Сумерки (Размышления о судьбе России)

Яковлев Александр Николаевич

После телеграммы Андропова все встало, казалось бы, на свои места. Должна была сработать традиция. Если крупный провал в разведке, все равно виноват посол. Я засобирался домой. Жене сказал, чтобы готовилась. Но телеграммы об от­зыве так и не поступило. Секретарь ЦК Борис Пономарев, пролетая позднее на Кубу через Канаду, рассказал мне, что на заседании Политбюро Андропов, докладывая об этом слу­чае, заявил, что посла надо заменить, поскольку его связи с канадским правительством недостаточно эффективны. Но тут бросил реплику Суслов:

— Яковлева послом в Канаду не КГБ направлял.

Этого было достаточно. Суслов тщательно опекал партий­ную номенклатуру и ревниво относился к вмешательству в ее дела. Андропов, по словам Пономарева, не

мог скрыть сво­ей растерянности. Брежнев промолчал. Я проработал в Кана­де еще пять лет. Во время очередного отпуска зашел к Крюч­кову, чтобы согласовать кадровые замены по его ведомству. Он встретил меня сухо, угрюмо буркнул: «Вы потеряли чув­ство локтя». А Олегу Калугину, — тот был начальником управления внешней контрразведки, — позвонил и сказал: «Осторожнее с ним, он плохо относится к КГБ». Насчет «чувства локтя» Крючков явно перебрал, у меня просто не было лишнего локтя. Больше к Крючкову я не заходил.

Хочу еще рассказать о визите Громыко. Канадское прави­тельство настаивало на этом визите. Рассуждало в том плане, что министр иностранных дел без конца бывает у соседей, то есть в США, а для поездки в Канаду никак не может найти времени. В конце концов, удалось договориться с Андреем Андреевичем, что он прилетит в Канаду по пути из США и остановится хотя бы на пару дней.

О Громыко бытует мнение, что человек он угрюмый, су­хой. Ничего подобного. Я говорю в данном случае о своих на­блюдениях. На двух обедах, которые были устроены в его честь, выступал без бумажки и на английском языке. Шутил. Кстати, он каждый год приглашал меня в Нью-Йорк на нача­ло сессии Генеральной ассамблеи ООН — хотя бы на два-три дня. И каждый раз он приглашал меня с женой на домашний обед. Андрей Андреевич избегал обсуждать служебные дела. В основном говорил о книгах по русской истории — как ме­муарных, монографических, так и художественных. Живо интересовался новыми веяниями в зарубежной обществен­ной науке. Я видел, что он был доволен этими беседами, рас­слаблялся, отводил душу.

Однажды получил телеграмму, что на коллегии МИД на­значен мой отчет. Обрадовался. Почему бы лишний раз не съездить в Москву? Подготовился. После доклада началось нечто для меня непонятное. Выступавшие повели себя в аг­рессивной манере. Потом мне сказали, что иногда опреде­ленная группа людей договаривалась топить или не топить того или иного посла во время отчета. В данном случае про­шла команда — топить. Почему? Да потому, что я, как чело­век не из МИДа, занял чье-то место в «хорошей» стране, а посольство в Канаде относилось к категории «подарочных». Один выступил, второй, третий. И все в той же тональности, но без фактов. Просто так, в конъюнктурном стиле.

Берет слово Громыко. Начал он с того, что не согласился с оценками выступающих. По его, Громыко, наблюдениям посол работает активно, в посольстве нет склок, установи­лись хорошие отношения с канадским правительством, осо­бенно с премьер-министром, а это он, Громыко, оценивает высоко. Такое надо приветствовать, а не осуждать. А затем задал риторический вопрос: «Скажите мне, где еще есть у нас посол, к которому премьер-министр страны без предуп­реждения заезжает домой вместе с детьми и говорит: «Да­вайте посидим, поговорим?»

Это было действительно так. Встречи с Трюдо проходили не совсем обычно. Очень походили на встречи с Громыко в Нью-Йорке. Трюдо тоже любил поговорить со мной о лите­ратуре, истории и философии, особенно о философии. Читал Достоевского, Толстого. Я ему рассказывал о других писате­лях, особенно современных. Он интересовался, есть ли эти книги на английском языке. Во время одной из встреч я рас­сказал ему о писателях-деревенгциках, рассказал об их кри­тике положения в сельском хозяйстве. Премьер слушал очень внимательно. Затем улыбнулся и сказал:

— Я вас понял.

