Суворовский алый погон
Шрифт:
– А я на немецком на двойку отвечу…
– Когда немецкий?
– Послезавтра!
– Хорошо. Пусть так. Только не спеши. Завтра я тебя навещу. Сразу после работы заеду.
Николай уже сдал изложение, математику, физику. Все четвёрки. Он не знал, что проходит в училище даже с двойкой по иностранному. Набор-то был первый, и о конкурсе командованию училища пришлось забыть. Круто взяли экзаменаторы. И вот уже при необходимости набрать сто человек в кандидатах на поступления осталось восемьдесят.
Но двойка двойкой… А есть ещё желание или нежелание учиться. Никто насильно оставлять никого не собирался.
В эти дни навис дамоклов меч над всей судьбой Николая, над всем его жизненным путём. Он не понимал этого, как не понял и тот хорошо подготовленный
Георгий Александрович приехал, как и обещал, вечером, после ужина. Вышли на небольшую аллейку, что шла вдоль забора училища. Этой аллейки давно уж нет. Вырос там новый корпус, основной теперь корпус училища, построенный уже специально для суворовцев, а не приспособленный, как старый корпус, для училищных задач.
Сели на лавочку неподалёку от бюста Суворова.
– Ну что ж, дрогнул? Это бывает! – начал Георгий Александрович. – А я вот всю жизнь жалею, что расстался с армейской службой. Конечно, война… Из спецшколы в штурмовой авиационный полк. Но не лётчиком и не офицером. Стрелком штурмовика воевать довелось. Немногие из стрелков уцелели. Что не вылет, то… – Он махнул рукой. – Так хотелось летать! Но как в училище проситься? Боялся, что подумают, мол, таким образом уцелеть хочу.
Он помолчал, достал сигарету, потом огляделся и, размяв её, бросил в неподалёку стоявшую урну. Не место для сигарет.
– Неужели бы так подумали? А что, лётчики разве не гибли? – спросил Николай.
– Конечно, не подумали бы. Да ведь стрелков, порой, настолько не хватало, что лётчики, вновь прибывшие, так сказать, «безлошадные», ну те, для которых самолёты ещё не поступили, стрелками летали.
– А после войны?
– Служба, служба. Думаешь, что война окончилась и всё – мир во всём мире? Наш полк в Германии остался. Мы были в постоянной боевой готовности. В постоянной. Это в кино показывают – мир-дружба. Мир и дружба тогда возможны, когда армия наша начеку. Год прошёл, другой… демобилизация шла медленно. Ну а в училище? В училище-то хорошо поступать, когда тебе восемнадцать, девятнадцать, ну двадцать. А когда двадцать три? А то и двадцать пять? Это в каком возрасте лейтенантские погоны получишь? Будет под тридцать! В конце войны в таком возрасте много командиров полков было, даже командиров дивизий. Так что, как только появилась возможность демобилизоваться, и решил поступать в Медицинский. Поступил в Первый Московский. А вот тут вышло так, что сразу после выпуска назначили главным врачом больницы! Правда, районной, в Старице, но главным врачом! Так что мой армейский вопрос совсем по-иному складывался. А ты… Ты ж на какие испытания пошёл. Одно прижигание чего стоит!
– А может мне всё-таки в авиационный техникум?
– Н-да… И кем же потом?
– Не знаю.
– Понимаю… Лето, все ещё на каникулах, а вы тут с ребятами всего лишены. Да только вы-то будущие офицеры. А они кто? Кем они станут, ещё вопрос. Окончат школу и, если сразу в институт не поступят, в армию. На три года. А эти три года оборачиваются тремя с хорошим хвостиком! А если на флот, то и четырьмя. А техникум не институт, отсрочки не даёт. Если в институт после него не поступишь, пойдёшь служить!
Николай попытался ухватиться за соломинку:
– Так ведь кто-то служить должен! Значит, пойду служить!
