Петрович? — растерялась та, разом превратившись из прожженной жрицы любви в прежнюю наивную молодую женщину, которой сильно досталось от жизни.
— Да, это я.
— Как же вы…
— Да вот, понемножку.
— Вы же тогда вместе с Николашей, то есть, Николаем Людвиговичем на войну уходили, — едва не всхлипнула она.
— Верно. Только Николаша погиб, а я, как видишь, жив. А почему ты назвалась Лаурой?
— А потому, Алексей Петрович, что не надобно таким как вы или господин Будищев мое имя, — вытерла набежавшую слезу Дуня, и снова надела привычную маску, — но вы к нам заходите, если что, у нас для героев войны лучшее обслуживание!
Договорив, она резко развернулась и пошагала прочь, досадуя про себя, что на минутку расслабилась и позволила себе эмоции.
— Невероятно! — проводил ее взглядом Лиховцев.
— Вот уж не ожидал, что у тебя есть такие знакомые, да еще и из Рыбинска, — ухмыльнулся Будищев, после чего развернулся к Шматову, — слышь, Федя, а ведь мне ее физия тоже показалось знакомой. Может, встречались раньше?
— Так ведь в Москве, — пожал плечами парень, и, видя, что товарищ не может вспомнить, добавил, — ну, после крушения!
— Точно! — ухмыльнулся Дмитрий, явно припомнив некоторые пикантные моменты, но тут же согнал с лица улыбку и стал поторапливать товарищей, — нет, ну мы едем? Тогда чего стоим, кого ждем?
Всю дорогу до пансиона они молчали, думая о своем. Будищев, прикидывал, где можно узнать царский маршрут на ближайшие дни, а Лиховцев сопоставлял известные ему факты и все больше мрачнел.
В Петербурге многие держали собак. У купцов для охраны их огромных лабазов сидели на цепях злющие, как сто чертей кабысдохи, у аристократов иной раз случались целые своры борзых, простонародье довольствовалось дворнягами всех мастей и размеров, а дамы, принадлежащие к высшему обществу, нередко имели левреток, болонок, пуделей и других относительно небольших питомцев. И только рядом с юной баронессой Штиглиц почему-то оказалось огромное животное, пугающее всех своим свирепым видом. Причем, по словам самой Люсии, ее Сердар был еще щенком, а, следовательно, обещал со временем догнать своим размером, по меньшей мере, медведя.
Периодически с ними на прогулках случались разные забавные казусы, вроде испугавшихся лошадей и тому подобные происшествия, но со временем окрестные обыватели привыкли к столь странной парочке и даже немного гордились подобным соседством. В самом деле, баронов в Петербурге хоть пруд пруди, а вот чтобы вместе с ним эдакий монстр… Впрочем, далеко не все.
Сегодня милому песику показалось, что группа спешивших по своим делам веселых студентов-медиков отнеслась к обожаемой хозяйке без должного почтения, о чем он, будучи псом серьезным и обстоятельным, тут же и сообщил, оскалив зубы, издавая при этом нечто среднее между глухим ворчанием и грохотом камнедробилки.