Судьбы, как есть
Шрифт:
«Осторожный мерзавец. Если бы не второй в комнате, то, как дала по морде этому Русику, когда он развязал ей ноги, чтобы кровь ручьем хлынула из его носа, — думала Ольга, — значит, они что-то натворили, там, наверху. Загоготали по-своему, отморозки. А может быть, Гарисов на ее стороне? Пытается договориться с Хуршидом? Господи! Помоги мне понять, что же они задумали? Ну, почему они не торопятся уходить? А вдруг они ждут этого самого дядю Жору? Неужели я умру в эту ночь? Неужели нас убьют? Но ребенка-то не должны тронуть. Надо сделать все так, чтобы Лиза их не увидела, а то она сразу перейдет в разряд свидетелей. Убить ребенка — это страшнейший грех. Разве я должна умереть? Мне всего-то тридцать один год. Я еще и не жила-то
Много добрых и недобрых мыслей лезло, воспоминаний: «Какая была красивая свадьба и в Москве, и во Франции! Зачем я купила эту дорогую машину, влезла в кредит? Всегда говорили мне мои дорогие родители: «Не выделяйся, дочка, сильно от других, меньше будет завистников и врагов, будь попроще, одевайся скромно, но со вкусом». Но сколько можно жить проще и в полунищете? Сколько мне пришлось работать, чтобы добиться хорошего положения и хорошего заработка? Да, интересно, будет ли радоваться Сигалова вместе с начальницей Еленой, когда увидят меня в гробу? По-человечески вряд ли, а человеческого-то у них и нет. Но мне-то будет все равно. Ой, какие страшные полезли мысли в мою больную голову. Дома где-то были таблетки от головы. Неужели сегодня можно умереть и не увидеть больше никогда ни мамочки, ни папы, ни сестренки, ни племянницы? Не увидеть Москвы, которую я полюбила всем сердцем, несмотря на все ее негативные моменты, не проехать по ней в своем любимом «Лексусе», не увидеть весны, города, леса. Нет, я не умру! Я буду бороться до последнего!»
— Русик, пойдем в комнату, я покажу тебе, где все ювелирные изделия лежат. Золото, серебро и жемчуга, — сказала Ольга и решительно направилась в спальню. Ей так хотелось ещё хоть разок взглянуть на свое дорогое дитя, которое она любила больше всех на свете.
Гарисов схватил ее за локоть и пошел следом за ней.
В комнате Оля шёпотом сказала, где находятся шкатулки. Гарисов нашел их и вынес из спальни, а это были четыре шкатулки, две большие и две поменьше. Оля вышла следом. Закрывая дверь, она глянула на спящую Лизу, и сердце ее остановилось на миг. Снова закружилась голова, и заломило виски.
Гарисов поставил шкатулки на стол.
— Рустам, можно я выпью таблетку от головы, а то могу опять отрубиться, — попросила Ольга Гарисова.
— Найди их, а потом свяжу тебе ноги. Не бойся, свяжу не так сильно. Ты начинаешь понимать обстановку, и это меня радует.
— Русик, не связывай мне ноги, ну пожалуйста, я не буду ничего творить, а буду слушаться и все исполнять. Верь мне и руки развяжи, пожалуйста.
Ольга задумала своей покорностью усыпить бдительность преступников и по обстановке принять решение. «Мне бы только до ножа добраться и пырнуть хоть одного, а там что будет. Не оставят они меня в покое, чует мое сердце, чувствую: виделась с Лизой в последний раз. Но умирать пока рано, надо все продумать. Не зря же я играла у Ольги Лысак в спектакле «Красавицы». О, сколько бы я отдала, чтобы вновь встретиться с ней и с девчонками, и с ребятами, и с Тарзаном. Как же было тогда здорово! Театр «Док», маленький зал, а вон слева мой папа снимает на свою видеокамеру наш спектакль, а мама такая добрая и такая довольная смотрит на меня влюбленными глазами. Надо приложить все навыки артиста и суметь переиграть этих насильников и грабителей. Как это сделать?»
Ольга лихорадочно искала выход из этой смертельной ситуации.
