Свет в объятиях тьмы. Азим и Чёрный рубин
Шрифт:
В его серьёзном виде и тоне Азим уловил недоговорённость и, прежде чем юноша смог подозрительно насупиться, Файз лукаво ухмыльнулся, пожал плечами и посмотрел вперёд. Однако Азим не сводил с него глаза. Его удивляла безразличность Файза, пусть даже и суевериям народа. Азим тоже посмотрел вперёд и увидел, что тот бахриянец уже был в ста газах впереди них.
Почему его всегда отговаривают от расспросов о дэве, недоумевал Азим, загадочно повторив про себя:
— «Таоруз».
— Давай объедем эти повозки. Мне надоел запах, исходящий от этих овец, — предложил Файз.
— А каково истинное значение слова «Арруж»? — спросил Азим с неожиданным интересом к городу, в который он держит путь.
— Ах, это добрую историю любви знают все в Арруже! — заявил Файз нараспев, будто обрадовавшись данному вопросу.
Эти золотые волосы под стать лучезарному лику твоему,
Тебе, любовь моя, Ёсуман, сердце своё дарю.
— Это двустишье султанзаде Темур посвятил дочери главы села и сравнивает её красоту с цветком жасмина, — объяснил Файз. — Эта история любви произошла во втором тысячелетии Эпохи человека… или раньше? — неуверенно задумался Файз. — А ты знаешь, что именно с этой историей и связано основание города Арруж, ведь он раньше… — Файз осёкся. По взгляду Азима он понял, что тот далёк от истории Ахоруна. — Ах, ну да, — вздохнул он. — Так вот, раньше на месте города было село, окружённое цветочными полями. Больше всех на этих полях росли жасмины, белые, как летние облака. Это село называлось Гулистан. Главой села был приятный человек, которого звали Максуд. У него было трое сыновей и одна дочь, Ёсуман. Белокожая, как жасмин, златовласая, зеленоглазая красавица. Когда её цветок расцвёл, отец решил подыскать ей жениха, которых тут же нашлось немало. Максуд не мог выбрать среди них того, кто мог бы также хорошо позаботиться о его единственном цветке. Ведь как садовник вырастит цветок, также за ним должен ухаживать и купец. А беззаботных среди сватов было много. «Дочь, любимая отцом, достойна стать женой, любимая мужем. Иначе, это не брак, а обман», сказал Максуд, отказав всем сватам из своего села. Он также уважал желание дочери не выходить за нелюбящего и нелюбимого. Однажды на Навруз, когда Ёсуман уже исполнилось девятнадцать лет, в село приехал султанзаде Темур, второй сын султана Масъуда. В Ахоруне принято, чтобы султанзаде посещали города и сёла от имени султана по праздникам. На Навруз женщины и девушки Гулистана рано утром плели венки из цветов, а к полудню выбирали самый красивый венок. Победительницу объявляли местной маликой Навруза, дарили трёх овец и золотое кольцо с красным рубином. В тот Навруз женщины-старейшины села победительницей избрали Ёсуман. Из цветов жасмина и тюльпанов она сплела болоабру, который впечатлил всех. Выбор был единогласным. Главную награду ей вручил молодой султанзаде. Он надел на её нежный длинный палец кольцо и влюбился, как только взглянул на её лицо. Темур начал ухаживать за Ёсуман и посвятил ей множество стихов в стиле «Аруз». Максуд не был против этого и после Навруза султанзаде Темур попросил его выдать за него Ёсуман. Максуд дал согласие, однако одной женитьбы на дочери главы села было мало Темуру. Он вернулся в Ангуран за отцовским благословением и султанским дозволением. Изъявив своё желание и задумку отцу, султанзаде с одобрением султана и с матерью вернулся в Гулистан. А задумал он следующее, мой милый друг, — Файз посмотрел на Азима и улыбнулся. — Будучи вторым сыном султана, Темур не мог унаследовать трон отца вперёд старшего брата. Потому он попросил у отца-султана дозволить ему основать на месте села Гулистан город и назвать его Арруж. Султан Масъуд удивился названию, и Темур объяснил это тем, что там он нашёл себе невесту, а синоним слова невеста на языке далёких предков это «аруж» и, если над последней буквой поставить черту в другом положении, то он преобразуется в слово «аруз» — стиль большинства стихов, которые он посвятил Ёсуман. После пышной свадьбы был основан город. Глава села и его сыновья с радостью уступили правление Темуру и объявили его мэром. Тысячу лет прошло с тех пор. Про историю любви Темура и Ёсуман написали много песен и стихов. Правда, я запомнил самые лёгкие из них, — признался Файз. — Но будь уверен, сын Аъзама, если ты каким-то чудом добудешь этот невиданный Чёрный рубин и станешь султаном, то твоя история точно затмит эту. Я тебе обещаю, что запомню все песни и стихи, которые сочинят про вас. Да что там, я сам посвящу вам стих! — обещал Файз.
Его рассказ увлёк Азима. Он невольно сравнил себя с султанзаде Темуром. Тот влюбился в девушку, красивую как жасмин; он же влюбился в девушку, прекрасную как тюльпан. Грудь Азима наполнилась тёплым, бурлящим чувством, когда он вспомнил про Зилолу.
