Сумеречный клинок
Шрифт:
— Как-то сложно вы изъясняетесь, — улыбнулся в ответ посланец. — Не сразу и поймешь.
— Переходим к посланию, — предложил Герт, наблюдая за тем, как речники готовят к отплытию три галеры с полосатыми парусами. Особенно интересовала его самая большая из них, носившая название «Стрела». Где-то там, в кормовой надстройке речного судна, исчезла полчаса назад Тина. И охраняли ее так, что возникали сомнения в здравом рассудке чеанцев или, что было еще хуже, подозрения, что кто-то в княжестве знает о Тине нечто, чего не знают другие. У самого Герта на этот счет имелись определенные предположения, но, во-первых, подозрения, как говорится, к делу не подошьешь, а во-вторых, даже паранойи маршала де Бройха не хватало, чтобы измыслить ситуацию, при которой «задержание» Тины Ферен пришлось бы осуществлять силами двух полноценных копий. [40]
40
Копье — средневековая тактическая единица, небольшой отряд.
— По всему выходит, что у чеанцев в Лукке полно глаз и ушей, — тихо, но внятно сказал посланец. — И еще они наверняка заранее знали и о женщине, и о том, кто она такая.
— Из чего исходите? — как бы «равнодушно» поинтересовался Герт, ему было любопытно проверить свои умозаключения, да и позиция маршала Бёма была небезынтересна.
— Хроника событий такова. Госпожа Ферен прибывает в Лукку рекой из Савоя вечером, а ночью подметные письма приходят ко всем трем претендентам.
— Полагаете, чеанцы послали?
— Возможно, но не обязательно.
«Это да, и на правду похоже. Возможно, что и чеанцы. Или Керст, или они, больше некому».Вообще-то он думал на Сандера, но теперь, когда чеанцы вступили в игру, сбрасывать их со счетов было бы неосмотрительно.
— Известное вам лицо встретилось с маршалом на следующий день, а еще через день прибыл капитан речной стражи Ворварт, да не абы как, а на трех галерах и с грамотой княжеской Ставки. То есть требование о задержании госпожи Ферен и выдаче ее Сапфировой Короне должно было быть составлено еще как минимум неделю назад, да и Ворварт наверняка ждал развития событий где-то неподалеку. За Зеленым мысом или среди островов Горсти.
— Допустим, — согласился Герт. — Но что за интерес чеанцам встревать в спор претендентов?
— На этот счет маршал рекомендовал обратить внимание на следующие возможности: первое, Чеан проверял нас на прочность. Предположение не лишено оснований, учитывая, что большинство в Ставке составляют ветераны той еще войны. Они были молоды в то время, а заблуждения молодости, как известно, близки нашему сердцу и ностальгически приятственны.
— Ваша мысль? — Герт даже не стал скрывать иронии, явственно прозвучавшей в вопросе.
— Нет, это мысль маршала, — любезно, но сухо объяснил посланец.
— Ну, что ж, возможно, и так, но в этом случае вы, сударь мой, прогнулись не по-детски. Я имею в виду Империю и претендентов. Так быстро сдать позиции означает заранее признать силу княжества. Я бы поторговался немного, даже шлюхи без куража не дают.
— Спасибо за сравнение, — кисло улыбнулся собеседник. — Вторая вероятность основана на том, что княжеская Ставка, возможно, полагает принца Евгения лучшей кандидатурой для Чеана. Тому есть несколько причин, но главнейшая — относительное миролюбие принца Евгения. Сам он не солдат, но притом и не из тех, кто позволит военачальникам определять образ действий Империи. Его вполне устраивает статус кво, и, если Ставка выбрала курс на мир, он подходит чеанцам больше маршала Бёма, который тоже не забыл ту войну, или благоволящей военным княгини Дарии.
«Ставка, — отметил Герт. — Он все время говорит о Ставке, и капитан Волварт — тоже. А где, спрашивается, князь?»
— Я полагаю, существует и третья гипотеза, — сказал он вслух.
— Существует, — кивнул безымянный собеседник. — У Чеана могут быть собственные мотивы, чтобы помешать госпоже Ферен предъявить права на трон. Не помочь другому претенденту, а именно воспрепятствовать ей. Это странно, но исключать такую возможность мы не можем. Впрочем, быть может, известное вам лицо знает больше. Если так, маршал будет весьма благодарен за любую новую информацию.
— Это все? — Герт уже понял, что волнует Матеуса Бёма, догадывался он и о чувствах, обуревающих маршала. Его должно было страшно раздражать уже то обстоятельство, что кто-то, возможно, продиктовал ему столь важное решение, даже если это был лучший компромисс из всех возможных.
— Да, — поклонился незнакомец. — Счастливого пути, уважаемый, и вот что еще. Оглядывайтесь иногда, мастер Сюртук, вдруг где-нибудь, в Савойе или Норнане, увидите в толпе знакомое лицо. Мое, например. Друзья никогда не помешают, не правда ли? Особенно на чужбине…
Несмотря на то что, по присловью южан, незваный гость хуже северянина, гостеприимство княжеских речников оказалось вполне пристойным, если не сказать большего. Молчаливый матрос проводил компаньонов в крошечную клетушку в носовой надстройке, другие два принесли бочонок пива, полкруга белого сыра, круто посоленного и выкопченного до цвета мореного дуба и такой же дубовой твердости, каравай темного хлеба и низку кровяных колбасок, и все, собственно. Казалось, о них забыли за полным отсутствием интереса. Впрочем, оно и хорошо: Виктор, если честно, ожидал худшего.
— Ремт, друг мой. — Он отрубил кинжалом брусок сыра и потянулся за хлебом. — А как у вас с передвижением по воде?
— Это вы, граф, на ее проточность намекаете? — ухмыльнулся в ответ маршал. — Так я же не нечистая сила, милейший, не бес какой-нибудь паршивый, прости господи, не демон или нежить, на меня эти глупости не действуют.
— И серебро? — Ада взялась разливать пиво, но, заинтересовавшись темой разговора, вернула на место затычку и повернулась к мужчинам.
— Не отвлекайтесь, баронесса! — Ухмылка Ремта стала еще шире. — И серебро, и чеснок, и освященная вода. Ни-че-го.
— Значит, сможешь ночью сходить к Тине?
— Всенепременно!
— Ну, и хорошо. — Виктор взял-таки ломоть хлеба, а Адель тем временем вернулась к бочонку и кружкам.
— Хорошо-то хорошо, — покачал головой маршал. — Да ничего хорошего. Мне тоже наливайте, а то вопросы могут возникнуть, а оно нам надо?
— Тогда и сыра возьми, — пожал плечами Виктор.