Субботней халы аромат
Шрифт:
Глава 4. Комсомольский романс
Бежала вперёд пионерская жизнь. Мы учились жить на подвигах Олега Кошевого [30] и Павки Корчагина [31] , писали сочинения, отражающие наши патриотические взгляды, пели песни о вождях, о единстве коммунистической партии, ведущей нас к неизбежным победам.
В каждом классе стояли три ряда парт. Каждый ряд назывался звеном пионерского отряда. И к каждому звену были прикреплены вожатые, старшеклассники-комсомольцы, которые после школьного дня проводили время со своим звеном. Мы вместе с нашими вожатыми ходили в кино, обсуждали фильмы, гуляли в парке, ходили в музеи и
30
Главный герой из романа А. Фадеева «Молодая гвардия»
31
Главный герой из романа Н. Островского «Как закалялась сталь»
Милочка Найда была симпатичной вожатой моего звена. Я любовалась её туго сплетёнными, бегущими до пояса тёмными толстыми косичками и длинными, до бровей, пушистыми ресницами. Всегда живая, весёлая, звонкая, она умела заставить слушать себя даже самых нерадивых мальчишек. Милочка с особым вниманием относилась ко мне, давая интересные задания и роли в наших занятиях, усаживала меня возле себя. Я не замечала её покровительства до поры до времени. Но потом до меня дошло, что я нравлюсь ей не просто как пионерка, а как… сестра моего брата, с которым она училась в одном классе. Боря и Милочка были выпускниками школы и дружили уже довольно долго. Дружили-то дружили, и не сразу поняли сами, что между ними сложилось нечто большее чем просто детская дружба.
Боря помогал ей с черчением, физикой и математикой, а Милочка помогала ему с сочинениями по литературе, с языками и так далее. У них сложился ладный творческий коллектив, предполагающий совместно проведённое в занятиях время. Время бежало, и вот уже преподаватели школы обратили внимание на особые отношения Милочки и Бори. Одни из них считали, что это бред, который необходимо пресечь на корню, так как они слишком молоды, чтобы поддаваться романтике. Другие учителя их защищали, считая, что нечего лезть к ним в душу и разумнее было бы оставить ребят в покое. Мнения разошлись, и, чем больше они расходились, тем больше запретный плод казался им, комсомольцам-романтикам, сладок и приятен. Тем больше крепла их первая любовь, вопреки всем преградам. Были вызваны в школу родители с обеих сторон и начались бурные дебаты. Там, где был необходим деликатный мудрый такт и гибкость взрослых, зазвучали упрёки о неприличном поведении комсомольцев, позорящих лицо школы.
Милочка и Боря, семнадцатилетние дети, оказавшись в центре внимания многочисленных авторитетных взрослых, были растеряны, чувствовали себя загнанными в угол и ещё больше стояли на страже своих чувств, разбудивших их первую и неповторимую любовь. Обе семьи были абсолютно не готовы к серьёзности отношений своих детей. По мнению нашей Мамы, девочка могла бы выйти замуж в восемнадцать-девятнадцать лет. А вот мальчики такого же возраста вряд ли к этому готовы, в силу того, что они обычно отстают от девочек в своём развитии лет на пять. Именно поэтому и хорошо, когда глава семейства минимум на лет пять старше своей половинки. Кроме того, какой же из Бори выйдет глава семейства, если он – ещё дитя, берущее из родительских рук, не имеющий ни малейшего понятия о том, как содержать семью, без профессии в руках. Уже давно было задумано, что после школы Боря поедет учиться в Ленинградское Военно-морское училище. Ему, как и Папе, нравилось военное кораблестроение, уже ставшее его мечтой.
Мои родители, казалось, были во всём правы, но мне была непонятна одна деталь: что плохого в том, что Милочка была из еврейской семьи? Я никогда ничего не слышала об евреях и еврействе. Это был момент, когда я впервые столкнулась с этими понятиями. Не помню, задавала ли я вопросы о еврействе своим родителям. Да и что они могли мне объяснить? Но, веря им без оглядки, я поняла, что еврейство – это нечто другое, от нас отличное, нам не нужное. Но, вероятно, по задумке Вс-вышнего, моя спящая мысль по этому вопросу впервые была разбужена, затронута и возбуждена.