В голове Азима также звучали слова Файза про то, что он может стать султаном, добыв Чёрный рубин. И вдруг он подумал, а что, если он не сможет? Что, если этого Чёрного рубина и в правду нет? Перед его отъездом многие сказали, что никогда не слышали о таком драгоценном камне. Что, если он потратит много лет на поиски несуществующего сокровища и не вернётся домой? Что, если он тоже пропадёт?
Эти вопросы усиливали в нём сомнения и наводили на него некий страх. Они толкнули его на унылое раздумье. Мысли снова привели его к вопросу об участи старика — куда же пропал Рахмон-ака? Всё ли с ним хорошо? И самое главное — жив ли он?
Заметив подавленное выражение Азима, Файз спросил:
— Что снова прокис?
Азим не ответил. Он лишь задумчиво посмотрел вперёд, где вдалеке от них безмятежно ехал на горделивом коне тот самый тип.
— Ох уж эти надменные бахриянцы, — Файз со вздохом покачал головой. — Считают себя прямыми потомками Далёких предков и потому с высока относятся ко всем народам Рахшонзамина… А иногда даже с презрением, — с осуждением проговорил Файз.
Азим посмотрел на Файза. По его взгляду было ясно, что он не слушал своего собеседника.
— Я всё же хочу догнать его и побольше узнать от него про дэва пустыни…
— Поверь мне, — резко, но негромко прервал его Файз. — Поверь мне, юноша, — с убеждающим тоном повторил он. — Не стоит этого делать. Он не скажет тебе больше, чем уже сказал. Я не верю в дэва и во всякую подобную чепуху, — слукавил Файз и сделал это, чтобы уберечь юношу от беды. — Может, потому что я никогда не сталкивался с этим… не знаю. Я верю в то, что я вижу. И тебе лучше не дознаваться про всё это. Найдётся твой Рахмон-ака, я уверен. Думай о своей возлюбленной. Думай о хорошем. Всегда думай о хорошем и плохое будет держаться тебя стороной.
Это ещё больше озадачило Азима. Почему нельзя спрашивать об этом дэве? Азим негодовал, но сам, не зная почему, не осмелился задать этот вопрос вслух.
Объехав повозки, их лошади стали ехать чуть быстрее по дороге, петлявшей среди зелёных полей. В наступившей тишине было слышно, как лёгкий ветер колышет кончики травы и как беспокойно жужжат пчёлы над цветками. Азим молча любовался красочной палитрой нераскрывшихся тюльпанов и других цветов, снова думая о Зилоле. Она столь же красива, стройна и «пышна», как эти цветы весны. Он сорвал бы огромный букет, будь его «тюльпан» сейчас рядом. Сказать бы ей, как он очарован её красотой, как он в неё влюблён.
— «А что чувствуешь ты, о несравненная Зилола?» — спрашивал про себя Азим. — «Ждёшь ли ты моего возвращения?»
Азим мечтал услышать её голос, с досадой думая о том, что им даже не позволили поговорить после сватовства. Он уныло вздохнул и захотел повернуть своего жеребца к холму и сорвать оттуда один тюльпан, чтобы хоть как-то унять бурление чувств в груди.
— Азим! — вдруг окликнул его Файз, задорным голосом. — За этим холмом в двух фарсангах есть яблоневая роща, — он с вызовом смотрел на юношу. — Кто прискачет туда последним, будет жуком вонючкой! — объявил он и тут же крикнув команду своей кобыле, Файз пустил её вскачь галопом.
Дорога, по которой они в это время ехали, пролегала у подножия невысокого холма и сворачивала направо за его западным склоном. Азим не сразу понял, что Файз бросил ему вызов. А когда это до него дошло, Файз уже скрылся за тем склоном.
Азим крепче схватился за поводья и пришпорил жеребца в бок. Тот громко заржал, ожидая эту команду, и погнал на всех парах. Азим подумал, что причинил боль своему жеребцу, однако ему не хотелось обзавестись кличкой «жук вонючка». Мерзкая тварь, думая про себя, Азим ещё раз пришпорил жеребца, на этот раз не так сильно. Ничего, он утешит жеребца и угостит его яблоком, как только они доберутся до рощи первыми. Сколько угодно яблок.
До поворота за склон холма было две стадии от того места, откуда он погнал своего жеребца. Быстро преодолевая это расстояние, в Азиме проснулось чувство азарта и первенства. Каждым беговым шагом жеребца мысли о прекрасной Зилоле оставались далеко позади. Быстроногий жеребец, словно ветер, проносился мимо других путников, которых на этом отрезке было не так уж и много, что приводило последних в негодование.
Возбуждённая улыбка прорезалась на лице Азима. Ему хотелось улюлюкать от восторга. С громким свистом и хохотом он пронёсся на своём жеребце мимо старушки за упряжкой фургона, которой оставалось лишь ворчливо покачать головой.
Азиму было не до побеспокоенных старушек. Догнать и обогнать Файза — вот, что сейчас имело значение. Чувство скорости полностью овладело Азимом.
На этой стороне холма дорога на две стадии тянулась на север. Затем она дугой, протяжённостью в шесть стадий, снова сворачивала на запад. На этом конце дуги Азим и заметил Файза. Его серая кобыла оказалась на удивление быстрой.
— Сейчас догоним, — уверенно проговорил Азим над ухом жеребца и прижался к его шее. — Быстрее! — прошептал он ему на ухо весело, возбуждённо и со смехом. Жеребец с удовольствием увеличил скорость.