Свадебный круг: Роман. Книга вторая.
Шрифт:
Алексей, непочтительно хлопнув дверью, ушел к себе. Везение покидало его. Он чувствовал, что статья теперь ляжет в долгий ящик. Однако он ошибся. По коридору опять простучали шаги Дзень-Дзинь.
— Целый день за тобой бегаю, — недовольно проворчала она-, — Мазин просит. — И Алексей поплелся, предчувствуя новую неприятность.
Когда Алексей вошел в кабинет, Роман Петрович, торжествующий и довольный, пил воду.
— Садись, — ставя стакан, с облегчением сказал он. — Вот таблетку пришлось принимать. Я как знал, что тут все сложнее. Позвонил одному товарищу, а он говорит, что Кирилл Евсеевич распорядился
— Ну и что, — уныло сказал Алексей, — все равно Клестову надо сообщить.
— Тебе хоть кол на голове теши, — вспыхивая, не сдержался Мазин и вновь потянулся к графину с водой. — Ты в уме ли — критиковать инициатора!
Алексей не мог себя сдержать.
— Ну, я с вами и говорить больше не хочу, — крикнул он и выскочил из кабинета.
Теперь он не знал, что ему делать. Никчемным, слабым почувствовал он себя. Ах, как плохо, что нет рядом умного, все понимающего человека. Линочка бы определенно знала, как ему быть. Остается, наверное, ждать Верхорубова, а тот, оказывается, уехал в Зольный, где у него мать при смерти. Не будешь ведь его там искать в такое время.
Опять, уже третий или четвертый раз позвали Рыжова к Мазину.
— Тебя по телефону ищет Маркелов, — сказал Роман Петрович и, красный, склонился над газетной полосой. В телефонной трубке, вовсе не радуя Рыжова, раздался басовитый голос Маркелова.
— Алексей Егорович. Приветствую вас. Надумал съездить на базу «Сельхозтехники». Вроде вы собирались заглянуть туда. Жду вас в вестибюле.
Да, определенно устроил ему эту встречу Роман Петрович.
В вестибюле редакции и правда ждали Рыжова Григорий Федорович и молчаливый «негр-альбинос» Капа Каплин. Маркелов приветливо улыбался, приглашая Алексея в свою машину. Как и в Крутенке, Капа мгновенно развернул «газик», как и в Крутенке, щедро выкинул Григорий Федорович россыпь прибауток и анекдотцев.
На базе ничего особо интересного не оказалось. Маркелова встречали с почтением, он легко и быстро оформил накладные. Перед авторитетным человеком широко открывались двери.
— Григорий Федорович, вы бы Сереброву-то помогли раздобыть тракторы, — попросил Алексей. Маркелов нахмурился.
— Я ведь ему помощь предлагал. Отказался. Больно он яр и заносчив. Кабы по-простецки-то, по-соседски. Я ведь всей душой… — откликнулся Григорий Федорович и, мгновенно согнав с лица хмурь, в которую вгонял его нечестивый Серебров, весело предложил: — Ну, чо, ребята, и цыган кобылу кормит. Съездим в ресторан, съедим по соляночке?
Алексей хотел отговориться от приглашения Маркелова. Это подло обедать вместе с человеком, которого собрался критиковать.
В ресторане Маркелов был свой человек. Дородная официантка, которую называл Григорий Федорович Нинусей, расторопно и услужливо подкатилась к ним, закивала головой, понимая полунамеки на то, что и выпить не грех и угостить надо бастенько. Видимо, был здесь Григорий Федорович щедрым и желанным гостем. И Нинуся постаралась.
Алексею было не по себе. Какой он безвольный, какой подлец! Нет, нельзя так.
— Григорий Федорович, — воскликнул он с болью, —
Алексей обессилел от этих слов и потупил голову.
— Подожди, — задержал Маркелов Алексея. — Ты написал статью? Ну, Алексей… — Маркелов качнул сокрушенно головой. Взгляд его темных глаз стал грустным и обиженным.
— Эх, работаешь, ночей не спишь, — проговорил он. — А какой-нибудь пустяк, и все насмарку. Ох, Алексей, Алексей, Олексеюшко.
Алексей боялся поднять взгляд на убитое лицо Маркелова.
— Зря ты, Алеша, тут увидел сделку, — проговорил Маркелов, — лес-то пустяки стоит. И купчая оформлена. Ты уж не затевай. А то ведь меня заметут, — и он вздохнул. — Было у меня в жизни такое, напомнят. Скажут, неймется.
Алексею было муторно и тоскливо оттого, что просит его Маркелов о невозможном, что вот обидел он и огорчил его.
— Да почему невозможно-то, — кладя горячую ладонь на Алексееву руку, недоумевал Григорий Федорович. — Взять эту статью и бросить в ящик. Как будто не было ее. А? Вовсе, мол, не садился писать. Завтра-послезавтра наша инициатива пойдет. Болыне-то нас мало кто нынче хлеба намолотил.
— Не могу я, — взмолился Алексей. — Тогда из газеты уходить надо.
— Почему уходить-то? Проще надо… Не напечатал, нам худого не сделал…
Алексею стало еще тоскливее. Он понял, что совершил непоправимое, согласившись пойти в проклятый этот ресторан «на колесиках». Ух, Мазин-хитрец, позаботился устроить встречу. Потом он с испугом вспомнил, что у него в кармане всего-навсего три рубля, а он наел и напил, наверное, черт знает на какую сумму.
Он беспомощно огляделся по сторонам. Может, кто знакомый сидит в ресторане? Но кто придет сюда из знакомых в рабочее время?
Вдруг, как приятнейшая из мелодий, до ушей Алексея донесся хрипловатый голос лоточницы Анфисы.
— Кому пироги — кипяток, — кричала она опять на перроне, ходко суя в руки пассажиров постряпушки.
— Я сейчас, — торопливо пробормотал Алексей и выскочил на перрон.
Вернувшись в зал, Алексей сунул в нагрудный карман маркеловского пиджака десятку, выпрошенную у лоточницы.
— Ну, ну зачем? — отстраняя его руку, обиделся Маркелов.
— Не могу я, — сказал Алексей. — Ну, не могу.
Григорий Федорович посуровел лицом.
— Простите, но не могу, — повторил Алексей и побито выбрался из ресторана.
Маркелов догнал его на станционной площади.
— Давай сядем, — сказал он и первым опустился на заснеженную скамью. Алексей по-птичьи примостился на самом, краю. Ох, как ему не хотелось, чтоб Григорий Федорович снова упрашивал и молил его не печатать статью. А тот, хлопнув о колено, сказал вроде даже без обиды:
— Ну, хрен с ней, с этой статьей. Нельзя, значит, нельзя. Мне хочется, чтоб ты вот чего понял, Алеша, вы, журналисты, любите людей, у которых чтоб ни-ни… На сто процентов идеал. Такой всегда алиби выставит: ни в чем не виноват. Но он и дела много не сделает. Чтобы работать, надо рисковать, надо шевелиться, башка должна болеть, как это сделать, как то достать. Иногда по острию ножа идешь. Сорвался и раз, надвое тебя и принадлежности в сторону.