Шёл 1957 Новый год. Наступили зимние каникулы, время, когда все дети ходят по ёлкам, получают подарки, посещают праздничные представления в цирке и кукольном театре, бегают на любимые фильмы в кино, семьями ходят в гости и приглашают друзей к себе. Везде появляются Деды Морозы и Снегурочки, пьют шампанское и едят сладости. Самое счастливое время года! Сверкающая ёлка стояла и у нас в доме, украшенная мамиными самодельными и покупными игрушками, блестящими гирляндами да дождиками. Короче, это дни, когда полно шума, хлопот, счастья, радости, сюрпризов и ожиданий.
Но в одно новогоднее утро моих каникул я и Наташа проснулись в полнейшей тишине. Папа был в отъезде по службе, а Мама неизвестно куда ушла. Мы позавтракали и уселись на подоконник смотреть на улицу, высматривая Маму. Сидим и сидим, смотрим и смотрим, время бежит и бежит, а Мамы всё нет и нет. И Бори, кстати, тоже нет. Телефона, чтобы позвонить Маме, у нас тогда ещё не было, и казалось, что мы серьёзно отрезаны от всего остального мира, празднующего Новый год. Я достала патефон, и мы по сто раз прослушивали любимые пластинки, потом мастерили книжки-малышки [32] размером в ладошку, и я читала их шестилетней Наташе. У нас их накопилась целая стопка. Но мысли о том, где же Мама и почему её нет, нагоняли тоску и грусть.
32
Вид настольной игры, предполагающий сбор самодельных крошечных книжек на темы сказок и разных классических детских историй.
Около часов трёх мне стало тревожно всерьёз, а маленькая Наташа уже была готова ронять слёзы и звать Маму, как делают все малыши, с воем рыдая в пространство. Я её успокаивала, как могла, но очень скоро настал момент, когда терпение старшей сестры мне изменило, и Наташенька впала в серьёзное страдание под названием «Маму! Хочу Маму!», с которым я ничего не могла поделать.
Мама с Борей пришли домой около 7 часов вечера. Оба они выглядели очень уставшими непонятно отчего. Вдоволь наревевшись, Наташенька не отлипала от Мамы и бегала за ней по нашему длинному коридору в кухню и назад.
Наши комнаты были дальше всех соседских квартир от кухни. Холодильникам в маленькой кухне места не было. Наш стоял в первой комнате, и бедной Маме, когда она готовила, постоянно приходилось бегать туда-сюда, набегая километры в кухню и назад бесчисленное количество раз. Наконец, она, усталая, мужественно накормившая всех нас ужином, уложила Наташеньку спать и присела поесть сама. Боря ходил из угла в угол с тяжёлым озабоченным лицом, а я присела возле Мамы со своими вопросами. Объяснить мне случившееся и ответить на мои вопросы она не могла, а только горько и устало заплакала:
– Извини, Томочка, не сейчас, как-нибудь потом, – только и сказала Мама. Я не стала приставать.
Но осознание, что произошло что-то из ряда вон выходящее, не оставляло меня. Из коротких реплик, переброшенных Мамой и Борей, я догадалась, что случившееся имеет отношение к Боре и Милочке.
Не имея ни малейшего представления о реальных событиях и помня горькие Мамины слёзы, я своими двенадцатилетними мозгами пыталась найти виноватого и решила, что это всё из-за Милы.
Утром Боря что-то писал в школьной тетрадке, наверное, очередное сочинение по литературе. Писал, писал и куда-то отошёл. А я, глупышка, подкралась к его тетрадке и написала на промокашке крупными буквами «Милка – дура!». Поскольку виновница семейной драмы для меня была определена и я уже выплеснула своё осуждение в её адрес Боре на промокашку, я успокоилась и отправилась заниматься своими гаммами.