Стрингер. Летописец отчуждения
Шрифт:
Если уж «ведьмин круг» прибрал, то просто так не отпустит. Вообще не отпустит. Хуже любой тюрьмы. Там-то хотя бы есть надежда и тарелка баланды на обед.
Даже консервной банки на откуп нет. Сам маковой росинки со вчерашнего дня во рту не держал. Мамка вдруг понял, что как никогда хочет есть. Желудок, словно прочитав его мысли, недовольно буркнул, оставив где-то в животе колющее ощущение пустоты.
Ничего- ничего. Придется потерпеть. Главное самому не стать едой. Самое обидное, что
В ближайших кустах, буквально в пятидесяти шагах от Мамки грянул выстрел. Так страшно и неожиданно, что он чуть не умер на месте.
Митя кулем повалился в пахнущую перегноем и влагой листву, рефлексивно откатываясь в сторону. Он дико хотел почувствовать боль, чтобы сразу узнать свой приговор.
Хотя какая разница! В таком положении добить его не составит труда. Сейчас грохнет еще один выстрел. Последний. И не будет больше Мамки, никогда не будет. Останется только тело, пустышка.
Митя не ошибся.
По лесу эхом прокатились еще три зычных хлопка.
Он непроизвольно дернулся, зажимая уши.
Не было боли. Вообще. Мамка не понимал, что происходит, и от этого внутри все сжималось в мерзком предчувствии. Откуда-то из далека в голову ворвался полный ярости вопль варана. Мите стало еще ужасней и непонятней.
Мамка собрал всю свою храбрость в единый комочек и вскочил на колени, дрожащими руками вдавливая в плечо приклад карабина. Комочек был совсем маленький и податливый.
Он нервно водил стволом по кустам, в панике ища цель. Листья, ветки, стволы. Где? ГДЕ?
Мамка наткнулся на глаза. Жесткие и бескомпромиссные. Они оценивающе смотрели на него, укрывшись за плотным сплетением желтых акаций.
Митя мог поклясться, что за эти секунды его можно было убить десяток раз. Без преувеличения.
А сам он медлил. Боялся стрелять. Потому что Мамка знал, что у него есть только один шанс. Если он промажет, то придется резко ухватиться за гладкий рычаг затвора, с усилием вдавить его вверх, а потом дернуть на себя, выпуская пустую гильзу на свободу. Потом снова закрыть. И все это потребует времени. Чертову уйму времени. Именно поэтому у него был только один выстрел.
Уж лучше подохнуть, с надеждой, чем разочарованным неудачником.
Незнакомец не торопился, убивая его спокойным и тяжелым взглядом. Будто игрался, решив испытать Митины нервы на прочность. Будто хотел опередить его всего на мгновение. Когда палец уже дернется к курку, пойдет по короткой дуге, но не успеет.
Мамка поймал на мушку переносицу, сипло выдохнул и нажал на спусковой крючок.
«Болтовик» зло гаркнул, приятно отдав в плечо.
Глаза исчезли.
Ни вскрика, ни звука падения тела.
Мамка точно знал, что не промахнулся. Надо было идти за трофеями, поискать в карманах еду, забрать оружие, но Митя не двигался с места. Что-то нашептывало ему, что лучше этого не делать и вообще бежать скорее отсюда подальше.
Он послушался, подался было вперед, когда почувствовал мелкую вибрацию. Край опушки с потрясающей скоростью неслось огромное визжащее стадо плотей. Бугристые грязно-розовые тела все мелькали, мелькали, мелькали, как проносящиеся пейзажи в окне скорого поезда.
– Мама, - только и смог оценить все это безобразие Мамка.
– И чо люди не летают как птицы?
– пробормотал Бочка, пялясь на луг.
– Не ты первый озаботился этим вопросом, - сказал узбек, настырно массирую плечо.
Его все еще пошатывало. Столкновение с хвостом варана не прошло бесследно.
Саян скривился, обдумывая ближайшие перспективы. Впереди был не просто луг, а целая импровизированная долина смерти. Зона постаралась. Он это знал, узбек это знал, теперь вот и Бочка, закинув наугад прессовский шарик.
Заведомо гнилое предприятие пробрало уже «монолитовца» до самых кишок. Это только Полковник такой простой. Сходи, мол, до радара, отведи убогого. Будто за пивом прогулка в ближайший киоск. Чего тебе стоит, тем более вы уже успели познакомиться… Ага… Хорошо так познакомились. Замечательно. Хоть всю ночь не спи.
Жоре кранты. Пиндос, как любит говорить Бочка. Хороший был боец, сильный, выносливый и, что важно, удачливый. Кончилась его фортуна, помахала ручкой. И куда его теперь девать?
– Жора!… Жора!
– позвал Саян, медленно подошел к уткнувшемуся в ил лысому, - ЖОРА! Пальцев сколько?… Да подними ты свою плешивую башку! Вот так… Пальцев?
– Т…ри… - бугай говорил носом, гундосил, будто ему повыбивали все зубы и вылечили от гайморита самым садистским способом.
Старший слегка похлестал его по щеке, приводя в чувство.
– Жора!… Не уходи далеко… Бочка, у тя пилюли еще остались?
– Антишокер?
– В задницу засунь себе антишокер. У него че, шок? Ну, чо ты глазенками хлопаешь?
– Н-е-е-т, - растерялся снайпер.
Саян еще раз ударил по щеке. Лысый недовольно застонал и попытался его оттолкнуть, слабо махнув перед собой руками.
– Транквилизаторы есть? «Крылья» или на худой конец «Черный тюльпан»?
Бочка даже в рюкзак не заглянул:
– Кончилось все. Давай «Торпеду»?
– Ты ебанулся что-ли? Чтоб он нас тут нахрен всех повзрывал!
– У меня «Крылья» остались, - узбек извлек из нагрудного кармана вычищенный до блеска портсигар и достал из него красную шприц-ампулу. Бросать не стал. Сам доковылял и положил прямо в ладонь.