Георгий Александрович беззлобно засмеялся и сказал:
– Вот тут ты и попался! Значит, потом готов на три с лишним года в казарму. Это потом, когда-то. А вот сейчас не хочется. Пролетит время – не заметишь. И в казарму, за забор, как ты говоришь, попадёшь. Но уже без каникул, дай бог с одним отпуском за службу, причём всего в десять суток. И снова путь жизненный выбирать. Только уже не в пятнадцать лет, а в двадцать два или двадцать три. Вот и смотри! Сейчас, сегодня вперёд, с открытым забралом, и уже через три года в высшее военное училище, а ещё через четыре – лейтенант. Сколько тебе будет через семь лет? Двадцать два или даже
Всё время, пока Георгий Александрович говорил, Николай сидел, присмирев, и слушал. В четырнадцать-пятнадцать лет человек не слишком думает о карьере. Могут быть мечты, высокие мечты, дерзновенные мечты. Могут быть мечты и космосе, и о профессии лётчика, мальчишка может видеть себя за рычагами танка или штурвалом бомбардировщика, может видеть себя в генеральских погонах во главе колонны на параде, ну, словом, всё что угодно, но всё это вряд ли будет иметь какую-то конкретику. Ведь в этом возрасте совершенно непонятно, какой нужно пройти путь для исполнения той или иной мечты. Ну и, к примеру, за рычагами танка может сидеть рядовой солдат срочной службы. А какова она на самом деле – профессия офицера? Каков путь в командиры высокого ранга? Откуда же это известно, если мальчишка ещё не знает не только того, как командовать даже отделением, но и того, как выполнять команды сержанта в роли рядового бойца.
Ведь все представления складываются по книгам и кинофильмам. Но в книгах, а особенно в кинофильмах, в деталях раскрыть все стороны офицерской службы просто невозможно.
– Так что же всё-таки тебя подтолкнуло к решению сбежать из училища? – спросил наконец Георгий Александрович.
Николай рассказал о том пареньке, который не только сам решил получить двойку и получил её, но и подбивал на то ребят. С двойками по русскому, математике и физике отправляли из училища сразу.
– Ну и что же? Стоило слушать паникёра? Во время войны таких расстреливали! – сказал Георгий Александрович. – На дачу захотел. Так ведь через десяток дней дача закончится. Школа. Ну и он окажется в начале пути, о котором мы с тобой только что говорили. Знаешь, срочную служить не легче, чем учиться в училище. Ну а быть уверенным в том, что поступишь сразу, может не каждый.
В начале шестидесятых, правда, брали в армию на три года в девятнадцать лет. То есть можно было пару раз попробовать поступить в институт с военной кафедрой, а это уже освобождало от призыва. И лишь 12 октября 1967 года был принят новый закон СССР «О всеобщей воинской обязанности», согласно которому срок службы сокращался в ВМФ до трех лет, а в Советской армии – до двух лет.
Разговаривали до самой вечерней прогулки. Николай окончательно ещё не пришёл в душевное равновесие. Всё же как-то неуютно чувствовал он себя в казарме после такого прекрасного лета, которое осталось где-то уже далеко позади, в полной недосягаемости. Он и понимал, что всё уже прошло, и из деревни уже, наверное, разъезжаются ребята, может, уже и Лариса уехала в Москву, и одновременно казалось ему, что вот выйдет он за ворота, сядет в трамвай, затем в поезд, сначала один, потом другой, то есть проделает путь, который проделал недавно, только в обратном порядке, и снова окунётся в те неповторимые ночи на берегах Оки.
Немецкий язык он сдал на твёрдую тройку.
Оставалась физкультура. На этот экзамен ребят привели в спортзал, построили в одну шеренгу и стали по очереди вызывать к перекладине. И здесь летние тренировки сделали своё дело. Николай легко подтянулся шесть раз. Ну а успехи у его товарищей были самими различными, у кого-то и никаких.
Экзамены закончились, и вдруг в училище появились новые кандидаты в суворовцы.
В тех, кто боялся, что не пройдёт конкурса, вселилась надежда. Значит, есть шансы.