Структура момента
Шрифт:
– Ну, что ты написал тут?
– спросил он.
– "Прошу предоставить внеочередной отпуск без содержания". А на каком основании? Что у тебя? Что в приказе написать?
– Напишите: семейные обстоятельства.
– А у тебя есть семья?
– Тогда по состоянию здоровья.
– А где бюллетень? Что у тебя случилось все-таки?
– Домой надо слетать.
– К матери? Ах да, она же скончалась. Зачем же ты едешь?
– Надо.
– Ну что значит "надо"? Так каждый придет и скажет: "Надо". А работать кто будет? Это же производство, в конце концов. И вообще я тебя не понимаю, решается важный вопрос, ты в курсе дела, обо всем вроде договорились. А ты вдруг уехать хочешь! Без всякой причины. Несерьезно как-то.
– Это последний раз...
– Что последний раз?
– Все.
– И опять я услыхал в своем голосе интонации, не посчитаться с которыми было невозможно...
– Разрешите мне съездить, и все будет по-другому. Я вам обещаю...
– Ну ладно.
– Он отвел взгляд и взялся за свою многоцветную шариковую ручку.
Что он там начеркал, разобрать было невозможно, но секретарша, получив заявление, тут же села печатать приказ...
Конечно, я знал, что Нина появится при первой же возможности, прибежит, как это обычно бывало в редких случаях наших размолвок, чтобы успокоить, объяснить, утешить, не вникая в суть моей очередной обиды, убежденная в том, что истинная причина всех моих обид и претензий одна - любовь к ней и вызванная этой любовью ревность ко всему, что с ней связано, и к мужу, и к друзьям, и даже к работе, отнимающей у нее время, которое она могла бы посвятить мне. Невнимательная, чуть снисходительная ласковость, с которой она каждый раз встречала любые мои упреки, раздражала больше, чем то, из-за чего возникал конфликт, и я начинал в ярости обвинять ее в неспособности понять то, что происходит у меня на душе; выхлестнутая в крике обида рассасывалась быстрее, и, понимая это, Нина никогда мне не возражала, терпеливо выжидая, когда наконец я успокоюсь.
Но на этот раз я был удивительно спокоен. Зная о том, что Нина обязательно должна появиться, я ждал этой встречи без обычного нетерпения, не испытывая никакого желания высказать то, что накипело на душе, а ведь раньше в таких случаях я лишался способности думать о чем-либо ином, кроме как о предстоящем разговоре.
И потому, когда она появилась на аэродроме за десять минут до посадки, сердце не шевельнулось, как обычно: мое спокойствие было подлинным. Она надела платье, которое мне очень нравилось, а ей - нет, что уже само по себе означало, что она настроена примиренчески. Да и первые ее слова, при всей их запальчивости, подчеркнуто подтверждали незыблемость наших отношений:
– И тебе не стыдно? Из-за какой-то глупой бабы устроил скандал! Что бы она тебе ни сказала, ты не должен был так поступать. Просто не имел права. Она тебя явно спровоцировала. А ты, как ребенок, поддался... Ну что ты молчишь? Обижен? Оскорблен? А сколько мне приходится выносить?! Я же терплю... Конечно, обидно... Я прекрасно тебя понимаю... Но ведь мы знаем, во имя чего все это терпим. Даже странно, что мне приходится говорить тебе такие вещи. Неужели какая-то пустячная история может что-то изменить? Ну?
– Она ласково повернула мое лицо к себе, заглянула в глаза.
– Прошу тебя, не надо, - я попытался высвободиться.
– Что не надо?
– Не надо говорить об этом...
– О чем?..
– Обо всем... О любви и так далее.
– Я тебя не понимаю.
– И очень давно, к сожалению.
Она опять повернула мое лицо к себе.
– Что с тобой? Неужели из-за болтовни какой-то... ты можешь...
– Да, могу...
– Значит, ты меня не любишь?
– Видимо, да.
Такое она слышала от меня впервые.
– Что ты говоришь!
– сказала она тихо, поняв наконец, что на этот раз все гораздо сложнее, чем простая обида.
– Ты сама меня вынудила.
– Какая разница, почему ты это сказал, неужели ты вправду так думаешь?
– Да.
– Не верю.
– Не надо притворяться. Ты и сама думаешь точно так же. Уже давно нет никакой любви. Просто изображаем ее друг перед другом и перед людьми тоже...
– Зачем?
– Не знаю. Тебе лучше знать. Приятно, наверное. Как же, такая сильная, всепобеждающая любовь! Всем на зависть. А на самом деле - для тебя это игра, развлечение...
– Неправда.
– К сожалению, правда. Игра, на которую ушли четырнадцать лет моей жизни.
– А моей?
– У тебя-то все в порядке. Ты успевала одновременно заниматься устройством своих дел.
– Опять начинаешь?
– Да, начинаю... Я потерял все, понимаешь, все... Из-за этой выдуманной, показушной любви я четырнадцать лет непрерывно вру, изворачиваюсь, прячусь от людей. А для тебя это приятная добавка к тому, что у тебя есть, развлечение после работы, отвлечение от семейных забот...
– А кто тебя заставлял?
– Ну конечно, во всем виноват я сам. Было бы удивительно, если бы ты этого не сказала. Но что поделаешь, если не все такие деловитые, как ты?! Не все могут играть в несколько игр одновременно.
– Ну какой смысл все ворошить?
Но я уже не мог остановиться.
– Конечно, во всем виноват я сам. Надо было уехать домой, а не торчать тогда здесь год из-за тебя.
– Я не это имела в виду.
– А что?
– То, что происходило потом.
– А что происходило?
– Ну не надо, прошу тебя... Сколько можно говорить об одном и том же?
– Нет, ты все же скажи, что ты имеешь в виду? То, что я вынужден был обманывать мать, врать ей и всем остальным, что учусь в университете? Тебе ли упрекать меня в этом? Я же для тебя это делал, чтобы остаться в Москве!
– А кто тебе мешал на самом деле учиться? Ты мог постудить на следующий год.
– Ты мне мешала! Ты!
– Объяснение наше по накатанной с годами дорожке скатилось к месту, где я был наиболее уязвим, и каждый раз я приходил в ярость из-за того, что Нина не упускала возможности упрекнуть меня в лености, хотя прекрасно понимала истинную причину всех моих бед.
– Из-за тебя я не смог поступить ни первый раз, ни потом - не лезло ничего в голову! И из-за тебя я четырнадцать лет изображал эту чертову, давно несуществующую любовь, которая, как выяснилось, и тебе давно в тягость!
– Неправда!
– Олег все за тебя сказал. Наконец все выяснилось.
– Я люблю тебя, честное слово.
– Растратив все аргументы, Нина заплакала.
– Я действительно устала. Но это пройдет. Поверь мне... Ну что ты молчишь?
– Все сложнее, чем ты думаешь...
– У тебя кто-то появился?
– Нет. Но все, что я тебе сказал, - правда. Я действительно уже не могу... Я не могу и не хочу больше врать ни себе, ни другим. И давай на этом кончим!
Она не стала меня больше упрекать.