Что же касается моих просьб чисто дипломатического ха­рактера, то их я излагал на листочке бумаги и передавал ему без всякой подписи. А он отдавал их своему помощнику как согласованные

с ним, Трюдо, предложения. Такие листочки имели поистине магическую силу, они быстро шли на прора­ботку и, как правило, находили позитивное решение.

Так вот, на коллегии после выступления Андрея Андре­евича на трибуну никто не полез. Работать стало легче.

Первые пять лет в Канаде прошли с пользой. Но вторая половина была скучной и рутинной. Скрасить ее было нечем, кроме рыбалки, которая в Канаде превосходна. Такое впе­чатление, что помани рыбку пальчиком, и она выскочит на берег. Наслаждение, одним словом, неописуемое. На один­надцатой миле от Оттавы мы ловили осетров, не говоря уже об угрях, сомах, щуках. Канадцы очень строго следят за эко­логией, а потому и рыбы много.

Последние пять лет были бездельными. Мне бы, дураку, собой заняться, писать или хотя бы дневник вести. Начал со­чинять книжку о Канаде, да так и не закончил. К сожалению. Как-то скрашивали эти годы мои добрые отношения с премь­ер-министром Канады. Он оставил у меня впечатление деяте­ля мирового масштаба. Образованнейший человек. Тактич­ный, с тонким чувством юмора. Начал свою политическую деятельность в левом движении во французском Квебеке. Одно время ему даже не разрешали въезд в США. Потом примкнул к либеральной партии. Трюдо и его друзья верну­ли этой партии общенациональный авторитет. Он вел весьма сбалансированную политику. А делать это было нелегко. Он действительно заботился о суверенитете Канады. И в то же время прекрасно понимал, что ссориться с США ни к чему. Недаром в Канаде бытовала поговорка, которую иногда вспо­минал и Трюдо: жить рядом с США все равно, что мышке и слону спать в одной кровати, никогда не знаешь, на который бок повернется слон. И тем не менее и во внутренней, и во внешней политике он часто занимал позиции, которые не могли нравиться в США. Скажем, по Кубе. Канада продол­жала и продолжает поддерживать с этой страной хорошие отношения.

Неожиданно для многих партия Трюдо однажды проигра­ла выборы. К власти пришел Кларк, лидер прогрессивно-кон- сервативной партии. Он быстро пошел на сближение с США, ужесточил отношения с Советским Союзом. Нашему посольству практически стало нечего делать. Но это продол­жалось недолго — всего девять месяцев.

Кстати, в связи с этим у меня с Москвой произошла раз­молвка. Меня упрекали, что я не сумел предугадать пораже­ния Трюдо, слишком уверовал в него. Я в ответ послал в Москву телеграмму, в которой высказал свое убеждение, что правительство прогрессивных консерваторов продер­жится не больше года. «Под этим предположением нет до­статочных оснований», — заявил Громыко. Я открыто тор­жествовал, когда через девять месяцев мое предсказание сбылось. В нашем МИДе еще долго спрашивали меня, как я мог угадать подобный исход и пойти на риск, сообщив об этом в Москву.

Снова победила партия Трюдо. Он оказался перед тяжелой дилеммой. Надо было как-то уходить от суетливого курса пре­дыдущего правительства. Но резкий откат означал бы конф­ликт с США, что он позволить себе не мог. Но и продолжать политику предшественника тоже не хотел. Это противоречи­ло бы его личной философии, привело бы к падению между­народной репутации Канады. Театр марионеток — не в его вкусе.

Трюдо начал с пропагандистских поездок по стране. В своих речах говорил о защите канадских национальных интересов, против чего трудно было возражать. Наблюдате­ли в Канаде, в том числе и в нашем посольстве, отметили, что свое первое выступление после победы он посвятил внешней политике. Многие сочли это импровизацией, на самом деле речь была хорошо продуманной. Из нее стало понятно, что во внешней политике грядут изменения. Заметили, что Трю­до, перечисляя друзей Канады на международной арене, пос­тавил США на последнее место. Перед ними он назвал ООН, британское содружество, франкоговорящий мир, НАТО. Он заявил также о верности политике разрядки напряженности и решимости сделать все возможное для улучшения отноше­ний с Советским Союзом.