Суета вокруг барана
Шрифт:
Урюбджур на петины инсинуации внимания не обратил. Он по-прежнему вертел в руках горшок.
– - На стол поставить нельзя, - рассуждал он вслух.
– Упадет. А зачем делать горшок, который поставить на стол нельзя. Делали ведь для себя, как лучше. Ага, понятно, значит, его на стол и не собирались ставить.
– Донельзя довольный своей догадливостью он широко улыбнулся: - не было шесть тысяч лет назад у них стола!
– - Получается так, - согласился Лисенко.
– А что у них было?
– - А что у них было?..
– повторил Урюбджур.
Он попытался пристроить горшок на земле, в небольшой впадине
– - Но никто же не будет искать такую ямку каждый раз, когда горшок поставить надо... Значит ямку надо тоже носить с собой. Конечно...
– Он оглянулся, взял стоящую возле ящиков лопату, двумя взмахами вырыл небольшую ямку и поставил туда горшок.
– Вот!
– - И я так думаю, - поддержал Лисенко.
– Ямку тоже таскали с собой...
– - Интересно...
– Урюбджур осторожно, чтобы не уронить, повертел в руках сосуд.
– Это что же получается... Стол тоже надо было придумать. А почему они не придумали его? Ага, понял, они же все время ездили с места на место, и им еще не нужен был никакой стол...
– - Да, - подтвердил Лисенко. Он забрал у Урюбджура горшок и аккуратно завернул его в газету.
– Наши кочевнички жили в степи, и приспосабливались к ее особенностям. А стол изобрели оседлые племена, которые жили в землянках. Пол в землянке ровный, утоптанный, на него такой горшок не поставишь, и пришлось им делать у горшка плоское дно.
– - Точно!
– подтвердил Урюбджур.
– Для кочевников все время таскать с собой стол - слишком много возни. А если никуда ехать не надо, то лучше со столом. Поставил его, он и стоит, кушать не просит.
– - Срубники тоже кочевники, и скифы, и сарматы, а у них сосуды с плоским дном, так что теория твоя несколько того...
– попытался Петя сбить гостя.
Может быть, кого-то другого он бы и сбил, но не Урюбджура.
– - Так они и стол, и плоское дно горшка у оседлых земледельцев переняли, - Урюбджур хитро прищурился.
– Сами они стол изобрести не могли. А потом увидели стол, у оседлых, поняли, что так удобней и свистнули это изобретение. Между прочим, стульев у них тоже не было: ни стульев, ни скамеек, они прямо на земле сидели...
40
Иван Васильевич спал чутко и тотчас же услышал жужжащие возле палатки голоса. Прислушался и понял, что в лагере появился гость. "Появился и появился, пусть им Лисенко займется", - привычно решил шеф и снова попытался задремать, но голоса, за палаткой, не переставая, назойливо жужжали, и уснуть уже было совершенно невозможно. "Не могли найти другое место для своих разговоров" - обиделся профессор. Он полежал еще несколько минут ни на что, не глядя и ни о чем, не думая, просто ему было грустно от такого безалаберного поведения своих подчиненных. Потом глянул на часы: время подходило к четырем, нужно было собираться на работу.
Василий Иванович сел и нащупал подошвами ступней привычную мягкую ткань домашних тапочек, которые предусмотрительно были поставлены на то самое место, куда должны были опуститься профессорские ноги ( и нечего издеваться над Обломовым, каждая вещь должна знать свое место, это чертовски удобно). Еще раз вздохнув, начальник экспедиции неохотно поднялся с раскладушки, прихватил полотенце, мыло и направился к умывальнику.
Умывальник, конечно же, был пустой,
Умывался профессор долго и старательно, пофыркивая и отдуваясь, обильно орошая лицо и шею. Вода была теплой и попахивала бочкой, в которой она стояла уже два дня. Сейчас бы свежей, ледяной водички - вот это было бы дело! Но в такую жару и эта, тепленькая, тоже неплохо освежала. Обида постепенно проходила, уступала место бодрости.
– - Хорошо, - повел профессор плечами.
– Хорошо!
– Любил он почувствовать силу в мышцах и с удовольствием каждый раз убеждался, что силенка еще есть. Конечно, не то, что тридцать лет тому назад, но он и сейчас с лопатой в руках мог потягаться с молодежью.
Вот теперь можно было по-хозяйски выяснить, кто это так не вовремя явился на раскопки. С полотенцем через плечо и мыльницей в руке профессор пошел за палатки, откуда слышались голоса.
– - Это к нам из Лолы, Урюбджур, к которому вы ездили насчет нашего барана, - доложил Лисенко.
– Приехал посмотреть как да что... Начальник нашей экспедиции Василий Иванович, - представил он гостю профессора.
Лисенко строго придерживался недавно принятого по его же инициативе решения о том, что в присутствии барана не следует говорить о его будущем, чтобы не травмировать психику животного, поэтому и выразился очень дипломатично: "насчет барана". И пусть Геродот понимает, как хочет.
– - Чудесно, что вы приехали, просто чудесно, - одобрил профессор и сразу перешел к делу.
– Когда займемся? Хорошо бы побыстрей, а то он нас, понимаете ли, несколько отвлекает от дел.
Услышав, кто такой Урюбджур и зачем он приехал, Серафима быстренько развесила свои футболочки, выплеснула воду из таза и юркнула в палатку. Буквально через минуту оттуда выбрались все четыре девицы, причем даже за такое короткое время Серафима успела накрасить губы. Археологини пристроились за спиной у Лисенко и стали прислушиваться к разговору. Решалась судьба барана, и они не могли остаться в стороне. Предложений по рациональному решению проблемы у них не было, но они вполне были готовы принять участие в решении ее на эмоциональном уровне.
– - Можно наверно завтра, или послезавтра... У меня сейчас с собой инструмента нет, - Урюбджур не знал о решении коллектива, не травмировать баранью душу грубыми высказываниями, но, к своим пациентам всегда относился чутко и был привычно аккуратен в профессиональных выражениях. Он бодро подмигнул Геродоту. Тот склонил на бок голову и приязненно поглядел на гостя. Баран по характеру был оптимистом.
– Но я бы на вашем месте делать этого сейчас не стал...
Замечание Урюбджура вызвало замешательство в рядах мужской части экспедиции. Потому что если не резать барана, то зачем он тогда нужен и вообще, что с ним тогда делать? И на чей счет отнести все те, мягко говоря, неудобства, которые он уже успел причинить и причинит в дальнейшем?