Структура момента
Шрифт:
– Шашлык прибыл, братцы, налетай!
Кастрюля пошла по рукам.
Обтирая взмокший лоб платком, я оглянулся в поисках свободного места.
– Идите сюда!
Меня усадили на широкую плоскую ручку одного из кресел в холле, кто-то подал тарелку с салатом и вилку, кто-то налил водки.
– Вы ищете Нину?
– улыбнулась женщина, сидящая в том же кресле. Белокурые волосы ее, темные у корней, были заложены за уши с жемчужными сережками. Ничего, ничего, сидите, - удержала она меня при попытке встать - очень уж я над ней возвышался, сидя на ручке.
– Вы ищете Нину?
– повторила она свой вопрос.
– Почему вы решили?
– Я автоматически ответил улыбкой на улыбку.
– Об этом нетрудно догадаться.
– Вот как?
Я видел эту женщину впервые; за многие годы я перезнакомился почти со всеми, кто бывал в этом доме, но сегодня никого из знакомых не было, во всяком случае, отсюда, со своего места, я их не видел. Поэтому намеки этой незнакомой женщины показались странными.
– А где ваша гитара?
– спросила женщина.
– Внизу. В машине...
– Вы будете петь, как обычно?
– Как обычно?..
Неужели я все-таки был знаком с ней?
– Ну да. Что вы так удивляетесь? Разве вы перестали распевать в этом доме романсы о любви?
Подчеркнуто бесхитростный тон женщины не давал возможности прервать этот разговор, нежелательный еще и потому, что трое мужчин, сидящих рядом, продолжая свою беседу, прислушивались и к нам - так, во всяком случае, мне казалось.
– Простите, но откуда вы об этом знаете? Разве я когда-нибудь пел здесь при вас?
Женщина закатила свои наивные серо-голубые глаза, эффектно сочетающиеся с жемчужинами в ушах.
– Какой вы чудачок, оказывается! О вашем вокальном трудолюбии легенды ходят! И вообще...
– Что вообще?
Женщина будто и не замечала моего замешательства.
– Ваша рыцарская преданность этому дому поражает воображение. Положить вам язычок?
– Нет, спасибо.
Появилась возможность пересесть куда-нибудь, но теперь меня удерживало желание выяснить, почему женщина с сережками затеяла со мной этот разговор и откуда она вообще обо мне знает.
– Как справились с шашлыком?
– Женщина все же положила в тарелку несколько ломтиков языка и теперь опять наблюдала за мной, откинув назад свое удлиненное, довольно красивое лицо.
– Очень устали?
– Нет.
Она улыбнулась.
– Вы ведь на всех семейных торжествах в этом доме жарите шашлык и развлекаете гостей романсами о любви в честь Нины?
И этот вопрос был задан с такой милой, почти детской наивной интонацией, что, даже понимая его истинный смысл, невозможно было к чему-нибудь придраться.
– А что в этом плохого?
– спросил я, тыча вилкой в тарелку, которую держал в левой руке.
– Это мои друзья.
– Друзья?!
– В широко раскрывшихся прозрачных глазах женщины вдруг заискрилась откровенная насмешка.
– Я вас не понимаю, - не выдержав наконец, сказал я довольно сердито и поэтому громче, чем полагалось.
Мужчины, сидящие за столом, разом повернули головы в мою сторону. Женщина пожала плечами и обменялась с ними удивленным взглядом. Один из мужчин, с бесцветными пушистыми ресницами и тщательно зачесанными на льдину волосами, по всей видимости, был ее мужем.
– А что вы кричите?
– спросил он.
– Вам, по-моему, ничего особенного не сказали.
Это уже начало походить на коллективный розыгрыш.
– Почему вы обиделись?
– все с тем же наивным дружелюбием поинтересовалась женщина.
– Каждый живет, как ему нравится. Это ваше право, в конце концов.
– Какое право? Чушь какая-то.
Я отложил тарелку, встал. Видимо, голос мой услышали в комнате - оттуда появилась удивленная Нина.
– Научитесь вести себя в обществе, молодой человек, - подключился к разговору пожилой толстяк, густая седая шевелюра которого победно контрастировала с лысиной пушистоглазого мужа.
– Что случилось?
– будто не замечая конфликтной ситуации, улыбнулась всем Нина и взяла меня под руку.
– По-моему, тебя ревнуют, Ниночка, - заявила женщина.
– Другого объяснения быть не может.
– А ну-ка, а ну-ка, сейчас мы все выясним.
– Продолжая улыбаться, Нина тянула меня за собой в детскую комнату.
– Что случилось?
– Улыбка сползла с ее лица, как только была прикрыта дверь.
– Почему у тебя такой ужаленный вид?
– Кто эта женщина?
– Жена Олежкиного декана. А в тем дело?
– Откуда она знает, что я у вас регулярно пою? И про шашлык?
– Ну, бог ты мой, рассказал кто-нибудь.
– Кто-нибудь?
– Ну, я сказала. А что тут такого? Нет, ты неисправим...
– А то, что я тебя ревную, это тоже ты ей рассказала?
– Ну, боже, не делай из мухи слона. Какой ты все-таки азиат...
– Да, я азиат... И мне не нравится, когда надо мной насмехаются...
– Это все твои выдумки... Они милые интеллигентные люди...
В дверь просунулась голова Олега.
– Кончайте, братцы, личные беседы. Ты бы лучше сходил за гитарой, Эдик. Он говорил громко и весело, чтобы было слышно в холле.
– Ты что за номера выкидываешь?
– уже другим тоном, обиженно и строго спросил он, войдя в комнату.
– Напился, что ли? Люди первый раз в доме. Брось свои кавказские штучки... Ну что она тебе сказала? Ты никогда не пел у нас? A то, что ты сто лет в Нину влюблен, об этом даже сторож у нас в институте знает. Иди извинись перед людьми. И на этом кончим!
– Не буду я ни перед кем извиняться.
– Ну не извиняйся.
– Олег поморщился.
– Черт с тобой. Оставь только людей в покое. Сиди себе помалкивай.
– Он пошел к двери. Нина направилась следом.
– Все не так было, - попытался я остановить их.
– Они же откровенно насмехались...
Олег, поправив свободно завязанный галстук, замедлил шаг у самого порога.
– Слушай, - сказал он, глядя чуть в сторону, мимо меня, - неужели ты не понимаешь, что надоел всем? Ты же не ребенок, есть же какой-то предел, в конце концов. Она тебя жалеет, я терплю, но ты-то сам должен понимать, что так дальше продолжаться не может. Пора кончать эти детские игры. Ну любишь, страдаешь, я все понимаю, ну а что дальше! Тебе же и о своей жизни надо подумать...