Сумерки империи
Шрифт:
Об окружающих эта дама судила по себе и к любому вопросу подходила с чисто деловой точки зрения. Что же касается дел, которыми она занималась, то их баронесса делила на две категории: хорошие, то есть такие, на которых она могла заработать, и плохие, на которых она теряла деньги. Все, что выходило за рамки такого понимания, для нее попросту не существовало. Дело, которым в настоящий момент баронесса была озабочена, она расценивала, как хорошее, и, судя по всему, к своей новой афере она намеревалась приобщить и меня. Было бы глупо с моей стороны воспринимать эти попытки, как оскорбление, ведь предложение, которое она собиралась мне сделать, было лишь следствием ее характера и ничем иным. Жулик, предлагающий вам заняться жульничеством, просто демонстрирует, кто он есть на самом деле, и в этом смысле в его намерениях нет ничего оскорбительного для вас.
От одной только мысли, что она может предложить мне участвовать в заговоре или стать немецким агентом, я готов был рассмеяться ей в лицо. Тем не менее я решил выслушать ее до конца.
Поначалу, о чем конкретно должна была идти речь, я мог только догадываться, потому что за минуту до отхода поезда в нашем купе появился неизвестный пассажир, в присутствии которого баронесса, разумеется, не стала со мной откровенничать.
Тем не менее, она продолжала без умолку щебетать, но ограничивалась лишь самыми невинными темами, такими как ее прежние связи в высшем свете и услуги, которые она оказывала важным людям. С ее губ то и дело слетали известные имена, что, впрочем, не делало чести их владельцам. Наш попутчик развесил уши и удивленно таращился на баронессу. Он, наверняка, был уверен, что встретил весьма важную особу. Мы расстались с ним в Арбресле, и баронесса наконец смогла начать столь важный для нее разговор.
— Вы сказали, что стали солдатом, это действительно так?
— Я призывник и направляюсь в свой полк.
— Не думаю, что вам это нравится. Вы же светский человек, такой изысканный, элегантный…
— В этом смысле, баронесса, я сильно изменился.
— Бывает, что люди сильно меняются, но при желании можно было избежать того, что с вами случилось. Вы согласны со мной? Я могу сделать так, что вам незачем будет ехать в полк, если, конечно, вы примете мое предложение.
— Позвольте спросить, как вам это удастся? Хочу сразу предупредить, что я не собираюсь становиться дезертиром. Вы ведь знаете, я всегда был слегка малахольным и вечно маялся из-за предрассудков, которые мне только вредили, в том числе и в ваших глазах. Но, в конце концов, никто не совершенен. Воспитывался я в провинции, и, по правде говоря, так и остался провинциалом.
— Кто вас просит дезертировать? Я поговорю в военном министерстве и сделаю так, что вас припишут не к какому-то полку, а ко мне лично.
— Вот как! Значит, вы, баронесса, командуете полком?
— Не говорите глупости.
— Тем не менее, вы находитесь на службе у правительства?
— А вы как думали?
— И какому же правительству вы служите?
— Что значит какому? Существует, мой дорогой, только одно правительство, которое всем заправляет в этой стране.
— Предположим, меня приписали к вам. И чем же я буду заниматься, скажите на милость? Гарцевать в вашем эскорте, стоять на часах у вашей двери? Предупреждаю: я болтлив, как сорока. Все будут знать, кто наносит вам визиты, кто к вам приходил и когда ушел. К тому же я довольно ловок и могу, быть может, помешать вашим встречам. Захочу — пущу к вам визитеров, а могу и не захотеть. Стану при вас чем-то вроде стрелочника.
— Будьте добры, настройтесь на серьезный лад и послушайте меня. Я вполне серьезно буду рассказывать о весьма серьезных делах. Вы ведь слышали, что речь идет о вашем благосостоянии.
— Благосостояние — это святое! Слушаю вас, не дыша. Не вы ли в свое время поспособствовали тому, что в моем благосостоянии образовалась огромная брешь…
— А кто вас заставлял?..
— А про сорок процентов комиссионных вы не забыли? Лично я ничего не забыл. Уж не собираетесь ли вы помочь мне заделать ту брешь, которая образовалась с вашей помощью? Как я рад, что само небо натолкнуло вас на эту благую мысль. Продолжайте, будьте так добры.
— Вскоре после объявления войны я оказала услугу правительству, организовав для него поставку двадцати пяти тысяч винтовок и десяти миллионов патронов. Когда я говорю о поставках, меня не следует понимать буквально. Правительство не получило ни одной винтовки и ни одного патрона. Но оно само в этом виновато. Если бы оно не рухнуло по собственной глупости, то через какое-то время ему поставили бы все винтовки и все патроны.
— Вы никогда не говорили мне, что у вас есть завод по производству винтовок и патронов.
— Вы что, принимаете меня за лавочницу? Просто у меня были связи, с помощью которых я смогла заняться поставками, только и всего. А когда правительство пало, я, естественно, обратилась к тем, кто пришел на смену прежнему правительству.
— И они, понятно, вас отблагодарили.
— Они были мне признательны. В первый раз я не выполнила свои обязательства, это так, но на то были серьезные причины. Я заключила новую сделку, взяв на себя обязательство поставить тридцать тысяч винтовок "снайдер" [104] , пятьдесят один миллион патронов, четыре тысячи кавалерийских седел, две тысячи комплектов военной формы и значительное количество галет.
104
Британские однозарядные винтовки системы "Снайдер — Энфилд".
— Поверьте, баронесса, слушая вас, я серьезен, как никогда, но вынужден признаться, что я ничего не понимаю. Получается, что первую сделку вы провалили, но это не помешало правительству подписать с вами четыре или пять новых контрактов, притом, что у вас нет ни винтовок, ни патронов, ни седел, ни амуниции, ни галет. Я правильно вас понимаю?
— Зато у меня есть связи.
— Но из ваших связей нельзя сварить солдатский суп и с их помощью не разобьешь батальон пруссаков. Почему правительство не обращается к тем, у кого имеются оружие, амуниция и галеты, а обращается к вам, хотя у вас ничего этого нет? Может быть, у вас все можно купить дешевле?
— Я продаю патроны по 160 франков за тысячу. Это те же самые патроны, за которые военная закупочная комиссия обычно платит шестьдесят франков за тысячу.
— Значит, вы поставляете быстрее, чем ваши конкуренты?
— Я еще никому ничего не поставила.
— Ну тогда я вообще уже ничего не понимаю. Вы вынуждаете меня задать вам такие вопросы, которые любая женщина сочтет оскорбительными.
— Женщины тут совершенно ни при чем. Я не женщина, я коммерсант. Раньше я имела дело с прежним правительством, а теперь имею дело с нынешним. В этом смысле ничего не меняется. Министры приходят и уходят, а министерские служащие остаются на своих местах. Они хорошо меня знают и им известны мои связи. Поймите, им приятнее иметь дело с теми, кого они хорошо знают, и с кем они легко могут договориться.
— Значит, все дело в вашей репутации?
— И в способности исполнять взятые на себя обязательства. Они не могут иметь дело с кем ни попадя, это слишком рискованно. Имея же дело со мной, они получают такие гарантии, которые другие никогда не смогут им предоставить.
— Позвольте еще один, последний вопрос, баронесса. Я понимаю, что вы еще ничего не поставили, но тем не менее вы должны были разместить крупные заказы и, следовательно, выплатить огромные авансы поставщикам. Вы что, неожиданно разбогатели?