Ступая по шёлку
Шрифт:
— Пусть говорят мужи, — вмешался светловолосый советник, глаза его неприятно бегали, и Айола задержала на нём свой взгляд.
— Не ты ли, Осаггил, должен был отправить обоз для войска Царя Дальних Земель?
— Давайте выслушаем мужей, Царица, — потупив глаза, отвечал ей Оссагил. Айоле не пришлось подавать знак, Элнаил молча прошёл к двери и встал там, советники повернули голову в сторону всадника Царицы, но голос Айолы отвлёк их.
— Что было дальше? — она видела, что Берен удерживает взгляд мальчиков, чтобы они не обернулись. В стороне, где родилась Айола, они бы были ещё несмышлёными детьми, если бы родились в знатных
— Вино было слишком пьяным, и воины быстро уснули, кто-то на земле, а кто-то в подводе с рабыней. Когда же наступила ночь, мы услышали шум, крики, всадники-воины окружили нас, как мы уже и говорили, в странных одеждах, как в провинции за горами, всех, кто мог оказывать сопротивление — убили, — говоривший мальчик, выше и явно старше, понизил голос. — Потом же убили и остальных…
— Как же вас оставили в живых, мужи? — вмешался светлый советник. — Как такое возможно? Вы оказали помощь убийцам и грабителям, вас ждёт смерть!
— Ты перебиваешь меня, Оссагил, — ровным голосом проговорила Царица. — Тебе не следует перебивать свою Царицу. Говорите дальше, — она обратилась к мальчикам, и Берон глазами дал понять им, что именно к ним обращается Царица Дальних Земель.
— Мы спрятались, одна из подвод перевернулась и пришла в негодность, мы спрятались под ней. Там был мёртвый воин, тело его ткнули несколько раз мечом, но нас не заметили. Когда те всадники в странных одеждах уехали и увели подводы с оружием и продовольствием, мы вышли и проверили, есть ли кто в живых. Некоторые рабыни были мертвы, некоторые убежали, а многих так же забрали с собой те всадники, в основном тех, кто моложе… С восходом солнца мы пошли обратно, в город. Обоза нет… нам нечего было везти войску Царя…
— Если бы обоз остался, что бы вы делали? — Берен.
— Мы бы продолжили свой путь, господин, войску нужен этот обоз.
— И как бы вы справились?
— Лошади послушные, и если привязать поводья одной к подводе другой лошади, то можно дойти…
— Ты догадлив, — Берен, — вероятно, из этой затеи ничего бы не получилось, но ум твой жив и ясен… Кто из вас догадался спрятаться под подводу?
— Я, — ответил, тот, кто предположил, что они довезли бы обоз Царю.
— Отведите их в отдельные покои, — проговорила Царица, указывая на мальчиков. — Ваши слова проверятся, и если мы найдём перевёрнутую подводу, вы будете спокойно ждать Верховного Суда.
— Ту подводу уже могли забрать путники или сельские люди, — встрепенулся один из мальчиков, голос его выражал испуг и тревогу.
— Всегда останутся следы, вам не о чем беспокоиться, если всё, что вы сказали, правда, — Берен, — Царица справедлива и добра к подданным своим.
Когда мальчиков увели, в зале для совета добавилось всадников Царицы.
— Оссагил, ты отправлял обоз войску Царя Дальних Земель, для чего там были рабыни?
— Воины скучают по женским ласкам, Царица. Пристало ли это обсуждать с юной женой мужа своего? — сокрушённо сказал светловолосый советник.
Часто ей приходилось бывать на пиршествах, и всегда она уходила, как только завершалась церемония приветствования послов или гонцов других Земель и Государств. Подав знак рукой, она останавливала пиршество, и мужи в поклоне ждали, когда юная Царица пройдёт дорогой из шёлка. Много раз слышала она от рабынь, что советники её и приближенные напивались вина и предавались ласкам с рабынями, что танцевали для них, когда Царица покидала залу.
— Войско Царя бесчисленно, может ли подвода рабынь одарить ласками столько мужей? — разрешил сомнения, читающиеся на лице Айолы, Берен. — Всегда воины сами находили себе женщин.
— Каааааааак? — выпалила Айола и потупила глаза, прикусив губы.
— Кхм… — Берен помолчал, как и остальные мужи, тишина, повисшая в зале, угнетала Айолу, она вспомнила рассказы Хели, Кьяны или Ианзэ о юных девах, чьи тела брали без желания их и уводили в рабство.
— Если подвода рабынь не может одарить ласками всё войско, для чего ты отправил рабынь, Оссагил? — продолжила говорить Айола. — Не для того ли, чтобы ласками своими и речами усладить тело и дух воинов, что сопровождали обоз? Не для того ли тобой было выдано вино из погребов? Мужи не в силах отказать себе в ласках и вине, на это ты рассчитывал, Оссагил? Ты вступил в сговор или сам являешься предводителем тех, кто разграбил обоз? Это преступление против Царя, Оссагил, и за это полагается смерть, и только от тебя зависит, насколько лёгкой она будет. Сегодня, когда солнце зайдёт за горизонт, я назначаю высший суд над тобой. Уведите его.
Страшные крики советника были слышны ещё долго, когда два стражника повели его в подземелье, где, по слухам, крысы бегали одна по одной, а мёртвых узников не уносили, а оставляли тут же — на поедание этим крысам. Смрад, холод были в подземелье, и комната, о которой Айола только слышала, но никогда глаза её не увидят этого, никогда нога Царицы не сможет переступить порог. Комната, где подвергают пыткам, и любой сознается в вине своей.
— Он виновен, Царица, — спокойно проговорил Берен. — Всё, что требуется — узнать, кто стоит за деяниями его, и куда дели оружие. Столько оружия в руках воинов из провинции за горами — не к добру…
Заходя в женскую половину, она увидела, как суетятся рабыни, и старая повитуха, чьё лицо было, словно мятый пергамент, ковыляет в сторону покоев Ианзэ.
— Ваша сестра производит на свет младенца, госпожа — проговорила рабыня, та самая, что утром разбудила её громким разговором.
— Я могу пройти? — младшая дочь Короля растерялась. Никогда мужчина не может присутствовать при родах младенца, всегда рядом кормилица, служанки и повитуха, но Ианзэ ещё плохо понимала наречие Дальних Земель, её же не понимали вовсе.
— Не следует тебе ходить туда, дитя, — проговорила старая повитуха. — Наследнику рано появляться на свет, увидев раньше времени роды, тело твоё может отторгнуть младенца… И хотя будет он жив, может быть слабым в младенчестве или даже остаться немощным на всю жизнь, не следует тебе вершить государственные дела, дитя… Дело женщины — рожать, а не судить.
— Да… — Айола развернулась и прошла в свои покои, но и там не было покоя младшей дочери Короля. С улицы доносился заунывный плач Верховной Жрицы подобный крику совы, значит, приехал новый гонец, и названы новые имена погибших, а за стенами она слышала стоны Ианзэ, и были они негромки, но пронзительны, и отдавались болью в сердце юной Царицы.