— Русик не связывай мне ноги, я отдам тебе свою карточку, и ты получишь в банкомате семьдесят тысяч рублей по коду, который я тебе скажу, — почти шёпотом сказала Ольга и глянула на Мормурадова, который сидел в кресле и на пальцах крутил тот самый нож, что приставлял к ее горлу.
Гарисов, ничего не говоря, развязал ей руки, Оля подошла к платяному шкафу в прихожей и, открыв его, достала пакет, в котором лежал ее любимый кошелек, который год назад, на Восьмое марта, ей подарил муж. Достав карточку, отдала ее Гарисову. Потом Оля подошла к полке на кухне и взяла блокнот с ручкой. Вырвав листок из блокнота, написала на нем код, по которому можно снять деньги.
— Хорошо, бери свою таблетку и садись за стол. Будем смотреть, что тут есть, — миролюбиво сказал Гарисов.
Ольга нашла таблетку «Миг» от головы и, положив ее в рот, пошла к раковине, где правее от неё стояла подставка с комплектом острых кухонных ножей.
Однако не успела сделать и шага, как хитрый Гарисов остановил ее и сам, набрав в кружку воды, дал ей запить таблетку.
К столу, не переставая крутить свой нож, подошел Мормурадов. Он быстро открыл все четыре шкатулки и удивленно сказал:
— Ты где же столько золота набрала? Тут, пожалуй, не на один лимон потянет.
— Мне много дарили. Французы не дарят цветы, шахматы, как русские, у них другие подарки. Золото, серебро, дорогие и хорошие вещи! Мне много подарили родители Тьерри и его родственники, потом мои родители, мои родственники, а, наконец, и я сама неплохо зарабатывала с мужем. Так потихоньку, за шесть лет, и скопилось этого добра. Я думаю, этого вам хватит. Тут почти долларов на сто тысяч потянет. Забирайте всё и отпустите нас или сами уходите. Клянусь, я не буду вызывать милицию, мы ничего и никому не расскажем. Только мужа моего отпустите, пожалуйста, наша Лизочка без него кричать будет, как проснется.
— Отпустим и уйдем. Только я схожу и проверю твою карточку, — сказал Гарисов и снова связал Ольге руки. — Так будет надежней, а то я смотрю, как ты глазами зыркаешь по сторонам. Рустам, перебери ювелирку, а я схожу к банкомату, знаю, тут недалеко одно место есть. Присмотри за ней.
— Иди, иди, присмотрю, куда она денется.
Гарисов ушел, закрыв дверь снаружи.
Мормурадов высыпал содержимое коробок на стол и стал задавать Ольге вопросы по значимости и названию украшений.
Ольга отвечала, а сама только и думала, как бы ей развязаться и ударить Мормурадова, чем придется, по голове. Злости накопилось через край, и отвечать этой нелюди, от которой воняет лаком, мочой и сыростью, было необходимостью, у узбека в руках был постоянно нож.
— Слушай, красотка, наверно, ты не будешь против сейчас, если я тебя поимею еще разок?
— Развяжи мне руки, а то они скоро онемеют у меня, — сказала Ольга и откровенно зло посмотрела на Мормурадова.
В ответ Рустам ударил резко Ольгу по лицу и почти выкрикнул:
— Ты, сучка, не артачься, я не таких обламывал. С тобой по-хорошему, а ты еще и смотришь, как змея.
Как не пыталась сопротивляться Ольга, но зверь сделал свое звериное дело.
Когда вернулся Гарисов, то увидел Ольгу, лежащую на спине с закрытыми глазами, отвернув лицо к стенке. Он сразу понял, что произошло, в его отсутствие и сказал:
— Хуршид, ты, что с ней сделал?
Мормурадов, сидящий за столом, закусывал конфетой, выпитую чашку коньяка, ответил:
— А ничего. Пошел ты, Русик, на хрен. Я ее трахнул без тебя. Эта сука нас брезгует. Понимаешь, брыкается, злится и брезгует.
— Но ты же получил, что хотел?
— Да, но она как бревно.
— Ты хотел, чтобы она тебя ласкала, когда ты ей нож к горлу подносишь?
Мормурадов резко соскочил и сильным ударом кулака дотянулся до плеча Гарисова, не успевшего среагировать и отклониться. — Еще раз так скажешь, убью, — прошипел он.