Светолия
Шрифт:
– Что случилось?
– Ты случился, Сережа. Или забыл, как с безумными глазами рухнул сюда; как в руках твоих менялось оружие, как ты жег, рвал этим оружием тех, кто стремился к тебе на помощь?
– Да нет - это не может быть! Это был сон!
– Но и прошлое виденье было таким же сном.
– Но ведь то был иной, уродливый мир!
– Понимаешь, этот мир есть, отчасти, твое воображение. Только, все дело в том, что все живущие в нем живут своей жизнью, в независимости от тебя. Просто мир этот ближе всего твоему разуму и здесь ты наделен великой
– Да - все эти морды перекошенные передо мной прыгали! Что же я сделал с русалками с водняным...?!..
– Твой мозг создавал образы, искажая тех, кто стремился к тебе на помощь. Твой мозг создавал оружие, которым ты и разил их - разил по настоящему, ибо такова твоя сила.
– Но... но...
– Сережа заплакал.
– глядя на прекрасные лики русалок. Какие же вы настоящие?
– Ты видишь нас в зависимости от состояния души. Сейчас - видишь в меру своего нынешнего развития, с высоты ступени на которой стоишь - белыми мышами с золотыми глазами. Разовьешься - увидишь этот мир иным - еще более прекрасным. Падешь - разрушишь здесь все и мы не сможем тебе противится - ты бог этого мира, хоть в нас и нет поклонения тебе.
– Но с кем же мне предстоит сразится?
– С самим собой, Сережа.
– Как?!..
– Тебе придется сразится с ним: он в самом тебе - в твоем отравленном разуме, Сережа!
Сережа протянул руки к мышиному королю, но было уже поздно: стены рассыпались в прах. Мальчик закричал, когда увидел вокруг мрачные, ржавые развалины.
Неожиданно он понял, что совсем рядом стоит кто-то полупрозрачный.
Первым желанием мальчика было, чтобы появилось у него оружие, которым он мог бы от этого призрака защитится.
Оружие у него появилось, зато он почувствовал, что слабеет, противник же напротив налился цветом, задвигался и теперь Сережа понял, что призрак - это он сам, со впавшими после проведенных у экрана часов глазами в которых напряжение, желанье обезопасить себя; желанье перебить всех чудищ.
– Нет! Нет! Это не правда!
Призрак стал меркнуть, но тут из какого-то дыры в земле, выпрыгнуло омерзительное чудище, все усыпанное клыками, все покрытое глотками, из которых вырывалось зловоние.
"Убить чудище, чтобы ничего не осталось от него!" - от этого желанья закружилась голова, в глазах потемнело, призрак же налился темным цветом; в руках его блеснуло оружие.
"Еще немного, и призраком стану я!" - понял мальчик, без сил упав в какую-то грязную лужу, под рисованным быстро плывущим небом.
Перед глазами мелькали, навертывались друг на друга тысячи старых образов; мириады лабиринтов по которым он бегал когда-то; мириады выстрелов по чудищам и кровь, кровь повсюду...
Мальчик застонал, обхватив голову покатился по твердой, холодной земле; при этом он стонал: "Всего этого нет... все это с экранов - мертвое, холодное; загоняющие в рамки этих экранов! Нет я хочу быть свободным! Прочь кровь из моей головы!"
Но
"Небо... небо..." - шептал он едва слышно, зато уж чувствовал как не он но призрак его, вооруженный оружием, жаждущий пройти еще сотню лабиринтов, размолоть сотню этих отвратительных, склизких созданий - как двойник этот заряжает оружие и уж стреляет в кого-то, отчаянно визжащего.
Мальчик крепко зажал уши и зашептал: "Ведь, всего этого нет. Ведь - это рисованное небо - просто соринка пред истинным небом! Вот облако: гора весноносное! Какое же ты было огромное, живое; как хорошо смотреть на тебя было!"
И тут Сережа ясно представил себе - это облако. Он просто закрыл глаза и представил; а потом, когда открыл, оно такое прекрасное уже плыло по рисованному небу.
Оно рассекала эти однообразные, безжизненные линии, точно плуг исполинский; словно шел там, по небу, некий могучий пахарь и вдавливал это мягкое облако в блеклые, экранные цвета и разрезал их...
Вот все небо разошлось и льется на Сережу свет неба истинного: нет теперь свет этот показался мальчику через чур ярким: вот наступил закат, а следом - звезд живые пылинки высыпали - миров бездна, просторов бескрайних глубина.
Понял Сережа, что окружают его поля, представил их себе ясно: далекие, нагретые благодатным солнцем за день, медленно на ветру колышущиеся; вздохнул тихонько, впрямь почувствовал ароматы этих полей; разжал уши услышал шелест трав; пение кузнечиков, и тихий, и радостный предсмертный стон кого-то.
Поднял голову: и впрямь вокруг травяное раздолье колыхалось. Опять на землю лег, смотрел на звезды, и все новые и новые крапинки средь них открывал, а как представлял себе, сколь велики на самом деле эти "крапинки" да какие до них просторы; так улыбался восторженно и вдыхал медленно опадающий из этой выси ветер.
Потом, он закрыл глаза и обнаружил себя стоящим в зале, где беседовала с метровыми мышами Светолия.
– А, вот и вернулся.
– Так здорово, Светолия!
– воскликнул Сережа.
– Совсем недавно все было так мрачно, а теперь... Светолия, после этой схватки я еще лучше все понял! Еще больше твой лес полюбил! Пойдем скорее погуляем там, среди деревьев! Ведь сейчас там солнце светит?! Да ведь?!
В том, что там действительно светит Солнце, Сережа убедился уже через несколько минут, когда птицей быстрокрылой, ласточкой весенней из залов выпрыгнул!
Нет - он не боялся подняться над островом, да и над всем лесом. И вовсе не удивлялся он всему этому: все выше над землею взмывал - он радовался жизни!
Вот увидел, вдали у горизонта облачко, и понесся к нему. Какой красивой, какой многообразной открылась ему тогда земля-матушка!
Он долетел до облака, пронесся по его белым граням, а потом поднялся еще выше, вдыхая в себя ветры; распевая птичьи песни...