Сумерки империи
Шрифт:
— Увы, нет! Просто правительство заплатило мне несколько миллионов в счет будущих поставок, так что вы безбоязненно можете иметь дело со мной.
— Но баронесса, я-то ведь ничего не произвожу, ни оружия, ни седел, ни хлеба.
— Зато вы хорошо понимаете в седлах и амуниции.
— Да, кое-что понимаю.
— Вы ведь разбираетесь во всех этих нашильниках, шлеях и всякой упряжи. Кроме того, вы говорите по-английски. Вы тот человек, который мне нужен.
— Значит, речь идет о нашильниках? Какая жалость, баронесса! А я-то думал, что вы собираетесь вовлечь меня в какой-нибудь таинственный заговор.
— За кого вы меня принимаете! Я собираюсь отправить вас в Англию, где уже ведутся переговоры с местными фабрикантами. В Англии за поставки отвечает один офицер, с которым я никак не могу найти общий язык. Он все время пытается проконтролировать то, что вообще не поддается контролю. Этот офицер отказывается принимать у изготовителей седла и патроны, и при этом засыпает меня такими техническими подробностями, в которых я ничего не понимаю. Вы займетесь этими вопросами и заткнете ему рот или по крайней мере заговорите ему зубы и отобьете охоту совать нос куда не следует. Вы ведь и сами можете контролировать всех этих изготовителей.
— Если ваш офицер не в состоянии обеспечить контроль, то почему вы думаете, что у меня это получится?
— Потому что для него важно только качество товаров, а мне до этого нет никакого дела. Вы же сосредоточитесь на скорости исполнения заказов, а это и есть самый главный вопрос.
— Признайтесь, баронесса, вы хотите, чтобы в Англии я действовал, как Картуш? [105]
Она долго сверлила меня непонимающим взглядом, но в конце концов до нее дошел смысл моих слов, и она громко расхохоталась.
105
Здесь игра слов: Картуш — это имя известного французского разбойника и одновременно по-французски la cartouche означает патрон.
— Вы, дорогой мой, неплохо заработаете на этом, да еще останетесь в живых.
— Знаете, часто приходится рисковать жизнью, сталкиваясь с гораздо меньшими опасностями. Я не сержусь на вас, но с меня довольно. Я ведь уже сказал вам, что я провинциал.
Она попыталась настоять на своем, но я заставил ее замолчать. Когда мы расстались в Сен-Жермен-ле-Фоссе, она была так же рада, что избавилась от меня, как и я был счастлив от мысли, что мне больше не придется лицезреть ее очаровательную улыбку.
В прежние времена я путешествовал в вагонах первого класса, но это неподходящее место для тех, кто хочет побольше увидеть и услышать. Любознательному путешественнику лучше ехать в третьем классе. Именно здесь между людьми устанавливаются доверительные отношения и каждый попутчик ради того, чтобы убить время, охотно заведет с вами разговор о своей жизни. К тому же пассажиры первого класса мне порядком надоели. Я давно хотел узнать, о чем говорят в третьем классе, причем главным образом меня интересовали солдаты. По этой причине на остановке в Сен-Жермен я пересел в вагон третьего класса, в который к тому времени набилось много солдат.
Здесь я нашел то, что искал. Все ехавшие в вагоне говорили между собой свободно и открыто.
Один низкорослый солдатик был недоволен тем, что поезд идет слишком медленно. Он отстал от эшелона, выскочив на остановке в Сен-Рамбере, чтобы обнять родителей, и теперь боялся, что не найдет свой полк, следующий ускоренным маршем из Вара в Ле-Ман, или не успеет к началу сражения, которое, как говорили, должно состояться в ближайшие дни.
— В армию я записался второпях, — говорил он, — мне ведь еще нет восемнадцати. Мой старший брат погиб в Виссембурге, а другой брат — в Седане. Теперь я просто обязан убить двух пруссаков. Меня не хотели отпускать из дома, но потом сами поняли, что для меня это дело решенное, и сказали, что я прав. Не успокоюсь, пока не укокошу двух пруссаков.
По тому, как энергично он выговорил "Это дело решенное!", чувствовалось, что драться он будет как следует. Парень буквально излучал энтузиазм, невежество и юношеский задор.
Рядом с ним сидел моряк. На вид ему было лет тридцать, и он тоже отстал от своего батальона. Моряк ехал из Тулона через Лион и в Сент-Этьене захотел повидаться со своей женой и дочкой. Поняв, что при нынешнем республиканском строе бессмысленные перемещения войск так же распространены, как и во времена империи, он сошел с поезда в Перраше и теперь пытался догнать своих товарищей, слабо представляя себе, где они могли находиться: скорее всего, в районе Орлеана, Тура или Ле-Мана. Он надеялся, что в Туре ему удастся раздобыть более точные сведения.
— Я служил на флоте механиком, — рассказал он мне, — а после службы вернулся к себе в Сент-Этьен, где меня женили. Мне уже стукнуло тридцать лет, а я только начал зарабатывать на жизнь. Когда началась вся эта заваруха, меня опять призвали. Было жалко оставлять жену, ребенка, наш магазинчик, но ничего не поделаешь, долг есть долг. Если они решат, что я слишком припозднился, пусть тогда дадут мне пинок под зад и отправят домой. Я помашу им шляпой и скажу: "Спасибо".
Моряк, как и пехотинец, был готов пожертвовать своей жизнью, но говорил об этом без энтузиазма, просто потому что "так надо".
— Они еще узнают, — приговаривал он, — чего стоят наши моряки с их винтовочками.
В Мулене в наш вагон влез какой-то здоровенный парень в кургузой синей блузе. На голове у него была огромная белая шляпа с высоким верхом в стиле "красавчик Николя".
— Куда это ты собрался в таком боливаре? — воскликнул моряк.
— Туда, куда меня совсем не тянет, в депо железнодорожного полка, — отозвался парень.
— Вы только посмотрите, такой здоровый, а служить будет в поезде.
— Ты бы помолчал, матросик. Повоюй с мое, тогда и будешь говорить. Я был под Седаном, понял?
И он оглядел нас, словно хотел убедиться, что его слова произвели должный эффект.
— Я был под Седаном и драпал оттуда до самой Бельгии. Только так и спасся. Потом вернулся домой и думал, что меня оставят в покое. С меня было довольно, но за мной пришли и опять погнали на войну. Поскольку мой ударный полк в полном составе оказался в плену, они спросили, не желаю ли я записаться в драгуны. Слыхали, в драгуны! Это значит ходить в разведку, вечно верхом, да еще в зимнюю стужу. Большое спасибо! Но я не дурак и выбрал поезд. В поезде везут жрачку и не стреляют. Я уже настрелялся, с меня довольно. Сейчас в армии командуют одни пижоны, которые только и умеют проводить строевые смотры, а как дело доходит до боя, так от них и толку нет. Знаю я их, насмотрелся.