Суворовский алый погон
Шрифт:
Тогда же, в годы войны, и был определён срок обучения – семь лет, поскольку принимали в училище сирот, принимали даже тех, кто не достиг возраста, соответствующего ученикам школы, переходящим в 5-й класс, или напротив, уже окончили пятый, а то и шестой классы. Для малышей создавались подготовительные классы, для старших – в первое время, как исключение, формировались и шестые, и седьмые классы, а потому первый выпуск был произведён в 1948 году, то есть через 5 лет после образования суворовских военных училищ.
В 1963 году решением Совета Министров СССР был введён новый порядок приёма в училище. Стали принимать подростков в возрасте 15–16 после окончания 8-го класса средней школы на 3 года.
Не случись этого постановления, так бы и не смогли надеть суворовскую форму суворовцы нового набора. И вот они с интересом наблюдали за этим совершенно пока ещё им чуждым народом, который всё больше и больше заполнял училище.
Когда роту нового набора вели в столовую на обед, ребята ловили на себе чуть насмешливые взгляды не только старших – суворовцев 10-х и 11-х классов, но и своих сверстников и можно сказать одноклассников по 9-му классу. Ничего враждебного в тех взглядах не было, просто, демонстрация своего превосходства, ну а что тут говорить, превосходство было, наверное, во всём, и в знаниях, и в сноровке, и в умении носить форму, и в строевой выправке, да разве всё перечислишь?!
Рота стала шестой, а параллельная рота «семилеток» 9-го класса – пятой. 10-й класс составили две роты – третья и четвёртая, ну а 11-й класс – первая и вторая. Потом, уже в будущем, порядок наименований часто менялся, то так называли роты, то этак и наконец остановились на том, что наименование роты присваивалось однажды и на весь срок обучения.
Так, много лет спустя сын автора этих строк, как поступил в 1993 году в шестую роту, так в роте, наименованной шестой, училище и окончил.
Но тогда училище ещё только привыкало к тому, что в одном классе или, как потом всё же стали называть, на одном курсе, стали учиться две роты вместо одной, как было это с самого начала, с 1943 года.
Суворовцы шестой роты были пока практически стерильны во всём, что касалось и военного дела, и истории училища, и многого другого. Учебные занятия ещё только стояли в плане, и на одном из первых мест, конечно, история Калининского СВУ, в ту пору, конечно, ещё и не такая большая, ведь училище в 1963 году готовилось встретить своё двадцатилетие.
Николай Константинов и раньше не раз видел на улицах Калинина суворовцев. По субботам и воскресеньям они буквально заполняли центр города, ведь не у многих в городе были родители или родственники. На улице суворовцы были строги в поведении, подтянуты. Шинели туго перетянуты ремнями. В училище же они вели себя более вольно и расслабленно – они ведь давно считали училище родным домом, то есть уже перешагнули рубеж, который новичкам из шестой роты ещё предстояло перешагнуть, поскольку каждый жил мечтой о доме, мечтой о первом увольнении, а скорее даже о первых каникулах, поскольку опять-таки среди ребят не так было много таких, кто жил в Калинине.
Конечно, и старшие стремились домой, и старшие тосковали по пробежавшим неделям каникул – отпускали тогда после лагерного сбора примерно 18–20 июля и до конца августа. Получалось обычно сорок суток.
После обеда по роте пролетел слушок – в буфет теперь лучше не ходить.
– Что? Что такое? – спрашивали друг у друга суворовцы. – Обижают? Деньги отнимают?
Наумов рассказывал, что в былые времена старшие ловили малышей, опрокидывали их головой вниз и трясли, пока не высыпалась на пол из карманов вся мелочь.
А вот офицер-воспитатель майор Соколов Степан Семёнович поведал как-то на занятиях другое. В Калининском суворовском училище, до резкого сокращения числа училищ и перевода сюда доучиваться суворовцев, лишённых альма-матер, можно было спокойно оставить в тумбочке на видном месте деньги, часы, другие какие-то вещи, ценные по суворовским мотивам. И не было случая, чтобы хоть что-то пропало. Но когда перевели суворовцев из училищ, которые не будем называть – ведь единицы были негодяями!.. А основная масса – прекрасные ребята. Так вот всё изменилось из-за горстки, даже не горстки, а каких-то отщепенцев, случайно попавших в армейский строй.
Но что же в буфете? Оказалось, что никто не обижал, деньги никто не отнимал, но вот достояться в очереди было невозможно. Приходили старшие, а может даже и не старшие, а из параллельной роты – кто разберёт – и становились впереди. Что ж, конечно, это не очень хорошо, конечно, неправильно и, конечно, обидно новичкам, но тут уж вряд ли увидели суворовцы шестой роты что-то необыкновенное и нигде более не встречающееся.
Жалко, конечно. С удовольствием ходил Николай в этот самый буфет. Даже не потому, что еды не хватало, просто хотелось чего-то не столовского, чего-то по собственному выбору, и, кстати, тех же булочек училищной выпечки, которые там тоже продавались. Всем было известно, как их любят суворовцы. Вряд ли где-то за всю свою жизнь суворовцы, уже ставшие курсантами, а потом и офицерами, встречали такие. А может, это просто самообман? Ну что ж, ничего в нём нет плохого. Так человек может всю жизнь вспоминать бабушкины пирожки или какие-то художественно-кулинарные изделия мамы. И никогда, ни при каких обстоятельствах не признает, что что-то другое могло быть вкуснее.
До самого вечера шестая рота была изолирована от рот суворовцев «семилеток».
И вдруг объявление. Построение на общеучилищную вечернюю поверку! Уже сгустились сумерки. Шелестела листва деревьев, которые обступали небольшую площадку во дворе училища. Эта площадка с бюстом Суворова на постаменте была окаймлена с трёх сторон – главным корпусом училища, переходом из главного корпуса в старый, ещё дореволюционной постройки, и самим этим старым корпусом.
Роты строились в большое П-образное каре.
Вот чётким строем прошли выпускники и заняли место на правом фланге строя, вот встали вслед за ними роты десятого класса, затем подошла пятая рота и, наконец, пока ещё не очень чётким строем, пока ещё не очень слаженно вышла на своё место вновь набранная рота. По строю старших рот пробежал шумок. Там с удовольствием комментировали первый выход новичков, их неуклюжесть и, конечно, далёкий от совершенства строевой шаг.
Но вот всё замерло, замерло ещё до команды смирно, замерло в ожидание этой команды. И тут откуда-то из строя выпускников прозвучало этакое немного высокомерное и снисходительное, относящееся конечно же к шестой роте: