Суета вокруг барана
Шрифт:
Ни Лисенко, ни Петя, ни разу не видели, чтобы коза скакала галопом, в чем они и признались.
– А она поскакала самым настоящим галопом, так что земля из-под копыт полетела. И от нашего с ней стремительного бега, во дворе черт знает, что началось: поросенок от страха под крыльцо залез и визжит, будто его уже режут, куры разлетаются во все стороны, перья свои разбрасывают и кудахчут как сумасшедшие, петуха мы вовсе чуть не затоптали, так он на забор взлетел, крыльями машет и орет как ошпаренный. Даже вороны, которые сидели на дереве, стаей в воздух поднялись, и все как одна начали оглушительно каркать. А хозяйка наша на крыльцо выскочила, увидела, что я козу гоняю, пришла в волнение
– - Я на этот их самодеятельный хор имени Пятницкого никакого внимания не обращаю, потому что стремлюсь догнать Заразу. И в этом азарте я бы ее непременно достал, так что, вы думаете, она сделала?
Откуда Лисенко и Петя могли знать, что сделала однорогая коза с двойным, как у некоторых старинных дворян именем - Машка-Зараза? Так что Петя только пожал плечами, а Лисенко все-таки попытался разгадать хитрый маневр зловредной козы:
– - В доме спряталась, - прикинул он.
– - Она бы у меня спряталась! Я бы ее в доме достал, куда только рога, куда копыта полетели бы. Вам ни за что не догадаться, что эта однорогая дворянка сделала. Она разогналась через весь двор и сходу через забор, прямо как лошадь перепрыгнула. Я же в азарте не сообразил, что калитка рядом и тоже полез за ней через этот проклятый забор. А в Сибири заборы, знаете какие? Там леса много, не то, что здесь, и заборы вымахивают по три метра высотой. Так что влезть на такой забор совершенно нет никакой возможности. Но я на него, не знаю даже как, вскарабкался, а когда перелазил на ту сторону, рубашкой зацепился и повис на трехметровой высоте. Руками и ногами махаю, но отцепиться не могу, прямо, как лягушка трепыхаюсь. А дикий шум, который в нашем дворе поднялся, уже по всей деревне разошелся. Потому что когда наш петух закричал, так другие петухи подумали, что это он сигнал точного время подает, как радио, и все, сколько их в деревне было, заголосили. А когда Машка-Зараза по улице побежала, за ней собаки погнались и стали на нее лаять. И все остальные собаки в деревне, кто бы, где ни был, дружно поддержали их инициативу, потому что эту вредную козу они все терпеть не могли. Вот такой хай поднялся среди белого дня. Жители, конечно, совершенно растерялись, стали выглядывать и спрашивать друг друга, отчего такая тревога и куда надо бежать...
А соседские девчонки в это время на завалинке сидели, орешки щелкали и все мое приключение видели. Им, дурам, понравилось как я на заборе телепаюсь, так что они стали хихикать как полуумные и всякие дурацкие советы давать. Я от всего этого очень сильно занервничал и так рванулся, что рубашка затрещала и лопнула: полрубашки на заборе осталось, а с остальной половиной я в землю врезался. Стукнулся я здорово, очень даже основательно стукнулся, лоб ободрал и полный рот земли набрал - какая уж тут коза. Я даже этим дурам не сказал, кто они такие есть и как им лечиться надо, землю выплюнул и пошел домой...
Полено я, конечно, подобрал, хорошее попалось полено, дубовое, очень подходящее, чтобы Заразу воспитывать, так что поставил я его у крыльца, пусть под рукой будет, и не отвлекаясь больше никуда к словарю пошел. Смотрю - эта скотина, только шесть страниц выражений оставила, остальное все сожрала, от буквы "М" и до оглавления. Я бы ее непременно прибил, за это преступление против культуры, но она хитрая, знала мой характер и два дня домой не подходила. Я все равно дежурил, думаю - придет, ей же доиться надо. А она, оказывается, с хозяйкой где-то за околицей подпольно встречалась и там секретно доилась. Потом я, конечно, остыл. Но она все равно уже близко ко мне больше никогда не подходила, чувствовала свою вину и, может быть, даже раскаялась.
С произношением у Урюбджура действительно было "не особенно". Очевидно, сказывалось влияние калмыцкого языка. Если бы древние калмыки гуторили по латыни, она, вероятно, выглядела бы именно такой. Но Лисенко не стал придираться.
– - А этого никто не знает, - подбодрил он собеседника.
– Все кто на классической латыни говорил, вымерли поголовно, до единого человека.
– - Вот ведь как бывает, хорошие люди, а так плохо у них все кончилось, - пожалел Урюбджур древних римлян.
– Это наверно оттого, что очень у них трудные выражения были. У меня, когда я их заучивал, тоже голова болела.
– - А зачем тебе латынь? Я понимаю - Всемирную историю читал, Льва Толстого, а латинский язык тебе зачем?
– - Захотелось мне, а я настырный. Если захочу что-нибудь сделать - непременно сделаю. Решил что выучу - и выучил. И потом, очень уж красиво звучит: Amikus Plato, sed magis amika veritas! Ну, как, звучит?
– - Звучит, - согласился Лисенко.
– - И я считаю, что звучит. Вы понимаете, что я сказал?
– - Понимаем, - кивнул Лисенко.
– "Платон мне друг, но истина дороже".
– - Правильно... Я вам барана даром зарежу. А то ведь пять лет прошло, а никто не понимает, поговорить не с кем. Так я с лошадьми и с баранами по латыни разговариваю. Они слушают, им нравится.
Урюбджур выставил вперед правую ногу, поднял правую руку и обратился к кобылке:
– - Audiatur et altera pars!
– объявил он.
Урюбджур, конечно, в это время нисколько не походил на древнего римлянина, тем более на патриция. В древнем Риме патриции носили не тапочки, а сандалии, и не было у них такой моды - надевать китайские брюки и серенькие рубашки. Но вороная не обратила на одежду никакого внимания, она уставилась на Урюбджура и замерла, как будто хотела запомнить каждое слово.
– - А ведь слушает, - удивился Лисенко.
– - Верно, слушает и звучит неплохо, но штаны все-таки мешают, - не смог удержаться Петя. Он, в отличие от кобылки, посчитал необходимым сделать оратору некоторые критические замечания. Не из вредности, конечно, а чтобы восстановить истину.
– - Как это штаны мешают?
– не понял Урюбджур.
– Он дотронулся руками до своих китайских брюк.
– Нисколько они мне не мешают.
Что касается штанов, или по культурному говоря, - брюк, в самообразовании Урюбджура чувствовался явный прокол. Об отношении древних римлян к этому предмету одежды он, оказывается, ничего не знал.
– - Так римляне ведь штанов не носили, - стал его просвещать Лисенко.
– - Как это не носили? Шутишь, да?
– Не поверил Урюбджур.
– Я всего Шлоссера прочитал, у него про Рим больше чем половина тома написано, а про то, что они без штанов ходили ничего не сказано. Как это можно - без штанов?..
– - Мало ли что не сказано, - стеной встал на защиту истины Петя.
– Не носил в Риме народ штаны, и сенаторы не носили, и сам Гай Юлий Цезарь не носил. Стихи даже об этом есть, не знаю только, кто их написал. И Петя довольно противным голосом продекламировал:
Что брюки - бессмысленный звук!
Без брюк Цицерон обличал Катилину
И родину Цезарь прославил без брюк!
Урюбджур был потрясен этой новостью. Он попытался представить себе римский Сенат - и все без штанов. Картина была совершенно жуткой.