Судьба
Шрифт:
Из толпы раздались восклики. Их выживанию мешала магия, наложенная их собственной расой? Ирония была весьма горькой.
Гилтас попросил Са'иду сперва приложить усилия, чтобы контролировать блуждающие огоньки. Эльфы смогли бы поработать над тем, чтобы долина расцвела, если бы были свободны от страха быть унесенными.
Он ожидал, что она даст ему список ингредиентов, необходимых для осуществления его просьбы или, может быть, скажет, что ей надо отдохнуть и собраться с силами, прежде чем приступить к этой задаче, но она не сделала ни того, ни другого. Она немедленно приступила к работе.
Поднявшись,
«Вылейте освященную воду на землю вокруг лагеря, аккуратно образуя непрерывную линию без зазоров. Это создаст барьер, который охранные огни не смогут пересечь». — Она двинулась к следующему кувшину, добавляя, — «Оставьте немного для своих солдат. Когда их будут преследовать, пусть бросят несколько капель в огоньки. Любой огонек, на который попадет единственная капелька, исчезнет навсегда».
Гражданские подняли одобрительный гул, подхваченный воинами. Гилтас восхвалил Са'иду за ее усилия.
«Не благодари меня пока, Великий Беседующий. Без этих огоньков, действующих как стража, духи Потерянных могут набраться смелости действовать так, как никогда прежде». — Он спросил, что она имела в виду. — «Я не знаю», — устало и раздраженно ответила Са'ида. — «Просто будьте начеку. Любой хороший целитель скажет тебе, что иногда лекарство может оказаться хуже, чем болезнь».
Если ее предупреждение и вызвало какую-либо обеспокоенность среди эльфов, они это никак не показали. Едва сосуд обрабатывался, его немедленно подхватывали жадные руки. Хамарамис наложил руки на несколько дюжин маленьких горшков, которые могли нести его всадники, патрулируя снаружи лагеря. Толпа рассеялась, оставив выжатую жрицу наедине с Беседующим с Солнцем и Звездами. Гилтас снова надавил на нее, чтобы она поела, говоря, что они с радостью отдадут ей самое лучшее, что у них есть.
Зная, сколь скудными были их запасы еды, Са'ида заверила его, что довольствуется обычной пайкой.
«В таком случае, вы отобедаете по-королевски», — сказал он, в его печальных глазах на мгновение блеснул огонек.
Она проницательно кивнула. Она достаточно хорошо понимала этого короля, чтобы знать, что он не будет пировать, пока его подданные голодают. Носильщики унесли его паланкин. Са'ида последовала за ними. Ее сопровождали несколько слуг Беседующего, вежливо подстраиваясь под ее медленный шаг.
К тому моменту, когда группа достигла палатки Беседующего, стол был накрыт: чай с шиповником, жареный горох, козий сыр и каменти. Последнее было кхурским национальным блюдом в виде батонов из прессованных оливок и ореховой массы. Включающее два эльфийских элемента и два кхурских блюда, меню было дипломатичным, хотя и аскетичным. Маленький столик освещался двумя свечами, изящные линии серебряного и золотого подсвечников лишь подчеркивали их скромное окружение.
Как только налили чай, Гилтас отпустил слуг. — «Ваше прибытие стало благословением, святая госпожа, в особенности для меня», — произнес он, прихлебывая чай. — «Что побудило вас покинуть свой священный храм?»
Са'ида рассказала о своем приключении с Кериан и торганцами. Он уже слышал эту историю от Кериан, но с интересом выслушал впечатления жрицы. Он выразил сожаление, что фанатики выбрали для нападения верховную жрицу из-за присутствия его супруги. Са'ида заверила его, что не винит Львицу.
«За этим стояли неракцы», — сказала она. — «Когда я поняла это, то знала, что лучшим способом нанести ответный удар будет обеспечение выживания их наиболее стойкого врага».
Гилтас откусил кусочек каменти, крайне неторопливо жуя его. — «Я не враг никому, скорее мишень для всех».
«Вы притворяетесь, Великий Беседующий».
«Ничуть. Я был бы счастлив провести всю свою жизнь в своей собственной стране и никогда не сражаться, но мир не позволил бы этого».
Са'ида отхлебнула чай. Крепкая вещь. Шиповник произрастал в Квалиносте, высушивался, пока не становился маленьким и твердым, как галька, а затем упаковывался в опилки. Жрица нашла аромат непередаваемо грустным, эссенция цветов, выращенных в почве исчезнувшего города.
«Эта долина — ловушка», — очень тихо сказала она.
«Я не верю этому». — Несмотря на теплый свет свечей, лицо Беседующего было бледным и твердым, как мраморный бюст. — «Судьба привела нас сюда. Мы преодолели страшные трудности и выжили, для чего? Чтобы сгинуть в этой тайной пустоши? Нет. Я верю, что мы заставим ее расцвести, как наши собственные города когда-то».
Меняя тему, Са'ида сказала, — «Я кое-что знаю о колдуне Фитерусе, который может интересовать тебя». — Она вновь наполнила обе чашки. — «Он появился в Кхуре лишь с падением Сильванести».
«Полагаю, он долгое время служил Куру».
«Он прибыл в Кхури-Хан через порт Балифор на корабле, полном беженцев лэддэд. В течение двух недель все беженцы были мертвы, благодаря Фитерусу».
«Что случилось с ними?»
«Одно из множества недоразумений, полуправд и лжи, поддерживавшихся Фитерусом», — сказала она, кивая. — «Сказали, что они умерли от мора. Великий Хан призвал моих целителей позаботиться о них, чтобы они не заразили весь город». — Ее темные глаза оторвались от изучения чая и вбуравились в его собственные. — «Жертвы мора, сир, находились в бреду, но они не были больны. Они были заколдованы».
Ее намек был очевиден. Фитерус вызвал смерть полного корабля сильванестийцев, лишь чтобы скрыть причину своего отбытия с эльфийской родины.
«Он проложил себе путь к доверию хана, выполняя различные неприятные поручения. Сахим-Хан вознаграждал его сокровищами и свободой творить колдовство, пока это не угрожало трону или безопасности Кхура».
«Держу пари, Сахиму пришлось пожалеть о своей толерантности. Кто такой этот Фитерус?»
Верховная жрица пыталась выяснить. Его присутствие вызывало сбой в духовной гармонии города, худший со времен великой драконицы. Она не преуспела. — «Поиск его в духовном измерении напоминал заглядывание в открытое отверстие темной ночью. Это не был просто покров скрытности, вокруг него была реальная пустота, которую я не смогла понять. Все, что я смогла обнаружить, это что он очень стар, он пришел в Кхур из Сильванести, и у него нет лояльности ни к кому, кроме себя».