Суворовский алый погон
Шрифт:
Товарищи вышагивали строевым по два часа в день. Строевые занятия были приоритетными. Командиры понимали, сколько посыплется насмешек со стороны уже истых суворовцев, которые через несколько дней вернутся в училище с каникул. Так что наряд получился своеобразным отдыхом. Никто из наказанных, как выяснилось, премудростями чистки картошки не владел. Разве что Константинов немного. Когда он жил в Старице, старинном районном городке на Волге, что раскинулся на её берегах выше Калинина по течению, то по возвращении из школы приноровился делать картофельные оладьи. Мама научила. Надо было самому почистить картошку, а потом потереть её на тёрке. Но там речь шла о трёх-четырёх клубнях. А здесь?! Здесь нужно было начистить целый бак.
И вот желание сбылось. Труженикам кухни позволили съесть этих булочек столько, сколько душе угодно, ведь не секрет, что такие вот блюда готовятся не тютелька в тютельку по количеству суворовцев, а с хорошим запасом, особенно когда всё училище в сборе.
Выпили штрафники внеплановое кофе, съели нештатные булочки, и их отпустили в роту. Отбыли наказание. На первый раз хватит. А там – построение на второй завтрак. И снова в столовую, теперь уже строем, со своим взводом. И снова после второго блюда кофе и булочка с кофе. Константинов шутил, что совсем неплохо сходить в такой наряд, даже вне очереди.
Кормили в училище очень даже неплохо. Прежде, в домашних условиях, Николай не задумывался о еде. Ну, нравились одно время картофельные оладьи, вот и научился их делать. А так, он даже и вспомнить не мог, чем кормила его мама. Готовила она очень вкусно, но обычно он спешил скорее перекусить, сделать уроки и мчаться на велосипеде к друзьям. Это в Старице, ну а в Калинине и других развлечений было достаточно.
Только в Суворовском и стал замечать, что дают на первый завтрак, что на второй, что на обед, а что на ужин. Естественно, нагрузки не те уж, что дома, а перекусов в течение дня уже не было. Вообще запрещалось что-либо из съестного хранить в прикроватных тумбочках.
Наверное, каждый суворовец-выпускник – бывших суворовцев не бывает – способен воспроизвести примерное меню тех давних лет, когда сам носил суворовскую форму. Первый завтрак – лёгкая закуска, ну там ещё яичко всмятку или пудинг, порция повидла, кусочек масла, чтобы можно было сделать бутерброд, и, конечно, чай. После этого – четыре часа занятий. Конечно, занятия в основном проходили в классах или в спортзале, то есть в помещениях. Но строевая на улице, тактическая подготовка, на которой отрабатывали действия, сначала обычные, за рядового солдата, а затем, за командира отделения, на улице. Огневая подготовка частично в классе – теория, – ну и в тире. В тире учились стрелять из автомата, но только холостыми патронами.
Для выполнения начального упражнения учебных стрельб выезжали на стрельбище гвардейской мотострелковой дивизии, которая дислоцировалась в городе. Стрельбище же и тактические поля располагались за городом, выше по течению, и называлось всё это Путиловскими лагерями. Именно лагерями, а не лагерем.
Одним словом, нагрузка и в обычные учебные дни была достаточной, чтобы человек мог проголодаться. Потому то и делали второй завтрак после четырёх часов занятий.
Затем было два часа занятий и после них короткое личное время, в которое можно было сходить в буфет, потом до самого обеда спортивные мероприятия, участие в секциях, хотя иногда распорядок пересматривался, и сразу после личного времени шла самоподготовка, которая разделялась обедом на две части.
Обед стандартный – закуска, первое блюдо, второе блюдо и компот. Готовили в Суворовском военном училище очень вкусно.
После обеда короткий отдых в тридцать минут – это было определено Уставом внутренней службы, подтверждалось иногда приказами, а потому оставалось незыблемым на все времена. Далее самоподготовка, политмассовое время, в которое проводились комсомольские собрания, устраивались встречи с интересными людьми, ну и прочие мероприятия.
Затем ужин, который опять-таки по блюдам был традиционным, а вот по качеству все приёмы пищи удивительны. Вряд ли каждый, кто учился в училище, мог так питаться в домашних условиях. Тут важно уточнить, что в советское время, особенно в 60-е – 70-е годы никто по поводу разносолов на столе не заморачивался, точнее, большинство советских людей не заморачивалось, а уж тем более всё это было как-то не очень важно в детстве, отрочестве, юности.
Правда, в военных училищах к еде относились с большим вниманием, да и понятно. Уставали ребята на занятиях. Энергии расходовалось много.
Что же касается приготовления пищи, то добрые, достойные подражания традиции стали очень сильными и жизненными.
Автору этих строк приходилось во время очень частых посещений уже не Калининского, а Тверского суворовского военного училища, в котором учился сын Дмитрий, выступать перед суворовцами с лекциями, беседами, доводилось бывать и в суворовской столовой. Как же после встречи не посидеть за столом с командирами. И если в войсках на такие вот посиделки обычно приносили что-то из магазина или буфета, то в Суворовском училище довольствовались тем, что ели суворовцы, и ничего другого не требовалось. Известно, что в условиях армейских с каждой сотни довольствующихся можно безболезненно и без ущерба накормить десять человек.
А тут уж как не отведать именно тех блюд, которые на столе у суворовцев, в детстве хоть этаким образом побывать.
Конечно, всё то, о чём я упомянул в своём отступлении от сюжета, не было ещё известно герою повествования суворовцу Николаю Константинову, точнее, он такие детали не анализировал и о них не задумывался.
Для суворовцев нового набора важно другое.
Вечерами, в личное время, нет-нет да заговаривал кто-то о том, что вот, уже через пару дней приедут суворовцы старших классов. Как-то примут они целую роту новичков, которые влились в строй не с пятого класса, а сразу с девятого.
Володя Корнев успокаивал:
– Ничего страшного. Что нюни распустили? Познакомимся, подружимся.
– А ты читал Куприна «Кадеты»? – продолжал суворовец Наумов, щупленький паренёк, явно робкого десятка.
– Конечно. Как решил в училище идти, первым делом прочёл. Ну и что? Что там страшного?
Николай стал прислушиваться к разговору. Он был начитан, потому что и у мамы и отца библиотеки очень хорошие. Но в маминой библиотеке собрания сочинений Александра Иванович Куприна не было. У отца эти шесть темно-зелёных томов стояли на полке. Но когда гостил в Москве, не до чтений. Ездил то к одной бабушке, то к другой, то к родственникам на дачу. Лето же, конечно, в деревне проводил. Так что не читал. А повесть эта «Кадеты. (На переломе)» особенно и не переиздавалась.
Наумов же не унимался. Стал рассказывать содержание. И картина перед ребятами вставала не очень весёлая.
Слушая о том, каким издевательствам подвергся воспитанник Буланин, главный герой повести, едва переступив порог военной гимназии, ни Наумов, ни остальные ребята, не могли понять причин такого вот тягостного положения младших. Куприн много раз прямо заявлял, что и Буланин, главный герой повести «Кадеты. (На переломе)» или часто ещё употребляется наоборот – «На переломе (Кадеты)», и юнкер Александров, главный герой романа «Юнкера», написаны им с самого себя. А когда просили рассказать военную биографию, тоже предельно точно отвечал, что вся она заключена в «Кадетах», «Юнкерах», «Поединке» и ряде других военных произведений.