Суворовский алый погон
Шрифт:
Они ещё стеснялись друг друга. Лариса стеснялась прикосновений его рук к тем частям тела, которые считала запретными. Николай стеснялся того, что она, прижмись он ближе, ощутит результат его волнения.
– Нам пора, – наконец сказала она. – Уже светает. Ещё увидят нас в катере? Подумают…
– Я люблю тебя, – сказал он на это. – А ты?
– Не знаю, – ответила Лариса. – Но мне приятно быть с тобой.
– И целоваться?
– И целоваться, – призналась она.
Он снова прижался к её губам. Но уходить было действительно пора, хотя уходить и не хотелось.
Когда, проводив Ларису, пришёл домой, отец ещё стучал на
– Ну что, нагулялся напоследок?
– Нагулялся. – И после паузы продолжил: – Я вот хочу спросить у тебя, почему ты говоришь, что только Россия является Державой? Ведь по радио, по телевизору только и твердят: западные державы, заокеанская держава?
– С чего вдруг спрашиваешь?
– Да ты обычно говоришь так, а тут я поправил кое-кого в разговоре, а пояснить не мог.
– Ну что касается средств массовой информации, то там просто не понимают или не хотят понимать. Впрочем, в наш век атеизма и не могут понять. Слово держава – держать! Происходит от понятия – «удержание апостольской истины».
– Какой истины? – не понял Николай.
– Апостольской! Это понятие духовное… Так вот Богом именно России, Русской земле, заповедано удержание апостольской истины. Ну мне трудно тебе что-то объяснить. Время такое. Бог, Создатель, Удерживающий – эти слова под запретом. Но с точки зрения духовной – в мире держава только одна – Россия, остальные государства, страны.
– Да, действительно, начнёшь говорить о Боге, не все поймут, – согласился Николай, подумав, что Лариса небось и не вспомнит завтра о разговоре о державе.
И действительно, как можно осуждать тех, кто именовал державами всякие страны типа США, Англии, Франции и так далее. А вот когда в России, спустя годы, был сделан поворот к вере, и всё осталось по-прежнему, вот тогда стала удивительной эта безграмотность, поскольку вернулись в обиход многие слова, как, например, удерживающий. Ведь самодержавный государь в России являлся удерживающим от хаоса и беспредела, а сама Россия является удерживающей от хаоса и беспредела в мире. И потому она Держава! Какими же удерживающими могут быть страны-агрессоры, сеющие смерть и разрушения и стремящиеся опрокинуть мир в бездну?
Лариса на следующий день действительно и не вспомнила о разговоре накануне. До того ли? Они, как и условились, отправились в балку за орехами, правда, с ними увязался её младший брат, который всё время мешал уединиться, пока не встретил там же в балке своих сверстников.
Лишь тогда они присели в тенёчке и снова долго целовались, пока не пришло время расставания, уже окончательного. Пора было идти домой. Отец должен был везти его в Кирицы, на поезд.
В поезде Николай вспоминал минувшую ночь, наблюдая через вагонное окошко наступление очередной ночи, уже совсем иной, тревожной от ожиданий грядущих событий. Он думал о Ларисе, а может, и не о ней самой, а о том, как приятны прикосновения к ней, как сладки томления тела от близости к девочке. Внешне она давно нравилась ему, нравились её личико, её стройные ножки, её загорелые плечики. Она нравилась вся. Но знал ли он её? Знал ли внутренний мир? Знал ли мир духовный? Об этом он не задумывался и, наверное, спроси у него, за что он её полюбил, не смог бы вразумительно ответить. Возможно, просто пришла пора влюбиться, и он влюбился, потому что она была красива, потому что стройна, потому что светловолоса, потому что нравилась не только ему, но и другим мальчишкам.
Являлось ли это чувство первой любовью или просто стало первым отдалённым познанием тела девочку, её губ, её трепета и волнения, он не ведал, да и не мучил себя такими вопросами.
А впереди была цель, ради которой он сознательно лишал себя сладких томлений юного осла, обрекая по собственной воле на нелёгкий труд, на испытания, которые под силу далеко не каждому его сверстнику. И эта цель уже начинала выделять его из среды сверстников, готовя к первым урокам ответственности, к первым испытаниям и лишениям, серьёзным с точки зрения его возраста.
Он не сожалел о том, что уезжает, хотя мог бы провести пару недель в деревне, чтобы вот так же, как минувшей ночью, встречаться наедине с девочкой, то ли уже любимой, то ли пока ещё служащей предметом для изучения некоторых анатомических особенностей противоположного пола. Но скажи ему, чтобы вернулся, продолжил эти сладкие изучения и отказался от своей цели, он бы сразу отверг это предложение, потому что осознавал необходимость того, на что себя обрекал ради пока ещё неясного и загадочного, но неодолимо притягивающего настоящего мужского дела.
Глава третья
В училище зачислен!
Два месяца назад, во второй половине июня, после экзаменов за восьмой класс Николай Константинов уезжал из Калинина с мыслями о Суворовском училище. Но почему-то ему казалось, что его училище, то есть то училище, в которое он будет поступать, где-то не здесь, не в городе, где он жил и учился уже полтора года.
Ну а теперь он снова в Калинине, а позади столько перипетий! Медкомиссия в военкомате, прижигание гланд, волнения и тревоги. Вот уж не думал, что так скоро сюда вернётся.
Уезжая, он не знал, в каком городе будет поступать в Суворовское военное училище. Свердловск возник уже в Москве, когда стало известно о наборе в Суворовские военные училища ребят после восьмого класса. И надо же, судьба повернулась так, что он оказался именно здесь, в этом городе на Волге.
Было утро 14 августа. Ещё только разгорался день, когда он вышел из электрички на платформу вокзала. В Москве он не задерживался, потому что поезд привёз его на Казанский вокзал, и он, перейдя площадь по подземному переходу, сразу оказался на Ленинградском вокзале.
Ну а дальше электричка. Начиная с 7-го класса Николай ездил в Москву и возвращался в Калинин уже один. Путь знакомый. Солнечногорск – Клин – Московское море… И вот, наконец, потянулась слева за окном платформа. Она – общая для московских электричек и головных вагонов поездов, следующих в Москву.
Николай вышел на платформу, остановился, жмурясь от яркого солнца. Пассажиры спешили к пешеходному переходу на площадь. Но он не спешил. В училище нужно прибыть утром следующего дня. Ну а до дома недолго добраться. Хотелось запомнить всё до мельчайших подробностей, ведь это был путь в совершенно иной мир, путь в государство в государстве, как говорил отец об армии. В кармане лежало предписание, настоящее, воинское, на электричку он уже не брал билет от Москвы до Калинина в обычной кассе, он брал его в кассе воинской по воинскому требованию.