Судьбы человеческие
Шрифт:
— Сильвестр любит живопись более, чем кого-либо на этом свете, — грустно и мягко говорил Гарри; но, возможно, он просто был грустный и мягкий человек. Искусство может зажечь его, но не женщина. А Энджи — она просто вовлечена в дела искусства. Если бы у какого-нибудь насекомого на стенах висели творения Энди Уорхола, то Сильвестр любил бы это насекомое.
Именно этого последнего Клиффорд И опасался: хотя Энджи жила с Сильвестром, ни эмоционального, ни сексуального удовлетворения, похоже, она с ним не находила, и поэтому была небезопасна — а он уязвим.
Итак, Клиффорд поехал к себе, в дом на Орм-сквер, который в годы своего
Клиффорд начал листать свою записную книжку, но остался неудовлетворен: ни одной подходящей кандидатуры. Номер телефона Хелен он нашел в ежедневнике. Каждый год он аккуратно переписывал его заново в новый ежедневник. Он держал этот телефон на «скандальных» страницах после происшествия с Салли Аньес Сен-Сир. Себя он уверял в том, что Хелен не заслуживает лучшей доли. Он пережил из-за нее публичное унижение — так пусть и она испытает его. Это Хелен из-за своей несговорчивости явилась причиной смерти его единственного ребенка, Нелл.
Бедная маленькая Нелл, с голубыми глазами, полными доверия, с ее ярким умом. Хотя он уже не мог отрицать, что и он, возможно, частично, явился причиной гибели дочери. Да. Только он ответственен за это. Он не желал быть в одной лодке в сэром Лэрри Пэттом в моральном отношении.
Клиффорд долее не мог отрицать, что Хелен любила своего ребенка — и не желала использовать ее только как средство унизить его.
Он решительно снял трубку. Он набрал номер. Хелен ответила сразу же; ее голос был таким же, мягким, мелодичным.
— Алло?
— Это Клиффорд. Я хотел спросить тебя: не согласишься ли пообедать со мной сегодня вечером?
Наступила пауза. Именно в это время Хелен обернулась и спросила у Артура Хокни, соглашаться ли ей. Клиффорд этого, конечно, знать не мог.
— С удовольствием, — ответила Хелен.
Просто так случилось!
Вам, читатель, также, вероятно, знакомо, как могут случаться вновь и вновь невероятные совпадения. Допустим, дни рождения: у вашей сестры и вашей невестки вдруг совпадают дни рождения; допустим, места, где мы проживаем или родились: вдруг оказывается, что жена вашего начальника родилась в том самом доме, где ныне живете вы. Или, встретившись чисто случайно на улице с давно потерянным другом, вы приходите домой — и обнаруживаете в почтовом ящике письмо как раз от него.
У писателей есть общепринятые правила: в их числе — не использовать подобные совпадения для своего вымысла, однако я надеюсь, что вы, читатель, простите мне отступление от этого правила.
Итак, в тот самый момент, когда Клиффорд снял трубку и набрал номер Хелен, она разговаривала с Артуром Хокни, которого увидела впервые за несколько лет; хотя, если уж событие должно произойти, то оно произойдет. Моя история приближается к реальным событиям очень близко, именно поэтому она иногда может казаться неправдоподобной. Спросите непредвзято самого себя, читатель; разве временами жизнь не бывает менее правдоподобной, чем выдумка? Разве те заголовки газет, что встречают вас каждый новый день, не говорят о самых экстраординарных и невероятных событиях? Разве в вашей жизни не бывало так, что годами не случалось абсолютно ничего, а затем вдруг возьмет да и произойдет все подряд, ужасное, невероятное и удивительное? Во всяком случае, именно так все и происходит в моей жизни, а я не думаю, что жизнь писателей сильно отличается от жизни читателей.
Ну, так вперед! Что это был за вечер! Представьте себе атмосферу дома Хелен: она уложила четырехлетнего Эдварда в кровать, и теперь могла бы, наконец, уделить Артуру внимание. Он позвонил ей накануне из аэропорта Хитроу: она настояла, чтобы он приехал. Саймон был в Токио, на подписании важного соглашения; естественно, и Салли Аньес Сен-Сир там же. На Хелен было очень простое шелковое кремовое платье; она уселась в светло-зеленое кресло и посмотрела так нежно и так мило на Артура. А Артур понял, какое великое искушение ему придется перебороть, и почувствовал себя почти как преступник, за которыми он сам и охотился по роду службы. Примерно так чувствует себя отравитель перед тем, как всыпать в питье яд, а отравленным на этот случай представлялся ему Саймон Корнбрук. Во всяком случае, Артур не сомневался, что с Саймоном Хелен несчастна.
Чего Артур не мог понять, так это того, как же удается Хелен так долго держать Саймона возле себя, подзывая одним только щелчком своих прелестных пальчиков. Если Саймон все еще с Салли Аньес, то оттого, что ему недостает любви и внимания Хелен, и это было Артуру понятно. Но Хелен не желает сближения и примирения; она не сделает вновь щелчка пальцами! По крайней мере, до тех пор, пока не найдена Нелл; пока стоит за спиной призрак ее несчастливого брака с Клиффордом. Но она не сдается Артуру, несмотря на всю его интуицию, на его опыт доброго и любовного отношения к женщинам. Он, в сущности, простой, даже невинный человек.
Вот он сидит, чернокожий, блестяще одетый, слишком широкий и мускулистый для этого бледно-зеленого кресла (Саймон — человек тяжелого ума, но легкой кости, и вся мебель в доме является отражением этого) и слушает Хелен. А Хелен говорит ему:
— Я знаю, что мне не стоило бы… Я не должна даже говорить этого, но я чувствую, что Нелл жива. Каждое Рождество я говорю себе: сегодня Нелл исполнилось четыре, пять, шесть, семь лет. Я никогда не говорю: исполнилось бы. Я всегда говорю: исполнилось. Отчего это?
(Центр для потерянных и брошенных детей в Ист-лэйке, между прочим, придумал Нелл день рождения. Они ошиблись ровно на шесть месяцев. Нелл слишком высока для своего возраста, и они установили, что ее день рождения приходится на первое июня. Итак, они думали, что ей шесть лет девять месяцев, в пересчете на сегодняшний вечер. А мы знаем, что в этот весенний вечер ей шесть лет и три месяца. Должна сказать, не к чести Центра, что все их предположения относительно детей были далеки от истины: так, они решили, что наша Нелл, эта умница Нелл, милая, живая девочка, — умственно отсталый ребенок. Но это, впрочем, не тема данной главы).