Светолия
Шрифт:
– Что ты?
– переспросил Максим.
– Да так, ничего...
Охранники, глядя на людские массы, раздраженно поморщились. Один из них обратился к Сереже:
– Мы в метро не пойдем.
– Нет, мы в метро пойдем.
– решительно возразил Сережа.
– Ну не положено.
– как-то обиженно пробасила туша.
– Где записано, что нельзя?
– Нельзя, не полагается, не положено.
– Так, а мы вас и слушать не станем. Просто пойдем в метро и все. Что вы нас: скрутите, домой поволочите? Вас самих тогда скрутят, а мы скажем, что вы бандиты, хотели нас похитить!
– Сережа был настроен довольно агрессивно. Он действительно жаждал вырвать этим вечером, так как был истомлен городом и присутствием этих двоих не желающих ничего знать, кроме бесконечного высматривания и напряжения.
– С отцом будет разговор серьезный.
– начал было скучным и грубым голосом зудеть второй охранник, но ребята уже не слушали: они повернулись и быстро зашагали к дверям, в которое всасывался человеческий стремительный поток.
Томас испуганно вцепился Сереже в плечо, а тот, оглядываясь по сторонам, говорил Максиму:
– Ну, давай - показывай. Я здесь ничего не знаю.
Когда они спускались по эскалатору в разодранную туннелями плоть земли, Максим шептал:
– Верзилы на ступеньку выше нас: вон стоят - глаз не сводят. Ну, ничего: сейчас мы дадим деру. Ты главное слушай: сходим сейчас с "лестницы" медленно идем вдоль платформы, когда электричка подходит все идем-идем, а вот, когда голос услышишь: "Осторожно, двери закрываются", подожди еще секундочку, а потом в эти самые двери и прыгай. Здесь, главное, не упустить момент. Я это в одном "боевике" видел.
Так они и сделали: сошли с эскалатора и медленно пошли вдоль платформы. Народ клубился вокруг, голоса сливались в единый гул, а за мельканием серо-темных тел невозможно было уследить - словно кто-то стремительно перекручивал "кубик-рубик", да так стремительно, что едва пар не шел.
Позади сопели охранники.
– Слышь: давай на центр станции выйдем.
Сережа ничего не отвечал; шел совсем рядом от края платформы. Вот стал нарастать рев и мальчик увидел, как из черного зева несется на него железное чудище. Рев стал нестерпимым и Максим заорал ему на ухо:
– Вот это и есть электричка! Смешно смотреть: ты, как дикарь из леса, глаза вытаращил - мчится будто на тебя чудище - змея стометровая! Я такое тоже в фильме видел.
Электричка остановилась; двери пронзительно распахнулись и хлынули из них набитые под высоким давлением бледные, усталые человеческие особи.
– Слышь, стой!
– обиженно начал охранник; однако, Сережа взял Максима за руку и они пошли еще быстрее, проскальзывая между тел.
Томас пронзительно мяукнул, вцепился в Сережино плечо еще сильнее, расцарапал его до крови.
"Осторожно, двери закрываются!" - объявил неживой голос, однако народ только начал вбиваться в душное, железное нутро и Максим шепнул:
– Рано!
Вот платформа опустела: набитые вагоны стоят еще с распахнутыми дверьми, а вдоль в них идут быстро; да едва ли не бегут Сережа с Максимом: в двух шагах охранники...
– Ну, повезет, не повезет.
– шепнул Максим, когда они проходили около какой-то двери.
– С разбегу: три-четыре!
Они бросились в
Сережа был вжат в стекло с надписью: "Не п ис о ться", но все же ему удалось развернуться, увидеть платформу: там в нескольких сантиметрах от него, неслись, расталкивали вновь набирающуюся на платформу массу, охранники; были слышны даже их бессмысленные, крайне напряженные выкрики: "Стой!", но поезд уже ворвался в черный туннель.
– И с котенком сюда!
– раздался ворчливый женский голос.
– Уберите котенка-то! Кто вам...
– Сережа зажал уши и ничего больше не слышал.
На следующей станции они были вынесены из вагона людским потоком и Сережа уж думал бежать из этих подземелий, как Максим настоял на том, чтобы они проехали еще с несколько станций, сделали две пересадки, и уж после этого вышли в город - все затем "чтобы запутать следы, оторваться от погони".
Потому они вбежали в электричку и поехали дальше.
На второй пересадке случилось непредвиденное: Сережа, уставший от голосов, от рева железного чудища, от блеклых цветов, закрыл глаза, зажал уши и отвернулся к стенке. Максим же сам замешкался, рассматривая изображение лабиринта станций. В общем, он выбежал на станцию, а про своего друга стоящего с закрытыми глазами и ушами, вспомнил уже, когда двери захлопнулась и чудище начало разгонятся.
– Сашка! Слышишь!
– Максим забарабанил по окну.
– Тебя что ли?
– дотронулся кто-то до Сережиного плеча.
Мальчик повернулся, увидел Максима, но слышать, что он кричит уже не мог. На следующей платформе сошел, поехал назад, долго бродил по станции; потом, решив, что Максима в этой массе уже не найти, вновь сел в электричку, чтобы посмотреть, как бы побыстрее вырваться к городским окраинам...
Вот станция "Лесная" и как раз конечная. Сережа встал у стекла, осмотрел вагон: опять усталые, погруженные в себя или в ленивую беседу лица. Людей не так уж и много; большая часть, значит, уже успела рассосаться по домам.
Он прикрыл глаза, представляя себе, как совсем скоро побежит навстречу Светолии, как она расскажет ему еще какую-то быль, и он увидит эту быль, как живую между вечерних, темнеющих ветвей - то, что пока он доберется до леса наступит темень и то, что ждет его родителей - он тогда не задумывался. Слишком велика была жажда вырваться...
Проехали две или три станции, вновь обрушилась за окошками грохочущая темнота, когда раздался скрипучий старушечий голос:
– Помогите, бедной, одинокой! Дай вам бог здоровья!
Сережу не удивить было нищими - он видел их и на улице; потому, погруженный в созерцание лесных образов даже не взглянул на нее...
Однако нищая приближалась, и вот Томас вновь вцепился в Сережино плечо и зашипел:
– Ты что...
– обратился было к нему Сережа да тут и замер: он не поднимал головы и с той стороны, откуда надвигалось, выкрикивая свое: "Помогите" нищая - увидел краем глаза огромную, почти в человеческий рост, сгорбленную и, к тому же идущую на задних лапах крысу.