Свадебное путешествие Лелика
Шрифт:
— Надо люльку к шее привязать, — вдруг вступил в разговор Славик. — Тогда перестанут выпадать.
— Слышишь, Лелик, — сказал Макс. — Надо люльку.
— Хорошо, — покорно сказал Лелик. — Можно люльку. Но тогда я упаду. Она тяжелая. А в ней еще маленькие засранцы.
— Зато дети останутся целы, — успокоил его Макс.
— Я упаду в траву, — сообщил Лелик, — и буду лежать там обкаканный.
— А памперсы на что?
— В той стране, — объяснил Лелик, — где делают детей, нету памперсов. Они там очень плохо живут. Там сплошные луга с клевером и ромашками, и все обкаканные, потому
— Мне в голову ударился пончик, — внезапно сообщил Макс. — Я же предупреждал! Это все бармен. Берегите головы, парни! Этот мужик опасен. Кто его знает, что у него внутри пончиков. Может, он туда запекает свинцовые бляшки.
Лелик внимательно посмотрел на голову Макса.
— У тебя в голове не торчат никакие пончики, — сообщил он. — Точно нету. Я все обсмотрел.
Макс задумался на некоторое время.
— Он не должен быть в голове, — наконец ответил он Лелику. — Он от головы отскочил. Или проскользнул внутрь. В любом случае ты его не увидишь. Это невидимые пончики, сделанные по американской технологии stealth.
— Значит, пора уходить, — решил Лелик. — Раз нас тут обстреливают, значит, Максимкина жизнь в опасности. А поскольку я с вами двумя не взлечу, придется уходить огородами по клеверу и ромашкам.
— Их же закакали, — вспомнил Славик.
— Еще нет, — объяснил Лелик. — Я же сюда с детишками ни разу не долетел. Они все вываливались где-то в Гренландии.
— Замерзли бедные крошки, — скривился Славик.
— Да наплевать на этих засранцев, — ласково ответил ему Лелик. — Еще настрогают. Пошли отсюда. У Макса в башке уже полно пончиков. Думаешь, легко с пончиками в голове? Они же масляные! И в них, — сказал Лелик, понизив голос, — свинцовые бляшки.
На улице было хорошо. На улице было очень, очень и очень хорошо: теплый осенний ветерок, радостные лица обкурившихся прохожих, общее состояние пофигистического праздника: сегодня гуляем, а завтра хоть потоп. Но невесело было на душе Лелика. Неожиданный кратковременный подъем, вызванный определенными химическими процессами в организме, внезапно сменился глубокой тоской. Лелик вдруг отчетливо понял, насколько глупой была вся эта затея: потратить кучу денег, чтобы поехать с двумя остолопами в Европу, причем ему же еще предстояло на одном из этих остолопов жениться, хоть и фиктивно. Дурак я, дурак, думал Лелик, с глубокой грустью ощущая, что он находится в совершенно чужой стране, в которой живут духовно неблизкие ему люди, а законы и традиции совершенно не совпадают с российскими. От всего этого Лелик впал в такую глухую тоску, что чуть не заплакал от жалости к себе и от тоски по Родине.
Некоторое время Лелик шел по улице куда глаза глядят, прислушиваясь к тоске, тяжело ворочающейся внутри организма, а Макс со Славиком шли за ним, оживленно беседуя, не особенно обращая внимания на то, куда они идут.
— Что-то граф Суворов заскучал! — вдруг крикнул Макс в спину Лелику.
— Отстань, старуха, я в печали, — ответил Лелик с чувством глубокого отвращения и к Максу, и к самому себе.
— Слышь, Славик, — громко сказал Макс, — непорядок! У брата депрессняк. Он больше не маленький белый аист. Он кусок несчастья.
— Отстаньте от меня, — сказал Лелик. —
— Надо вмазать, — решительно заявил Макс. — Так нельзя. Праздник только начался, а у тебя депрессняк.
— Не поможет, — уныло ответил Лелик.
— Поможет, — уверенно заявил Макс. — Кстати, вон кофишоп светится. Пошли за мной… — С этими словами Макс нырнул в дверь очередного заведения, и Лелику со Славиком ничего больше не оставалось, как последовать за ним…
Этот кофишоп сильно отличался от того, в котором они только что были. Тот был сильно похож на классическую пивнушку, — собственно, он ею и являлся, — а данное заведение более походило на то, о чем рассказывал Славик. Никакого бара здесь не было, и алкоголь в заведении вообще не подавался. Все было выполнено в мрачных темных тонах, на стене висел огромный портрет Боба Марли, а из колонок доносилась тихая музыка регги.
— О, — сказал Славик. — Наконец-то типично растаманское заведение. А то я уж думал, что мне все приснилось.
— Кстати, мне здесь нравится, — сказал Макс, оглядываясь вокруг. — Тихо, спокойно, да и обои веселенькие. Чей это портрет? Бога Джа?
— Ну, почти, — сказал Лелик, депрессия которого куда-то ушла так же внезапно, как и появилась. — Это Боб Марли. Видать, здесь можно достать чудной сенсимильи.
— Хочу сенсимилью! — заблажил Макс. — Всю жизнь мечтаю попробовать сенсимилью!
Друзья подошли к небольшому прилавку и стали изучать меню подаваемых в заведении наркотиков. Что интересно, выбор здесь был на порядок богаче, чем в баре. Список занимал два разворота книжечки и изобиловал такими названиями, большинство из которых никто из ребят ни разу не слышал.
— О, — сказал Макс, — сенсимилья! Вот она, голуба! Лелик, мне три.
— Да куда тебе три? — недовольно сказал Лелик. — Возьмем по одной, там видно будет. Может, еще не понравится.
— Понравится, понравится, — уверенно сказал Макс. — Это же культовая штука. Я чувствую, что сегодня стану растаманом. Я уже ощущаю свое духовное единение с богом Джа.
— И что говорит тебе бог Джа? — поинтересовался Лелик.
— Он говорит — хорош триндить, покупай косяки, — сказал Макс.
Лелик, ничего на это не ответив, приобрел три самокрутки с сенсимильей, взял три кофе, и друзья сели за столик в самом углу заведения.
— Да-а-а-а-а, — сказал Макс, сделав первую затяжку. — Это тебе не краснодарский чай из бара. Вот это дурь, это я понимаю. Правда, пивка не хватает, но это мы переживем. Будем кофейком оттягиваться.
— Между прочим, в баре тоже хорошо цепануло, — сказал Славик. — Лелик вон даже аистом стал.
— Подумаешь, — сказал Лелик, которого это напоминание неприятно кольнуло, — а ты вообще там любовью к Максу воспылал.
— Меня всегда от косяков на любовь пробивает, — признался Славик. — Вероятно, я в душе очень хороший и добрый человек.
— Я тоже хороший и добрый, — заспорил Макс, — я добрее всех вас вместе взятых. Заметьте, я даже бармена не пристрелил, хотя он в меня пончиком залепил.
— Тебе почудилось, — сказал Лелик, затягиваясь. — Не было там никаких пончиков.
— Были, — сказал Макс. — Меня же в голову что-то ударило, правильно?